Один из охранников, Ктай, протолкался к айцарову приказчику и осведомился насчет работы. Приказчик придирчиво оглядел его, остался доволен осмотром и тут же куда-то услал. Шаваш почуял подвох: как так, людей полно, а работать, что ли, некому, если первого встречного нанимают?

Сплетен и сказок было предостаточно, и прошедшее время уверенно заменялось в них будущим. Толковали про вечный Иров день, когда министр Иршахчана, судья Бужва, бог правосудия и пыток, перенесет свою небесную управу на землю и велит подчиненным пересмотреть списки смертных и бессмертных. И, пересмотрев, одних казнит, а другим выдаст вид на довольствие из вечно полных государственных закромов. Толковали, что каналы вновь потекут молоком и медом, только допрежь того им надо бы потечь кровью. Ибо кровь виновных - та вода, что орошает поля справедливости.

Толковали о столичном инспекторе, о том, как он, никого не побоявшись, нашел управу на всесильного Коона, и о колдовских его способностях. Тут-то люди Нана имели что порассказать, и снискали своей осведомленностью восхищение и доверие собеседников.

На улицах распевали песенки, сочиненные поэтом Ферридой в народном жанре "поучительного спора". Феррида был изгнан в Харайн из столицы полтора года назад. В песенке домашний кот спорил с императорским ихневмоном и доказывал, что коты - полезней мангуст. "Ты - священный зверь, а ешь тухлятинку, как шакал, - говорил кот, - и ты единственный зверь, который убивает больше, чем может съесть. Ты истребляешь змей, - но не забывай, что змеиный яд для тебя смертелен. А когда ты слишком размножаешься, ты начинаешь душить кур, а не змей, и крестьяне сворачивают тебе шею. Берегись, о императорская крыса!"

Судебная управа дышала всеми запахами и ароматами: всяк спешил с визитной карточкой и подарочной корзинкой. Шаваш извинялся за инспектора, пребывавшего в монастыре, и расспрашивал гостей сам.

Посетители церемонно кланялись. Речь их начиналась со сравнений: сравнения уподобляли чиновника из столицы волу с обвязанными копытами, которого выпускают на влажное поле, дабы вытоптать сорняки и сравнять землю... Их слова были почтительны и вкрадчивы. Они были унижены самим существованием столицы и возвышены самим разговором с человеком из центра мира.

Посыльный господина аравана принес скромную корзинку фруктов и с ней записку: араван Нарай ждет господина Нана ровно (так!) в час Росы.

Подарки господина наместника стоили столько, что если бы их продать, вполне можно было б купить небольшой чин при сельской управе. Наместник приглашал господина Нана в любое время. Кроме того, посыльный, - звали его Ишмик, - передал наместниково же письмо с просьбой освободить девицу Ниту. На письме стояла большая печать вишневого цвета и с полным титулом. С буквами были соединены всяческие звери земные и подводные, и по искусности изображения все сильно приближалось к божественности.

Ничего невероятного в том, что наместник отличал девицу для катанья верхом, не было, - но совершенно невероятно было, чтобы об этом умолчала сама девица.

Шаваш повертел письмо в руках. Посыльный видимо, неправильно истолковал задумчивость Шаваша, и вынул из рукава приятно звякнувший сверток размером с детский кулак. Шаваш немедленно накрыл сверток случившейся рядом папкой и всплеснул руками:

- Разве это просьба! Это пустяк! Вечно эти судейские хватают невинных людей!

И тут же вручил посыльному указ об освобождении девицы. Ишмик прижал указ к сердцу и покинул кабинет. Шаваш прошел на галерею второго этажа, раздвинул плети росовяника и огромных синих глициний и стал глядеть во двор. Секретарь наместника, Ишмик, уже нетерпеливо постукивал во дворе сапожками. Прошло немного времени, - двое ярыжек вывели девицу Ниту. Девица подбежала к посыльному, повисла рыбкой у него на шее и, кажется, зарыдала. Ишмик поднял ее на руки и понес со двора. Нес он ее как-то так бережно, что Шаваш даже позавидовал. Шаваш сорвал большую синюю глицинию, воткнул ее в волосы и вернулся в кабинет.

Все было как будто ясно. Ишмик с Нитой были любовники, и Ишмик попросил наместника замолвить за Ниту словечко. Господа, почему бы наместнику не исполнить просьбу своего слуги?

Все было ясно. Но. Во-первых, в "собственноручном" письме наместника имелось две грамматические ошибки. Наместник Вашхог был выпускником лицея Белого Бужвы. Выпускники лицея Белого Бужвы могут упиться в зюзю, но грамматических ошибок они не сделают.

Во-вторых, передав на словах такую безобидную вещь, как приглашение в гости, наместник скрепил официальной печатью письмо, которое Нан при желании мог бы использовать для доказательства его аморальности.

И в-третьих, что самое главное, - по доносу Шавашу было известно, что вчера наместник, во время пирушки, эту печать потерял. Или его у нее украли. Кстати, по тому же доносу выходило, что самоотверженный любовник Ишмик, который не побоялся поставить на поддельном письме пропавшую печать, занимается у наместника поручениями особой гнусности.

Отлично, господин Ишмик, отлично! Теперь вы у нас на крючке! Мы сунем вам письмо в глаза и кулак в зубы, и через две минуты мы будем знать о делах наместника все... То есть двух минут тут вряд ли хватит. Судя по объему жалоб, откровения ваши займут труд пяти переписчиков в течение этак трех часов...

Шаваш продолжал заниматься бумагами и принимать просителей.

Протоколы допросов бунтовщиков сгорели, а в оставшихся не разобрался бы сам восьмиглазый судья Бужва: умышлялся мятеж, нет ли. Из чего следовало, что судья сам толком не знал, какие выбивать показания и с кем он, собственно, с наместником или араваном.

А теперь судья мертв, и в соседнем зале возносят молитвы о его душе: да минует она благополучно все сто небес и займет свое место в управе великого Вея; да судит она споры туч и гор и посылает всем живущим высокую воду в каналах... И намерения покойника, как и всякого прочего бога, каждый толковал так, как это было выгодно его покровителю.

Впрочем, тема наместника возникла еще раз, вползши в кабинет вместе со старшим землемерным инспектором Ушвеном. Ушвен, делая круглые глаза стал жаловаться на кощунственные выходки наместника: шутка ли, в присутствии гостей заставлял своего любимца-мальчика изображать блуд со статуей Бужвы! А сын еще и еще лучше - участвовал неделю назад в церемонии в честь Иттинь...