Тут Даттам вспомнил, как двенадцать лет назад люди этого человека, которого звали тогда тысячником Маршердом, два дня пороли, в свое удовольствие, реку Левый Орх, потом разрушили дамбу, спустили воду, нашли в озерной тине огромного слепого дельфина-сусука, приняв его за речное божество, зажарили и съели.
Даттам глядел вокруг, на поля и и огороды, и страшная тоска сжимала сердце, и он чувствовал себя так, как чувствовали воины-оборотни Марбода Белого Кречета, погибая под стенами Ламассы; как старый дракон, который сам породил маленького человека, пастушка Хоя, и сам отдал ему в руки чудесный меч.
"Да! - думал он. - Твой сын не подарит невесте белого кречета канарейку он ей подарит, канарейку в клетке, и еще с упоением будет хвастаться, как удалось выторговать у продавца два гроша. Праведное стяжание! Да плевал я на стяжание, если оно праведно!"
Даттам глядел вниз, с желтого холма, на опушку болотца, где вместе с Янни прыгал по кочкам Сайлас Бредшо. Месяц назад, в одном из замков, на рассвете, рабыня и колдунья сказала чужеземцу во всеуслышание: "Знаешь, твоя жена будет самой счастливой!"
Для этого, впрочем, не надо было быть колдуньей.
Даттам склонил голову, прислушиваясь к разговору между старостой Маршердом и Клайдом Ванвейленом. Бывший тысячник хвалил экзарха за милость, - тот часто звал людей из посада и советовался с ними относительно будущего.
- А нельзя ли чего получше советов? - спросил Ванвейлен.
- Что же лучше? - сказал староста и оправил кафтан.
- Чтобы вы выбирали людей, которых отправляют к экзарху, и чтобы их мнение было для экзарха не советом, которого он волен и не слушаться, приказом. Делают же так в городах за голубыми горами.
- Ба, - сказал Маршерд, - враки.
- Почему враки? Или вы не слышали о таких городах?
- Ну вот и брешут, рассказывают то о людях с песьими головами, то про море, обратившееся в лед.
- Это опасно, - сухо сказал Ванвейлен, - считать брехней то, что не видел.
- Почему же не видел? - удивился Маршерд. - Каждый день вижу! У провинции две головы и те никогда не могут договориться. А если в ней будет сто голов?
А старая Линна сказала:
- Новый дворец государя стоил, говорят, двести рисовых миллионов, всех поскребли. А если в стране сто голов, - так, стало быть, сто дворцов и соскребут в сто раз больше!
- Однако, - раздраженно заметил Ванвейлен, - я понимаю, вы двенадцать лет назад не за свободу дрались, но ведь многоначалие у вас было.
Маршерд согласился, что при восстании, точно, бывает многоначалие.
- Однако ж, это, знаете, если постоянное восстание станет образом правления...
На том и порешили.
Перед обедом Даттам зашел в кухню, где мать Янни, нагнувшись, мыла и так чистый до блеска пол.
- Тетушка, - сказал Даттам, - время сейчас неспокойное. Лучше было бы Янни жить у меня.
У старой Линны был крутой нрав. Она выпрямилась и шваркнула Даттама мокрой тряпкой по щеке. Потом смерила взглядом шелковую куртку и расшитые штаны, уперла руки в бока и сказала:
- Ты уж, сыночек, не обижайся. Но если ты возьмешь ее к себе, то рано или поздно она залезет с тобой за полог с глициниями. И скорее рано, чем поздно. Так что пасись на других лужках... А кто этот чужеземец?
За обильным обедом Ванвейлен и Бредшо тихо переговаривались: как бы остаться в посаде.
Было почти несомненно: корабль лежит близ Козьей-заводи, и, испорчен он или нет, но сейчас случайно без присмотра. Но, увы, посадские явно не любили посторонних, а Даттам не собирался оставлять чужеземцев.
Жена хозяина, видимо, мать Янни, потчевала Бредшо и будто бы шептала себе под нос.
После обеда Даттам проводил Бредшо в его горницу и уселся у окна, под вышитым рушником. Отогнул занавеску и стал смотреть во двор, где Янни с матерью, подоткнув подол, выносили корм поросятам.
- Да, - сказал Бредшо, - красивая девочка, однако, она называет вас братом?
- Двоюродным. Она - дочь наместника.
Бредшо удивился:
- Что же, у наместника в управе о 358 окнах, не нашлось места для дочери?
Даттам оценивающе глядел на молодого человека.
- Дядя мой, - сказал он, - женился за шесть лет до восстания и всегда любил свою жену Линну. Любил даже тогда, когда стал пророком и тут пошло... - Даттам задумчиво побарабанил пальцами по столу, - как бы вам сказать, что пошло, - не столько свальный грех, сколько как у варваров, на празднике плодородия. Надо сказать, - тут Даттам опять поглядел в окно, где пожилая женщина в белой паневе и цветастой кофте подставляла под корову подойник, - Линна шла за мужем, как иголка за ниткой. Дралась при нем, людей рубила хорошо, и ни с одной бабой он без ее разрешения не переспал. После конца восстания, однако, - продолжал Даттам, - экзарх Харсома распорядился нашими судьбами по-своему. Меня вот постригли в монахи. А будущему наместнику экзарх предложил в жены дочь своего тогдашнего патрона, начальника желтых курток. Рехетта, разумеется, согласился. Браки такого рода формальная вещь, главная жена - почетная, а живет человек с той, какая нравится. Однако девушка из столицы оказалась особой с характером и вдобавок родила Рехетте двух сыновей; а у Линны после того, как она на втором месяце свалилась с лошади, да ее еще и потоптали, пока свои не прикрыли щитами, - у Линны детей больше не было. И тут во дворце наместника начались такие склоки, что Линна сама ушла. Сказала: "Не хочу, чтобы меня и мою дочь убили, а если я убью эту суку не миновать тебе беды".
Бредшо глядел за окно, где бабы судачили с женой и дочерью наместника. Было видно, что девушка держится чуть в стороне от них.
Даттам посмотрел на него и усмехнулся:
- Дикая девчонка. Местным парням всем отказала. За чиновника, говорит, не пойду. Наместник ее каждый месяц навещает, приданое посулил. Это, однако, большая вещь - хороший брак. Я, поверьте, весьма жалею, что не могу жениться.
Бредшо, наконец, сообразил, что Даттам его сватает. Только непонятно, о чем жалеет: о том, что сам не может жениться на Янни, или что не может породниться с каким-нибудь нужным семейством.
- Так как вам девушка? - повторил Даттам.
Бредшо покраснел до ушей, потому что быть Даттаму другом - значило и развлекаться вместе с ним, а легкий доступ к рабыням и храмовым плясуньям... ну, словом, Даттам привык прыгать с лужка на лужок.
