В: Revolution?

Л: Эту песню мы записали в 2-х вариантах. В то время в отношениях между нами росла напряженность. Я сделал медленную версию и хотел выпустить ее как сингл. Это было заявление о позиции Битлз во Вьетнамской войне и в вопросе революции. В течении многих лет Эпштейн запрещал нам высказываться о Вьетнаме и вообще о войне. И не позволял журналистам задавать нам такие вопросы. Но во время одного турне я сказал: "Я буду отвечать на вопросы о войне. Мы не можем игнорировать это". Я очень хотел, чтобы Битлз высказались по этому вопросу. 1-й вариант Джорджу и Полу не понравился. Они сказали, что темп очень медленный. Может быть, так оно было, если мыслить в терминах хита и

- 33

не-хита. Но Битлз могли себе позволить выпустить медленную, с разборчивыми словами версию в виде сингла, не думая о том, станет ли она золотым диском, или деревянным. Но они были раздражены моей связью с Йоко, а еще тем, что после нескольких лет спячки мой творческий потенциал снова вырос и я опять стал доминировать, как в ранние годы. Все это перевернуло тележку с яблоками. Я проснулся, и это им не понравилось.

В: Эта песня вдохновлена Йоко?

Л: Йоко вдохновляла все мое творчество. Она вдохновляла не песни, а меня самого. То, о чем я заявляю в Revolution - это мои мысли. Они и сейчас годятся. Я и сейчас о политике думаю то же самое. "Я хочу видеть план (революции)". Именно это я говорил Эдди Хофману и Джерри Рубину. Если это - насилие, исключайте меня из вашей игры. Не ждите, что я появлюсь на баррикадах - разве только с цветами.

В: Что ты думаешь о предательстве Хофмана? Ведь он примирился с истэблишментом.

Л: Он получил то, чего хотел: стал героем подполья для всех, кто все еще обожает любое проявление протеста. Сам я уже по-другому смотрю на эти вещи. Никсон, Хофман - это одно и тоже. Они все из той же эпохи. Конечно, я удивился, когда увидел Эдди на экране ТВ, но увидеть Никсона тоже было удивительно. Наверно, люди также удивляются, когда видят нас или меня. "Что они там делают? Что это - старая кинохроника?"

В: Новый альбом вы завершаете песней Hard Times are Over ("Трудные времена закончились на какое-то время"). Почему?

Л: Идея все та же "Дайте миру шанс". Мы здесь не призываем к неразумным действиям, просто мы говорим: "Дайте миру шанс". В Imagine мы говорим: "Вы можете представить мир без стран и религии?" Все та же идея, повторяющаяся все снова и снова. Но это позитивная идея.

В: Как ты относишься к тому, что люди ожидают от твоей пластинки, нового откровения, потому что для них ты вроде пророка?

Когда ты вернулся в студию, чтобы работать над "Двойной фантазией", твои фаны стали говорить: "Леннон был вождем в 60-е и в 70-е. Он и в 80-е будет вождем".

Л: Это очень грустно. Во всяком случае, ничего нового мы не говорили. Во-первых, мы это уже говорили. Во-вторых, это уже говорили 100 миллионов других людей.

В: Но в ваших песнях есть какие-то идеи, послания.

Л: Мы говорим одно: "Вот что сейчас с нами происходит". Мы рассылаем почтовые карточки. Я не хочу, чтобы это превратилось в такое: "Я Просветленный, а вы - овцы, которым я буду указывать путь". Опасно делать подобные вещи.

В: Особенно тебе.

Л: Вообще нет ничего дурного в желании следовать чьему-то примеру. У нас не могут быть знаменитые люди и люди, которыми восхищаемся, но нам не нужны лидеры. "Не идите за лидерами, не следите за счетчиками на стоянках".

В: Ты цитируешь другого лидера, Боба Дилана. Тебя не раздражает, что он снова вернулся в лоно христианства?

Л: Я не хочу комментировать это. Я не знаю причин, побудивших его сделать этот шаг, но в любом случае это его личное дело. Значит, ему это надо. Но вся эта религиозная телега страдает от лозунга: "Вперед, христианские борцы!" Слишком много разговора о борцах, о походах и новообращенных, но в буддизме есть одна черта, которой я восхищаюсь: в нем нет прозелетизма (стремления обратить всех в свою веру).

- 34

В: Ты был поклонником Дилана?

Л: Нет. Я перестал слушать Дилана обоими ушами после High..64 и Mond............., но даже и до этих альбомов я слушал его потому что Джордж заставлял меня сидеть и слушать.

В: Разве ты не искал, подобно Дилану, какого-то наставника, когда проходил курс "терапии первобытного крика" у Артура Янова?

О: Я думаю, Янов был Джону, как папаша. У Джона отцовский комплекс, он всегда искал отца.

Л: Был, дорогая. У меня был отцовский комплекс.

В: Как это понять?

О: У меня был отец, настоящий большой, сильный, вроде Билли Грейса, но когда я подросла, я увидела его слабые стороны. Я увидела лицемерие. Поэтому, теперь, когда я вижу что-нибудь такое, чем все восхищаются, нечто большое и удивительное - например, гуру или тот же первобытный крик - я к этому отношусь очень скептически.

Л: Она все время ссорилась с Яновым. Ему приходилось туго.

О: Я не ищу "большого папу". В мужчинах я ищу нечто другое. Я ценю в них нежность и слабость, так, чтобы мне захотелось им помочь.

Л: Я оказался очень счастливым калекой, которого она выбрала!

О: У меня есть материнский инстинкт, но я не стремилась обрести отца, потому что один у меня уже был, и я в нем разочаровалась. А Джон не имел возможности разочароваться в своем отце, потому что его не было рядом. Поэтому, он никогда не думал о нем, как о большом человеке.

В: Джон,ты согласен с этим?

Л: Многие из нас ищут отцов. Мой отец физически не был со мной. У большинства людей отцы и физически и ментально(Психически) далеки от них, то есть они всегда на службе или заняты другими делами. Поэтому все эти лидеры играют роль отцов-заменителей, будь то политические лидеры или же религиозные... Возьмем выборы президента. Мы выбираем своего папашу определенной собачьей своры папаш. Этот папаша похож на папаш рекламных роликов. У него красивые седые волосы, здоровые ослепительные зубы и пробор справа. Собачья свора папаш, называемая политической ареной, дает нам президента, мы выводим его на сцену, а потом начинаем орать на него, бранить, потому что Папа, оказывается, не может делать чудеса. Папа не может исцелить нас.

В: Итак, Янов был папашей. А кто еще?