Уррий в сердцах стукнул себя по колену, тяжелая краснота залила щеки. Он опустил глаза, не зная что сказать на этот риторический вопрос и надо ли вообще говорить. Но решил быть честным перед невестой во всем, до конца, как должно рыцарю - ведь он рыцарь!
- Да, была, - сказал он. - Но я этого не хотел. И больше ее здесь не будет. Хотя, кажется, я ее тоже люблю. - Уррий понял, что зря это сказал и поспешил исправить оплошность: - Но тебя я люблю больше... честно... я хочу чтобы ты стала моей женой!!
Он робко положил руку ей на талию и прижал себе. Сердце на мгновенье замерло от восхитительного ощущения, что ее тело прижимается к нему, под рукой чувствовались под тонкой кожей ее косточки - такие хрупкие на ощупь, что, кажется, обними девушку посильнее и они хрустнут... Он нежно провел вверх по ее боку, кончики его пальцев уперлись в обжигающую плоть девичьей груди - мягкой и упругой, прохладной и теплой, маленькой, изящной и как мир обширной, непознаваемой одновременно.
Она рассмеялась - тонко и нежно, словно колокольчик прозвенел или ручей прожурчал и отстранилась игриво.
- Тебе совсем необязательно отказываться от нее, - сказала Лорелла. - Ты не выслушал моего отца. Если ты возьмешь меня в жены по нашему обычаю, то будешь обладать мной когда захочешь, в любой момент, только приди к озеру, к любому озеру, и я всегда твоя. Твоя жена. А на суше - женись на другой, я не против. И не могу быть против. Только наши дети будут подданными озера. Я хочу быть твоей женой, принадлежать тебе. Ты - необыкновенный. И я не хочу принадлежать никому из обитателей озера. Тем более мне противны утопленники, с которыми так любят забавляться мои сестры.
- Поэтому ты тогда спасла меня?
- Конечно. Я не против, чтобы у тебя была жена из людей, но в озере я не хочу делить тебя ни с кем! - в голосе ее послышалась твердость, которую Уррий от нее не ожидал почему-то.
- Но как я приду к тебе в озеро? - спросил Уррий. - Я же утону, стану утопленником...
- Глупый. Тебя посвятил в рыцари царь ста озер. Ты не можешь утонуть - ни в озере, ни в реке, ни в море. Даже в колодце не утонешь. Даже если захочешь этого.
- Все равно, - вдруг сказал Уррий. - Я решил: вернется отец, благословит нас и мы обвенчаемся.
Лорелла вздохнула:
- Я не хотела тебе говорить, Уррий. Сегодня мы с Майдаром гадали про твою судьбу. Тебе суждена королевская дочь, красивая блондинка, ты отдашь за нее жизнь, а она спасет тебя, у вас будет очень большая, великая любовь. Твоя любовь еще не родилась, Уррий.
Уррий немного помолчал и спросил:
- А ты? Ты, Лорелла? Какова твоя судьба?
Лорелла снова улыбнулась и сказала:
- Судьба обитателей озера не открывается никому. Или же ее не под силу узнать нашему Майдару, скажем так.
Уррий задумался, рука его перебирала золотистые волосы озерной девушки.
- Ты - моя великая любовь! - наконец сказал он торжественно. - Ты царская дочь, ты - блондинка, тебя люблю и на тебе женюсь! Я люблю тебя!
Она хотела что-то сказать, но увидела в робких лучах рассвета выражение лица Уррия, закрыла глаза и чуть подалась к нему, подставив блестящие губы, которые Уррию так хотелось целовать.
Он страстно впился в них, обстановка комнаты поплыла перед глазами, перестала существовать, в ушах зазвучала нежная мелодия, будто волшебная фея любви перебирала струны небесной арфы. Он хотел, чтобы этот поцелуй длился вечно...
Незаметно для обоих она оказалась лежащей на кровати, ворот сиреневого платья распахнутым, его сильная рука нежно коснулась ее груди. Сладкий стон вырвался из ее губ, сквозь поцелуй. Уррий открыл глаза и посмотрел на Лореллу - она боялась и жаждала его, ее тело дрожало, будоража кровь. Уррий наслаждался прекрасными мгновениями. Он коснулся нежно губами ее коричневого соска. И внезапно сел. Взял ее ладошку в руку и сказал нежно и в то же время торжественно-серьезно:
- Я люблю тебя.
Он подразумевал, что любит ее не только плотской любовью. Что не торопится взять у нее все, что она может дать. Что хочет обладать ею, да, очень хочет - но после свадьбы.
И еще - раз уж так получилось у него сегодня с Сарлузой, то он не желал в тот же день и на той же постели того же с Лореллой. Он сам не мог понять почему.
Лорелла поняла его чувства. Она тоже села на кровати, но ворот запахивать не стала, и не выдернула ладошку из его руки. Посмотрела на него нежно, провела другой рукой по его щеке и тоже сказала:
- Я люблю тебя.
Что еще надо говорить?! Можно до бесконечности повторять эти три слова и прекрасно общаться, понимая все, что объяснить иначе невозможно.
Сколько времени они так просидели, глядя в глаза друг другу и держась за руки, они не знали. За окном совсем рассвело, со двора донеслись первые утренние звуки, замок просыпался.
Идиллию нарушил странный шум из окна - испуганное конское ржанье и громкие голоса караульных.
Уррий встал и подошел к окну. Высунулся по пояс в узкое окошко. Увидел внизу сэра Бламура и сэра Бана. Лица их были мрачны и озабочены.
- Что случилось? - встревоженно крикнул Уррий.
- Прибежал конь Эмриса, - ответил сэр Бан. - Повод оборван...
Уррий отпрянул от окна. Лореллы в комнате уже не было. Он улыбнулся, вспомнив о ней, и тут же лихорадочно стал натягивать одежду. Надо во что бы то ни стало найти Эмриса и Ламорака! Они попали в беду! Может быть, их еще можно спасти - необходимо что-то предпринимать. Сейчас в лес, по следам коня Эмриса, отправится поисковый отряд - Уррий должен быть с ними. Просто обязан быть с ними!
А счастливая Лорелла вернулась к себе в озеро, и долго беспечно-весело кружила хоровод с глупыми плотвичками, не понимающими ее радости. Единственное, что омрачало ее счастье - это то, что она хотела сказать Уррию, когда он заявил, что Лорелла и есть его суженная из предсказания Майдара, но не сказала. Это несказанное было имя суженой Уррия. Не ее имя, другое - Рогнеда.
x x x
Пятое утро с момента заточения Эмриса, Ламорака и Триана в чреве Большого холма расцветало наверху, но пленникам казалось, что они провели в подземной тюрьме гораздо дольше времени - недели...
Они спали понемногу, но часто, сон был нервным и беспокойным, одна-единственная мысль владела ими - как вырваться из дьявольской западни. Убивать их не собираются - это ясно, иначе бы дали умереть с голоду.
