— На гетероструктурах, — подхватил я, замечая довольный румянец на щеках профессора и член-корреспондента.

— Они прочные, — загудел вдохновленный бородач, — и никакая нить накаливания в них не стряхнется. Долговечные… Спектральная чистота и никакой инерционности. Сразу — раз! — и на всю яркость…

— Это ж какие индикаторы выйдут… — подал голос самый тихий МНС, зажатый в уголку.

— Товарищи! — расплылся я, замечая выглядывающих из приемной Свету с Алей. — Да вы даже не представляете, на что вышли! Индикаторы… Из светодиодов можно и лампочки делать, и фары! А если собрать светодиодные модули? С управлением от контроллеров? Получится плоская панель цветного телевизора!

Тут уж в дверях и Тимоша замаячила, и подозрительно сиявшая Рита.

— Причем, любого размера, хоть на всю улицу! — разливался я. — Поэтому сделаем так… За мной опытно-промышленная лаборатория и оборудование — товарищ Вайткус достанет всё, что можно и нельзя. А финансирование я и сам выбью. Мне просто позарез нужно, чтобы наш «Рубин» или «Рекорд» первым выпустил СИД-телевизор!

— Вот это по-нашему! — крякнул профессор и член-корреспондент. — Очень, очень рад нашему сотрудничеству, Михаил!

— Взаимно, — светски шаркнул я ножкой.

Все бороды разом расщеперились улыбками. Потискав мне руку по очереди — аж пальцы склеивались — младшие научные сотрудники удалились, шумно судача на недоступные смертным темы, а в кабинет проскользнула Рита. Затворив дверь, девушка бросилась ко мне.

— И-и-и! — запищала она, обнимая меня не слабее заросших физиков, и подпрыгивая на носочках. — Спасибо, спасибо, спасибо!

— Да за что? — слабо затрепыхался я.

— За путевку! За Прагу! За всё!

— Что, свекровка проболталась?

— Она по секрету! — Рита притихла на секундочку. — Я на радостях «Наполеон» тебе сделала! К вечеру должен пропитаться, как надо. Правда…

Я нежно провел ладонью по ее волосам — таким гладким, таким приятным на ощупь.

— Открой мне правду, красна девица…

Красна девица потупилась, розовея ушками.

— Ну-у… Сначала я хотела прибежать к тебе сюда и… Прямо тут, на столе…

— Отличная идея! — одобрил я. — Надо сказать Наташе, чтобы никого не пускала!

— Распу-утник… — ласково укорила Рита. — Так нельзя, это не по-товарищески. Мы здесь, а они там!

— Кто? — притворился я туповатым.

— Эгрегор! Это Тимоша нас всех назюкала. Помнишь, у нас тогда не получилось в «палатах»? Ну, чтобы всем гамузом?

— Да помню, конечно. Зина так переживает?

— Ну, да! Думает, всё из-за нее.

— Глупенькая… Ладно, зови всех сюда. Куда от вас денешься…

Девушка чмокнула меня в губы напоследок, и распахнула дверь.

— Врывайтесь!

Тимофеева, розовая от смущения, вошла первой, и я подмигнул ей, лишь бы взбодрить. Зиночка ответила неуверенной улыбкой, как будто проявляя свой характер, романтический и порывистый, скрытный, порой неукротимый. Когда она улыбалась, радуясь или смеясь, то выглядела обычной красоткой, как все. Но стоило ей не сдержать привычную робость, остаться собой — и Тимошины губки излучали истинное очарование.

— Ой, привет! — Альбина процокала к дивану, и уселась, оглаживая юбку.

— Привет, — Светлана примостилась рядышком.

Последней, заперев входную дверь, упруго вошла Наташа.

— Девчонки, — мягко заговорил я, — никто ни в чем не виноват. Вы все старались на «четыре» и «пять». А уж если у нас не вышло в то воскресенье, так это мне надо ставить «двойку»…

— Неправда… — буркнула Зина.

— Правда, правда… Мне приспичило направлять нашу общую энергию, а надо было просто помочь тебе. Так, давайте-ка сядем в кружок… — я придвинул поближе к большому дивану широкое кресло, устраиваясь сбоку. — Наташа, ты со мной… — девушка втиснулась рядом, розовея. Успокоительно глянув на Риту, добился сладкой улыбки в ответ. — Алечка, поменяйся местами со Светой. Ага… Всё, беремся за руки…

Податливая Наташина ладонь легла на коленку, я накрыл ее своей пятерней, а пальцами правой ухватил Ритину руку.

— Сосредотачиваемся… Не напрягаемся… Зиночка, Дюха еще в Горьком?

— Ага! — вызвенело. — На "ГАЗе"!

— Нормально! Не забудь только — ты не отдаешь энергию, а забираешь ее…

Тимоша побледнела, серьезно кивнув. Прикрыла глаза трепещущими веками.

Я почти видел, как Сила гуляет по кругу, перетекает из тела в тело, вихрясь и бушуя, проступая порой мерцающей, переливчатой аурой. Никогда не говорил девушкам, что над их склоненными головками нежно сияют нимбы — так являет себя психодинамическое поле. Хихикать начнут, смущаться… Хорошо еще, что комсомолки, атеистки по определению…

Мои глаза закрылись сами, окончательно погружая на зыбкую грань между сознанием и подсознанием. Я чувствовал весь эгрегор целиком — ментальное слияние было приятным уже потому, что требовало абсолютного доверия и открытости. Но именно «души нараспашку» укрепляли наш союз, ибо никто не был отягощен злом, и не таил в себе «темной стороны».

Я улыбнулся психодинамическому резонансу — наши сердца пульсировали в такт. И вот оно…

Зина сразу взяла верное направление, фокусируя солидный выплеск. Мы с девчонками даже «зрительный ряд» уловили — перед нашим внутренним зрением проплывали смутные формы «газонов» и «Волг». Вот только Андрюха Жуков не о машинах думал, а свою возлюбленную вспоминал. Как Тимоша, голенькая и гладенькая, неторопливо вытирается полотенцем в ванной, смутно улыбаясь в запотевшее зеркало…

Зиночка тут же оборвала паутинку связи, но мыслеобраз запечатлелся ярко и четко, и был настолько окрашен нежностью, что эгрегор даже загрустил, будто завидуя. Тимоша зарозовелась, смущенно опуская веки, но тут же дерзко глянула мне прямо в глаза.

«Прелесть!» — подумал я, и девушка уловила мою мысль. И расцвела улыбкой.

— Столько энергии растратила! — воскликнула она, стряхивая излишнюю стыдливость. — Аж кушать захотелось!

— А давайте чайку? — Наташа неохотно выбралась из кресла, и поправила юбку. — У меня полный термос!

— А поехали лучше к нам! — воскликнула Рита. — Как раз «Наполеон» поспеет! Поехали! Миш, довезешь нас?

— Поехали! — встал я, подхватывая куртку.

— Вы езжайте, — засуетилась Наташа, — а я на метро…

— Нет уж! — я дружески приобнял девушку за талию. — Как-нибудь уместишься с Ритой на переднем!

— Ага! — подхватила моя с воодушевлением. — Будешь коленками сверкать. Он это любит!

— Чучелко… — вздохнул я.

Подав всем шубки, я выпроводил девчонок, и запер кабинет. Понедельник, конечно, начинается в субботу, но на сегодня хватит.

Уморился, однако.

Воскресенье, 22 января. Вечер

Москва, улица Кравченко

Ресторан «Гавана» числился в модных заведениях, хотя, возможно, не дотягивал до «Арагви». Чтобы сюда попасть, надо было столик заказывать. Ну, или выстаивать длиннущую очередь из голодающих и жаждущих. А швейцар, собака такой, мог еще и не пустить, даже если были места. Зато, сунешь ему рубль, сразу — добро пожаловать!

Альбине всё тут было внове, и перспектива просто так истратить рубля три, а то и все пять, казалась ей дикой. Но Марсела Огандо, однокурсница и кубинка, уговорила-таки Ефимову.

«Чика! — радостно вопила она. — Сессию сдали? Сдали! Будем кутить! Какие деньги, чика? Мой амиго заплатит!»

Ритмы самбы и сальсы заводили — и словно уводили в нездешние края. Улыбки, смех, оживленный говор… Суп «Перла-дель-Сур», мясо по-сибонейски, да под «Гавана клаб», девять рублей бутылка…

Выйдя на улицу, Ефимова еще долго ощущала мягкое покачивание, словно не тротуар ложился под каблуки, а палуба яхты. Перед глазами мерцали карнавальные огни, в ушах долгим вибрирующим эхом колотились барабаны…

Альбина вдохнула морозный воздух, и свернула на Кравченко, убыстряя шаг. Зимой рано темнеет. Прямо, как на Кубе…

Легкий хмель бродил в ней, изгоняя привычные страхи. Днем, когда светло, Аля не испытывала той тревожной робости, что сковывала ее в темноте. Казалось бы, ночные опасности должны пугать и на свету, но именно зловещий мрак вызывал тошную неуверенность, легко переходившую в панику.