Какой горец может ограбить Харайн больше государя? Сколько бы ни отнял Маанари зерна - ему и в голову никогда не придет отнять у земли ее силу. На площадях провозглашают, что воля императора заставляет расти рис, но любой чиновник знает, что воля императора способна лишь сгубить урожай.
В этом году урожай будет лишь на храмовых и государственных землях, которые я велел прочищать любой ценой. Я надеялся, что паводок будет обилен, но вышло наоборот. Это значит, что крестьяне мало соберут со своих полей, и в столицу полетят доносы. Я буду отозван, и вероятно, судим. Господин Мнадес выговаривает мне за жалобы, дядя норовит стушеваться, а араван Нарай, уж верно, показал вам доносы о разорении храмовых убежищ. Крестьянам выдадут хлеб из государственных запасов, и они будут благодарить императора, который снабдил их хлебом, отнятым в соседней провинции как раз для таком случая. А моя голова будет торчать из земли у аллеи Приятных Прогулок, пока не порастет травкой, для торжества правосудия.
Нан смотрел на наместника рассеянным взглядом. Изо всего сказанном его заинтересовала лишь одна фраза. Она объясняла многое из того, что произошло в Иров день. Остальное было словоблудием плохого чиновника и хорошего софиста.
- Чего ждет князь Маанари?
Наместник потер руки. Голос его стал внезапно визгливым.
- Ждал! Ждал, инспектор, а не ждет! Но арест Ишмика за ставил меня поспешить и сейчас, в эту самую секунду, в лагере убивают военачальников, в которых я сомневаюсь. И известие об этом уже дошло до Маанари. Так что ваша жизнь очень скоро будет зависеть от того, как вы обойдетесь со мной.
Нан выбрался из уютного кресла и подошел к Вашхогу. Из кошеля на поясе он достал два сложенных листа. Наместник, скосив глаза, следил за ним с брезгливым торжеством.
- Мне одно непонятно, - спросил Нан, облокотившись о кресло наместника, - почему вы не отправились к горцам сами, а послали к ним сына?
Наместник вздрогнул.
- Боюсь, - продолжал Нан, - что тысячники Нинев, Вешаник, Лич и Минчев были арестованы ранее, нежели до них дошли ваши приказания. Вот их список, - узнаете руку вашего дяди? - и список этот был мне передан еще днем. Что же до вашего сына, то я побоялся отпускать его одного, темной ночью, в варварский стан, и даже не через мост, а через полузаброшенную арсамикову переправу. Мне пришлось, знаете ли, силой убедить его переночевать в моей судебной управе.
Наместник, как зачарованный, потянулся за своим письмом к князю. Нан быстро отдернул руку.
- Так вот, - тихо сказал Вашхог, - какие дела задержали вас. - И вдруг закричал:
- Что с моим сыном?
- Пока - ничего. Видите ли, я хотел бы лично повидаться с Маанари. Но боюсь, что меня подстрелят прежде, нежели я доберусь до его лагеря. Я спросил дорогу и пароль у вашего сына, но он не захотел иметь со мной дела, а посоветовал обратиться к злым духам, мне помогающим.
Нан не стал уточнять, что духи, по мнению Кирена, помогали инспектору с тем, чтоб отомстить не верившему в чародейство отцу. И рассказывать, как именно мальчик называл отца.
Наместник хрипло рассмеялся:
- Могу посоветовать вам то же самое.
- Пытки надежней ворожбы, - спокойно сказал Нан. Он знал, как добраться до князя. Но ему не хотелось давать лишнего повода для сверхъестественных сплетен, и любопытно было посмотреть, много ли стоит вызывающий тон наместника.
- Вы с ума сошли! О чем вы будете творить с Маанари?
- Попрошу его отвести войска, - улыбнулся Нан.
Наместник рассмеялся.
- Он сначала убьет вас, потом разгромит - все равно - войска Харайна, а потом убьет меня, потому что ему будет выгодно считать меня предателем.
- Я отправлюсь поговорить с Маанари, - сказал Нан. - Если я вернусь, я освобожу вашего сына. Так как мне найти Маанари?
- Лес Парчовых Вязов, часовня Лита, - пробормотал Вашхог. - Там ждут человека, который приедет на пегой кобыле, подаренной самим Маанари. Вы скажете этим людям, что вы от меня, и они проведут вас живым к князю. Только что вы ему скажете, чтоб он выпустил вас живым?
Пегая кобыла князя Маанари была превосходна, как все лошади горцев: высокие, тонконогие. Нан пересел на нее у переправы, распрощавшись со своими людьми и отдав им запаренного коня.
Луна Ингаль зашла, луна Галь еще висела на небе. Тростники по обеим сторонам двора топорщились еще гуще. Самого лодочника нигде не было видно. Нан заглянул под навес - так и есть, бочонков с соленой рыбкой уполовинилось.
Стражник, неловко орудуя шестом, оттолкнулся от южного берега, и Нан остался один на тихой Изумрудной дороге, по которой раньше ночью не ходили из-за разбойников, а теперь - из-за горцев.
Инспектор из столицы скакал мимо сизого леса, зябнущего еще от ночных холодов, мимо аккуратных непросохших полей, деревушек, согнанных к превосходному государственному тракту. Верный своей репутации колдуна, он тихонько разговаривал с талисманом, болтавшимся на шее.
Талисман вел разговор, не состоявшийся три часа тому назад. Пользуясь тем, что Келли читает ночные службы, инспектор подскакал на храпящем коне к монастырской ограде, о чем-то угрожающе пошептался с Роджерсом. Тот вынес ему из монастырского подземелья маленький тупорылый лазер, еще кой-какую чепуховину, и даже примиренно кивнул на прощание.
- Вы и вправду думаете, что Ир у горцев? - спрашивал талисман.
- Я не думаю, что горцы нуждаются в чуде, чтоб покорить Харайн. Я боюсь, что это Харайн нуждается в чуде, чтоб не быть завоеванным.
Талисман фыркнул.
- Так вот зачем вы отправились к ветхам в одиночку? Хотите организовывать чудо без просвещенных свидетелей?
- Да. Маленькое чудо местного значения. Если, - с некоторым ужасом в голосе прибавил инспектор, - убить императора Веи - это все равно, что проделать дырку в сите. А если убить князя Маанари, - это все равно, что проделать дырку в пузыре...
Поля, деревенька, опять поля, заброшенная кумирня под громадным вязом, украшенным ленточками...
Город ночью булькал, как казан с вздувающейся кашей, переполнялся теми, кто не знает, где найти ночлег, и теми, кто не знает, как повеселей провести ночь, шкворчал мясом жареным и мясом потным, пах благовониями и отбросами. Деревни ночью спали, а бодрствовали лишь в праздники, когда вершились обычаи предков, заказавших весной и осенью обновлять мир.
