- Точно так.
- А где же они получают товар в империи?
- Гм, - сказал писец, - это забавный вопрос. Действительно, где же они получают товар в империи?
И скорчил рожу.
- Да, - сказал писец, - я думаю, что это дело сильно тревожит высших сановников. Лет десять назад, при государыне Касие, я слыхал, в Осуе победила партия империи. И они предлагали подчиниться государю на тех же условиях, на каких они подчинились королю, то есть уважать их банк и их самоуправление, а взамен просили права беспошлинной торговли. И дело было уже почти сделано: но чиновники, направленные в Осую для принятия присяги, чем-то раздразнили народ. Чернь взбунтовалась, правителей повесили, изгнанников вернули, а чиновников выгнали из города без штанов.
Шаваш вздохнул.
- А что же случилось с чиновниками, которые упустили такой город?
- А что с ними случится? - возразил стряпчий, - вон, первый среди них был господин Нарай!
Шаваш угощал стряпчего еще некоторое время, пока тот не облокотился головой о столик и не заснул. Шаваш встал и пошел к выходу из харчевни. У выхода хозяин чистил медную корзинку на рыбьем боге.
- А слыхал ли ты, - спросил он у Шаваша, - что сегодня случилось в Десятой Управе? Господин Андарз угрожал мечом тамошнему судье, если тот дотронется до письма его жены! Вот что значит любовь! Неужели такой человек умрет спокойной смертью?
Воротившись в свое дупло, Шаваш вынул Дуню из клетки и насыпал ему семечек, а потом вытащил из щели дуба пакет, доставшийся от мертвеца, и стал изучать содержимое. Сомнений не было, - он держал в руках не документы и не деньги, а банкноты Осуйского Банка, с несколькими подписями на корешке и с квадратной красной печатью.
Билетов было тридцать штук, и на каждом стояла дивная сумма: двадцать тысяч, а на белом корешке каждого билета было написано: "ГОСУДАРСТВО ЕСТЬ ОБЩЕСТВО, УПОТРЕБЛЯЮЩЕЕ ДЕНЬГИ". Невиданные слова!
Шаваш положил пакет обратно в дупло, а Дуню - за пазуху, поцеловал его в мордочку и спросил:
- Как ты думаешь, Дуня, в чем больше скандала: угрожать мечом судье или иметь шестьсот тысяч незаконных денег? Мне кажется, что угрожать мечом судье хуже. Тогда почему господин Андарз так беспокоился об этих деньгах?
На это Дуня ничего не ответил.
2
Выйдя из дупла, Шаваш перебрался по мосту через реку и оказался в той части города, где он обыкновенно не промышлял. Здесь не было ни притонов, ни шаек: одни дворцы и управы. Высокие каменные стены были украшены резьбой и рисунками, подобными окнам в иной мир, над стенами виднелись верхушки садовых деревьев и репчатые луковки павильонов. Канавы попрятались в трубы под мостовой, и над улицами плыл запах хорошей пищи и диковинных садовых ароматов. Шаваш глядел на эти дома удивленно и жадно, как варвар, отправленный послом в осажденный город, глядит вокруг и удивляется, что такая красота есть на свете, и прикидывает, где лучше ломать стену и тащить добычу. "Если на небе и есть рай, - подумал Шаваш, то наверное, он находится прямехонько над Верхним Городом".
Шаваш дошел до Синей Улицы и стал смотреть: перед ним, словно занавес, подвешенный к небесам, взметнулись стена дворца государева наставника. В стене было четверо разноцветных ворот: синие, желтые, белые и красные. Сквозь синие ворота ходила прислуга. Сквозь желтые ворота ходили первых четырех чиновники. Сквозь белые ворота ходили чиновники с пятого по восьмой ранг. Сквозь красные ворота ходили чиновники девятого ранга. А когда своего наставника посещал сам государь, он не ходил через ворота. Ради него ломали стену, походившую на занавес, подвешенный к небесам.
Слева от белых ворот копошился народ: в доме господина Андарза был праздник: его брат, господин Хамавн, наместник Аракки, одержал очередную победу над варварами. Чернь сбежалась к уличным столам в ожидании своей доли. Господин Андарз, государев наставник, был уважаем народом за великодушие и щедрость. Вернувшись с победой из Аракки, он заплатил в тот год налоги всех городских цехов, а за пятьдесят тысяч горожан внес квартирную плату. Каждую неделю в его доме раздавали хлеб и мясо, а раз в месяц господин Андарз звал домой трех нищих самого гнусного вида, усаживал их на серебряную скамеечку и лично мыл ноги.
Пока Шаваш смотрел, меж толпы появился паланкин, сопровождаемый четырьмя слугами. Слуги несли в руках желтое знамя и перевернутые деревянные алебарды. Распахнулись красные ворота, - паланкин внесли внутрь. Перед глазами Шаваша мелькнули фонтаны, розовые колонны утопающего в зелени дома, и Андарз, идущий по дорожке навстречу гостю. Человек высадился из паланкина, словно драгоценный кувшин. Он был одет в строгий кафтан без знаков различия. Голову его украшала красная рогатая шапка, знак траура.
- Осуйский посланник, - сказал кто-то за спиной Шаваша.
- Удивительное дело, - добавили - вчера арестовали всех менял в Синей слободе, а Осуйских купцов пускают через красные ворота.
- А что это он в трауре?
- А племянник у него позавчера умер, - забасил стоящий впереди Шаваша человек, видимо, грузчик в Осуйском квартале. - Этот племянник год назад уплыл к Белым варварам, и пришло известие, что его корабль утонул. А племянник, оказывается, выплыл, месяц назад явился в столицу: весь в болячках, ухо драное, - вот болячки вздулись, и он помер. Нежный дядя ругался: лучше бы, говорит, ко мне корабль вернулся, чем этот оболтус!
- Страсть к стяжанию, - сказал кто-то, - губит тела и души. Море боги сделали для рыб, а не для людей, нечего по морю-то плавать.
- А еще кто-нибудь спасся?
- Еще один человек спасся, хозяин корабля - Ахсай.
- А ведь этого Ахсая вчера ночью убили: эк их всех!
Кто-то кинул в посланника редькой, но не попал.
Тут ворота закрылись, скрыв от толпы фонтаны и флигеля, и паланкин с желтым знаменем и зеленым кругом, на котором черные точки складывались в уже знакомую Шавашу надпись: "Государство есть общество, употребляющее деньги".
Стемнело. На вершине стены зажгли масляные плошки. Шаваш обошел стену кругом, взобрался на орех, и спрыгнул в дивный ночной сад, полный неясными шорохами и дальними вскриками гостей.
