- Ты платить будешь? - спросил торговец.
- Лей вино обратно! - распорядился парень.
Продавец со злостью выплеснул кувшин в бочку, парень, взмахнув мешком, выскочил из лавки.
"Гм", - подумал Неревен и через две минуты вошел вслед за парнем на пеструю плавучую веранду.
Парень вертел кувшин так и этак перед пьяной компанией и рассказывал, давясь от хохота.
- А что в другом кувшине-то было? - спросили его.
- Уксус, - засмеялся тот.
Большая лодка с чужеземцами подходила к пристани.
- А что это, - громко удивился Неревен. - Смотрите, заморские купцы все съехали со своего корабля. И с магистратами.
- Гражданство отмечают, - зло сказали рядом. - Вчера лаялись, сегодня помирились. Богач с богачом всегда договорятся.
Неревен глянул: визгливый голос принадлежал человеку, похожему на пузырь, без ушей, без носа, и кафтан бархатный, но грязный.
- Гражданство, - разочарованно протянул Неревен. - Да уж, теперь им нечего бояться. Да и вору-то слабо в самый канун заповедного дня на корабль залезть. Опять же - охрана в гавани.
Человек-обрубок со злостью плюнул в сторону освещенной харчевни с магистратами и торговцами.
- Это кто же воры? - встрепенулся он. - Богач бедняка законно грабит, а возьмет бедняк свое назад - так уши рвут.
Человек-обрубок заплакал. Он явно был пьян. Сосед его наклонился к Неревену и шепнул:
- Выгнали его сегодня с работы - вот он и бесится.
Неревен вздохнул. О богачах вообще-то человек-обрубок рассуждал правильно. Только вот уши у него были неправильные.
- Да, - сказал Неревен. - Говорят, весь корабль завален золотом. Разве можно такие деньги добыть честным путем?
- Колдовское золото, - горько сказал кто-то. - А его, если не дарить добровольно - пеплом станет.
Неревен сощурился.
- То-то и удивительно, что не колдовское. Сегодня в королевском суде их набольший на треножнике клялся, что не умеет колдовать.
Лодка покачивалась, ночь продолжалась.
Скрипнула дверь, на веранде показался еще один человек: желтый кафтан, бегающие глаза. Пристроился к честной компании, поманил пальцем "айвовый цветочек". Девушка, улыбаясь, села ему на колени.
- Слышь, Джад, - сказал человек-обрубок, - а заморские торговцы, оказывается, не колдуны.
- Пьян ты сегодня, Половинка, - сказал тот.
Прошло столько времени, сколько надо, чтобы сварить горшок каши. Половинка и Джад куда-то исчезли.
Неревен выбрался на верхушку веранды и стал смотреть в шакуников глаз. Заморские торговцы сидели в ста шагах, меж вышитых столиков, пили вино с городскими чиновниками и смеялись. Вдали, на волнах в серебряной сетке, качался темный корабль.
Но как ни вглядывался Неревен - никто к кораблю не плыл. Безумная затея сорвалась. Вторая ошибка за сегодняшнюю ночь. Первую Неревен сделал у холма в Мертвом Городе, глядя на стальную чечевичку. Он тогда подумал так: "Есть глаз Шакуника, можно сделать и ухо". А потом так: "есть амулеты - ворожить, есть и амулеты, чтобы подслушивать". Но глаз Шакуника - не амулет, а варвары из-за моря - не ученые. Но отчего же пришла в голову ложная аналогия?
Неревен уже было повернулся уйти, но тут один из купцов вскочил и стал вглядываться в темноту. И тут же с корабля что-то вскричало, полыхнуло, - в серебряную воду с визгом катились две тени.
На берегу всполошились. Неревен бросился вниз, к гавани, забыв об аналогиях и силлогизмах. Вот теперь, ища воров, лавочники каждый куст оглядят. Десять ишевиков стоил утром Неревен. Чего будет стоить Кукушонок, застигнутый среди ржаных корольков?
И все же - чего испугались воры на корабле? Почему заморский торговец заметался раньше общего переполоха?
9
Айлиль прибежала к брату и рассказала ему правду об Арфарре - то есть то, что говорил Неревен.
Глупый эконом Шавия сказал, что советник стремится к справедливости и общему благу, а Неревен объяснил, что советник стремится к мести... Неревен рассказал правду, потому что такое правда? Это то, о чем можно спеть песню. Можно спеть песню о человеке, хотевшем мести, а кто слышал песню о человеке, хотевшем справедливости?
"Справедливости" можно хотеть на вейском. А на аломском и слова-то такого нет. Есть слово "справедливый". Но опять-таки нельзя быть "справедливым" просто так. Если ты, скажем, "справедлив" к истцу, то тем самым несправедлив к ответчику. Арфарра составлял грамматику аломского языка, там было сказано: у аломов прилагательные, как глаголы, бывают переходные и непереходные, "справедливый" обязательно требует дополнения. "Справедливый" к кому?
Айлиль повторила слова Неревена, заплакала:
- Сколько людей не может выбрать между верностью клятве и верностью королю! А если б могли - мир бы остался совсем без песен. Была бы одна роспись на стенах. Дивная, как в покоях государыни Касии.
Король велел позвать Арфарру: тот еще не возвращался с дамбы.
И еще этот сон графский... Сну, впрочем, король не верил. Король рассердился, потому вдруг молвил:
- К вам, сестра моя, сватается экзарх Варнарайна.
Девушка побледнела и упала в обморок. Подбежали с криком прислужницы.
Король сжал зубы: "Значит, правда, о ней и Кукушонке. Не будет, однако, горевать о разорванной помолвке. А если через шесть лет... Экзарх глупец: сколько войн начиналось оттого, что король обижался за обращение с сестрой или дочерью в чужих краях. Ни за что так охотно не воюют верные, как за честь госпожи".
Варай Алом поднялся в башню к старой женщине, прижался лицом к холодному стеклу и сказал:
- Великий Вей, что за страна! Только во время войны они и слушаются короля, и они наглы передо мной, а Арфарра со мной хитрит. Пришел граф Най и рассказал мне, что видел во сне Золотого Государя, который отдал ему печать государственного канцлера, и старый Цеб Нахта был с ним. Цеб Нахта подтвердил этот сон и показал печать, и сказал, что Золотой Государь назвал Арфарру шпионом империи. Кому отдать ее, графу Наю или Арфарре?
Ведь граф Най, клянусь божьим зобом, глупей настоящего енота, а Арфарра рад продать меня горожанам и торговцам!
С башни был виден весь ближний мир: горы, как кони, сбежались к морю, вытянули морды, пили; костры на небе, костры в городе и в замке. А это кто сел на игреневого иноходца, как козел на бочку? А, это морской торговец...
