Детские страхи не умирают,

Они перестали быть игрой.

I.F.K., Водобоязнь

История эта произошла летом. Я бы и сам в нее не поверил, если бы кто-то из вас мне ее рассказал. Нечто непознанное обитает в нашем лесу. Я знаю много баек о кричащих в темноте голосах, о бродящих в ночи фигурах, о потерявшихся мертвецах, которые ищут путь на тот свет. Свидетелем подобной истории мне и посчастливилось стать. Лучше бы вам сесть поближе к костру, иначе тот, кто стоит сейчас за кругом света, сможет до вас дотянуться.

Вот, так лучше. А теперь слушайте.

Наш сад находится далеко за поселком. Летом я каждый вечер хожу туда поливать клубнику, смородину и малину. Дорога занимает около часа. Можно идти по железной дороге, сначала минуя старое кладбище, потом новое, около которого на верхушке высокой сосны привязаны штаны. Эти штаны напоминают флаг, особенно когда дует сильный ветер. Кому вдруг пришло в голову залезть так высоко на дерево и привязать штаны? Не знаю, но они висят там уже года четыре. Их уже и ветер подрал, и мороз покусал, но они все висят, показывают то место, где нужно свернуть с железнодорожных путей и идти в лес, а через несколько километров находится наш сад. На новом кладбище похоронены мой отец и мой дед. С другой стороны железной дороги, напротив кладбища, стоит деревня Пикановка, где живут такие упыри, что хуже монстров из страшных книг.

Мотаться до сада и обратно – то еще удовольствие. Если ехать на велосипеде, то минут тридцать, но мой велик сломался после поездки на озеро. Еще до сада можно на электричке добраться, но она ходит только в обед, а в это время, да еще в жару, лучше в сад не соваться, можно сгореть на солнце. У нас на участке нет деревьев, где можно спрятаться в тени, только смородина, малина, картошка и клубника. Единственная яблоня погибла в тот год, когда папу сбил алкаш из Пикановки, многодетный батя, который воспитывает стадо таких же дегенератов, как он сам.

В сад ходить обычно мне нравилось. Потому что на обратном пути я заглядывал к Аньке, она жила в пятиэтажке напротив выхода из леса, где поселок пересекает железная дорога. Мы обжимались в подъезде, целовались, а потом я довольный шел домой. Но однажды я пошел домой через лес, хотел заглянуть на могилу отца. Бывает, я навещаю папу. Очень мне его не хватает.

Добрался я до кладбища, когда было уже темно. Прошел то дерево, где штаны привязаны. Иногда они хлопают на ветру так, будто с тобой говорят. А ведь им и правда там одиноко. Кладбище огорожено высоким забором из прутьев, и на ночь все входы закрывают. Но я знал один ход, напротив болота, где можно было пролезть между прутьев. Конечно, не я один знал об этом проходе, в чем я убедился через две минуты.

Я уже почти добрался до могилы отца, когда услышал чьи-то голоса. В той кладбищенской тишине голоса звучали зловеще, будто мертвые в могилах спорили между собой. Признаться честно, у меня задрожали колени. Но потом я подумал, что это копатели могил, которые работают ночью.

Однажды в нашем поселке история приключилась: одна девочка поспорила с парнями, что пройдет ночью через кладбище. Она пошла, но наткнулась на копателя и умерла от страха на месте.

Помня эту историю, я убедил себя, что эти голоса принадлежат обычным людям, нанятым, чтобы рыть ямы. Мне стало интересно, о чем они говорили. Казалось, будто они что-то не поделили. Ссорились, короче.

Я пригнулся, спрятался за могильными камнями и пробрался вперед. Увидел двух парней, на вид моего возраста, лет по четырнадцать каждому, маловаты для копателей. Один из них в яме по колено ковырял землю лопатой, второй стоял рядом, у второго была веревка в руках. Парень, который копал, жаловался, что устал, а второй говорил, что он тоже делом занят, иначе кто будет присматривать за нежитью. Мне стало на секунду смешно от этой картины, а в следующее мгновение я увидел еще одного паренька лет десяти и охнул. Он сидел на куче земли, голый и связанный.

Я даже примерз к надгробию от страха.

Думаю, они были из Пикановки, потому что матерились и называли друг друга странными словами. В Пикановке так принято, они имена вообще не используют. Парень в яме назвал другого Сисой и сказал, что пора бы ему замарать руки. Второй никак не хотел работать. У меня от матерных слов уши в трубочку свернулись. А голый мальчик сидел тихо, не дергаясь, пялился куда-то в темноту, иногда водил головой и смотрел стеклянными глазами, будто его опоили чем-то.

Я разозлился. Прямо на моих глазах два быдлана из Пикановки хотели закопать паренька в землю. Они народ странный, их сразу можно узнать по внешнему виду: челка до глаз, макушка лысая, морды круглые, огромные. У нас милиция даже выделила отдельную машину для патрулирования Пикановки, чтобы быстро реагировать. Там постоянно что-то случалось, то мужик бабе голову отрубит, то собутыльники сожгут кого-нибудь в печи, то кто-нибудь на соседском заборе замерзнет, зацепившись штаниной и повиснув вверх ногами. Не знаю, может, у них там поля отравлены, химикатами обработаны?

Я выковырял большой камень из земли и дождался удобного момента. Когда парень вылез из ямы и они встали спиной ко мне, я заорал, выпрыгнул из укрытия и бросился в атаку.

Я чуть не остановился, заметив кое-что странное: в изголовье ямы, которую они раскопали, уже стояло надгробие. Значит, парни вырыли чью-то могилу и хотели закопать парнишку вместе с трупом. Я подумал, что они исполняли какой-то сатанинский ритуал. В любом случае, надо было гнать их в шею.

Парни вздрогнули. Который повыше, прыгнул в сторону и приготовился драться. Я с него и начал. Второй наложил в штаны и сел на задницу от испуга. Я подскочил к первому и зарядил камнем в лицо. Он упал, и я пнул ему под зад. Он завизжал, как поросенок. Я снова пнул его, тогда он вскочил и помчался прочь, что-то крича, мол, помогите, демоны, мертвецы! Идиот деревенский.

Второй, который на задницу упал, сидел и хлопал глазами, бубнил себе что-то под нос. Сразу видно: из Пикановки. У нас в поселке про них часто говорят, это они на мотоцикле и в сапогах грязных приезжают на дискотеки с самогоном, а потом обязательно с кем-нибудь дерутся, и заканчивается все поножовщиной. А чем им еще заняться? Едва заканчивают девять классов, потом нигде не учатся, идут в армию, возвращаются в деревню, доят коров, колют дрова да бухают. Как раз подобный тип и сбил моего отца на старом ВАЗе, пьяный вдрызг, с полным багажником браги на продажу. Как же я их ненавидел. Я еще подумал, а может ли этот олух быть братом, или сыном, или родственником того мужика, который моего отца сбил? Разозлился я, накинулся на парня, а он орал:

– Изыди, проклятый! Господи помилуй!

И начал молитвы читать.

Ну, раз верующий такой, чего ж тогда парня-то закопать хотели?

Орал я на него: «Не по-христиански это!» Ну, думаю, чего с сумасшедшими разбираться. Поднял его и сказал, что если сейчас же ноги не сделает, то вышибу ему мозги. Он убежал, только пятки сверкали.

Остался я один на один с мальчишкой и развороченной могилой. Подошел к мальчику, заглянул ему в глаза, а он смотрел мимо меня. Видимо, так напугали его, что он дышал едва-едва, не слышно даже. Развязал я его, прикоснулся к нему, а он холодный, как лед. Ну, еще бы, ведь уже поздно было, темно на улице, замерз. Глаза такие пустые, как будто он слепой был. Ну, я подумал, отведу его в больницу, а там разберутся. А деревенщин я запомнил, хотел заявление на них написать.

Спросил у мальчика, откуда он и что случилось? А он молчал.

Я скинул с него последние веревки, огляделся, думал, может, одежду найду, увидел надгробие развороченной могилы и застыл.

С фотографии в рамке на меня смотрел тот самый паренек.

***

Последние слова Гоша прошептал. Повисла тишина, только в костре щелкали угли, ветер шумел где-то там вверху над деревьями и хлопала крыльями какая-то птица, забравшаяся на верхушку сосны.