Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Арфарра очень жалел, что в свое время не принял должности первого министра, - а теперь новые перестановки выглядели бы подозрительно, да и Арфарра бы скорее умер, чем попросил Киссура поменяться ролями.

В эту зиму Арфарра спал по четыре часа в сутки. Судьба страны висела на волоске, и Арфарра знал, что если он будет спать по шесть часов в сутки, волосок оборвется и мир погибнет, а если он будет спать по четыре часа в сутки, то, может быть, мир уцелеет. И Арфарра спал по четыре часа.

Каждый день Арфарра, надушенный и благоухающий, в парадной шапке, встречал варваров и чиновников у Синих Ворот, совершал с ними положенные обряды и приносил установленные жертвы, обходил городские дома призрения, кланялся мастерам в цехах и учрежденном им выборном городском совете, давал роскошные пиры, на которых улыбался, произносил речи, приветствовал дорогих гостей и сам почти ничего не ел.

А вечером через его кабинет шли чиновники, просители, тайные послы, соглядатаи, прожектеры. Большая часть его секретарей были помощниками Нана, и большую часть того, что он делал, он находил в планах Нана, - но Нану не приходилось иметь дела ни с варварами, ни с отложившимися провинциями, ни с финансовой катастрофой, последовавшей за великим биржевым крахом, который разразился сначала из-за революции, а потом из-за того, что рынок испугался гражданской войны. Ну кто, в самом деле, станет покупать акции кассанданских копей, если эти чертовы копи зальет водой во время военных действий?

Арфарра, министр финансов, мучительно сознавал, что финансы за эти двадцать пять лет стали совсем другие. Чареника и Нан, плававшие в этом, как рыбы в воде, напридумывали самых удивительных вещей, так что раньше казна была деньги, а теперь казна стала - кредит.

Чтобы покрыть дефицит, Арфарра сделал то, что хотел сделать Нан: он стал продавать государственные земли в частную собственность. Это была одна победа, и вскоре за ней последовала другая: мятежник Ханалай отправил к нему послов. Те самые богачи, которые толкнули его на мятеж, видя скромную политику Арфарры, застеснялись своего неразумия, и теперь между Арфаррой и Ханалаем ходили гонцы, ряженые контрабандистами.

Арфарра не забыл страшного урока, который преподал империи покойник Андарз, подложив под дворцовую стену порох для фейерверков: он и сам четверть века назад выкидывал похожие штуки. У Нана был целый выводок молодых чиновников, сведущих в насилии над природой: под присмотром Арфарры они продолжали мастерить всякую утварь для убийства. Некоторые из ученых, собранных Арфаррой, имели доступ к материалам экспедиции, давным-давно побывавшей на Западных островах. Арфарра также пытался разузнать о событиях, связанных с мятежом Харсомы: множество людей было арестовано, но с мягкостью, вошедшей у Арфарры в обычай, выпущено на свободу.

Перед церемонией Плача о Хризантемах в столицу приехал некто Ханнак, управляющий Айцара и доверенное лицо Ханалая. Он очень благодарил Арфарру за разрешение привезти синюю землю из Чахара, потому что без синей земли не получается хорошего фарфора, и его маленький заводик совсем от этого зачах. Ханнак сказал:

- Поистине, наместник Ханалай не виноват в этом недоразумении! Вся смута началась из-за этого проповедника, яшмового аравана! Когда этот человек услышал, что вы стали первым министром, он испугался и подбил народ на восстание! Что мог сделать наместник? Если бы он сопротивлялся, его бы убили, как Фрасака: он решил примкнуть к мятежникам из одной только надежды сорвать их планы!

Они поговорили еще немного, и сочинили набросок договора, согласно которому Ханалай, в награду за верность государю, назначался единоличным главой провинции; а колдун и самозванец, яшмовый араван, выдавался в столицу для казни.

Вот они поговорили обо всем об этом, и Арфарра позвал чиновника переписать документ. Это был славный чиновник, один из секретарей Нана, и никаких иных провинностей, кроме того, что он ночами плакал о Нане, за ним не водилось. Но Арфарра это дозволял, и даже построил в память Нана часовню. Арфарра принял от этого чиновника переписанный документ и спросил его:

- Как ты думаешь, подпишет Киссур эту бумагу или нет?

- Нет, - ответил чиновник, господин министр эту бумагу не подпишет.

- Что же он скажет?

- Он скажет: нечестное это дело, казнить невинного и щадить виновного.

- А что он подумает?

- Он подумает: Арфарра все равно собирается воевать с Ханалаем, но только не моими войсками, а своими инженерами. Пусть господин Арфарра решает дела мира: а дела войны буду решать я.

И как маленький секретарь сказал, так оно и вышло.

Да, раны революции и мятежа понемногу зарастали, - и никто, кроме самых доверенных лиц, не знал, чего это стоило Арфарре, и что скрывалось за его неизменной улыбкой и неизменной работоспособностью.

Только ближайшие секретари знали, что среди ночи Арфарра иногда ронял из рук бумаги и начинал биться в нервном припадке. Тогда бежали за врачом, заворачивали министра в мокрые простыни, насильно укладывали в постель и отворяли в душной, благовонной комнате окна.

Молодой секретарь садился рядом, министр постепенно успокаивался и засыпал. Ему снился один и тот же сон: он играл с Клайдом Ванвейленом в сто полей, и они никогда не могли доиграть до конца, потому что Арфарра приказывал арестовать Ванвейлена слишком рано. Тут Арфарра начинал кричать и метаться, и один секретарь держал его голову, а другой - поил полынным отваром. Старик плакал и засыпал вновь. В такие минуты обоим секретарям казалось, что старика окружают души тех, кого он казнил или убил, - сотни и сотни душ. Но, как мы уже сказали, секретари ошибались. Люди, убитые Арфаррой, в сущности, никогда не навещали его. Наверно, они боялись его после смерти еще больше, чем при жизни.

Добром это кончиться не могло, и в середине зимы Арфарра опасно и тяжело заболел.

16

Киссур сидел в ногах Арфарры и рассеянно глядел на медальон. На эмали был нарисован молодой довольно человек, рыжий и голубоглазый, в одежде королевского советника. За ним стоял большой сосуд о четырех лапках и с женским лицом, - алтарь богини Правосудия. Одной рукой человек, с важным выражением на лице, указывал на сосуд, а в другой держал шелковый свиток. Это был некто Клайд Ванвейлен, которого, вместе с Арфаррой, считали убийцей отца Киссура.

455
{"b":"79232","o":1}