- А ты... - начал было пораженный Гудсберри, но ведьма выразительно кинула взгляд в сторону магического зеркала. Потом стрельнула глазами в сторону камина. Гудсберри сделал отвратительную дурашливую гримасу, должную означать, что он намек понял и сказал, плохо сдерживая восторг: - В этих местах гелиотроп не растет. Придется лететь в тропики. Скажем, в Элладу.

- Я готова, - произнесла Сарлуза таким голосом, что Гудсберри кинулся к камину и забрался в нетерпении в очаг, не взирая на горящие там поленья. "Ему что, он к адскому пламени привыкший," - подумала Сарлуза и взглядом погасила огонь в камине.

Она выбрала помело из стоящих в дальнем углу за камином, с толстым дубовым древком и из вымоченных в орлиной крови осиновых прутьев, погасила горящие ярким пламенем свечи в мертвых подсвечниках, и вслед за Гудсберри втиснулась в дымоход. Вылетев наружу, они тут же устремились к облакам, пока их не заметил кто-либо из местных жителей, случайно оказавшийся поблизости и пялящийся в небо. Досужие слухи им обоим были ни к чему.

Минут через пять к трещине, расширить которую они не могли, подошли Эмрис, Ламорак и Триан. Они теперь регулярно приходили сюда. Ламорак уговорил Эмриса вступить в переговоры с Сарлузой и в обмен на свободу принести ей торжественную клятву молчания обо всем увиденном и услышанном.

В подземелье - вечная ночь, в зале с голубым фальшивым небом вечный день. Они не страдали от голода: когда возвращались в гостеприимную залу, стол был сервирован заново, и продукты их ждали самые свежие. Но друзей мучила тревога за судьбу Уррия и непривычная праздность. Они начали планомерное изучение подземных лабиринтов, чтобы не сойти с ума, но мысль о свободе не давала ни минуты покоя не помогало даже хмельное заморское вино, от него тяжелела голова и заплетался язык, но веселее не становилось. Они не желали всю жизнь провести под землей, в чреве Большого Холма, а другого пути выбраться отсюда, как поговорить с Сарлузой, юноши придумать не смогли.

Но колдовская пещера вновь была пуста. Они не знали - ночь сейчас наверху, день ли? Они прождали полчаса и понуро двинулись обратно в пещеру с круглым столом, не дающим им умереть с голоду.

Сарлуза едва поспевала за Гудсберри, неистово мчавшимся вперед, к одному ему известной цели, средь плотных облаков. Даже лучшее помело Сарлузы позволяло ей лишь не отставать - так горел нетерпением подручный Князя Тьмы.

Сарлузу отнюдь не привлекала перспектива любовных отношений с Гудсберри, ее подташнивало от одной мысли об этом, но, во-первых, она надеялась этого избежать, а, во-вторых, дело превыше всего. Она не привыкла останавливаться на пороге. И если другого пути не будет что ж, она готова наступить на брезгливость и неприязнь. Главное расправиться с соперницей, тварью болотной, ничтожеством, тиной питающейся, коварно воспользовавшейся чужим колдовством и приворожившей ее, Сарлузы, возлюбленного.

Наконец, они приземлились на небольшой, удивительно красивой горной лужайке. Со всех сторон возвышались горы - чистые, нарядные, все в зелени, с устремленными к облакам снежными вершинами. Сама атмосфера этого прекрасного места внушала ощущение праздничности.

- Где мы? - спросила Сарлуза.

- Это мое любимое место, - гордо ответил Гудсберри. - Здесь мы в полной безопасности. Это Олимп. Вон за той горой дворцы Зевса и других местных божеств. У меня есть хорошие знакомые среди сатиров, так что наше уединение никто не потревожит. И длинный взгляд Белиала сюда не дотянется - чужая территория... - Гудсберри прямо-таки пожирал молодую колдунью жадным взглядом.

Сарлуза отвернулась, чтобы не видеть его масляные бегающие глаза.

- Кто это там закатывает в гору камень? - удивленно спросила Сарлуза. Собственно, это ее сейчас не очень интересовало, а если честно - не интересовало вовсе, но что-то надо было спросить, как-то поддержать разговор. Не оглушать же в лоб: "Скажи мне Формулу Абсолютного Совершенства и делай со мной что хочешь". В понятиях Сарлузы это было неприлично. И обстоятельства этого пока не требовали.

- Где? - спросил Гудсберри вглядываясь вдаль.

Ярдах в двадцати от них гора круто сбегала вниз. Напротив голой светло-коричневой стеной возвышалась скала. По насыпанному пологому склону с трудом закатывал наверх огромный гладкий валун высокий человек с длинными седыми волосами. Дорога, на которой трудился старец, выходила из пещеры, вход в которую казался черным разинутым зевом чудовища, а дорога - его высунутым вверх языком. С лужайки человек казался совсем крошечным - словно муравей толкает перед собой ягодину крыжовника.

- Это Сизиф, - пояснил Гудсберри. - Наказан местными богами. Давно, еще до Великой Потери Памяти. И нет ему прощения.

- За что? - равнодушно поинтересовалась Сарлуза.

- Никто уже не помнит за что. Когда он затащит камень наверх, тот сорвется вниз. Сизиф вернется и покатит его снова. Я как-то просидел здесь целый день, чтобы посмотреть сколько раз он добирается до верха. Представь себе - целых пять раз. Он и шестой раз покатил, но наступила ночь, в темноте было ничего не видно и я тогда плюнул на это занятие.

- Бедненький, - пожалела Сарлуза.

- Кто? - не понял Гудсберри.

- Ну не ты же! Сизиф этот твой. Трудно, наверное, такой здоровенный камень в гору закатывать.

- Трудно не это.

- А что?

- Трудно знать, что когда дело приблизится к завершению, когда победа будет близка, глыбина вырвется из твоей власти. И остановить камень нет никакой возможности - либо ложись под него и умри, либо начинай сначала. И с тем же результатом в итоге. Вон, на краю растут гелиотропы, пойдем научу как надо собирать.

- Нужны мне твои гелиотропы... - кокетливо сказала Сарлуза.

- А что же тебе нужно?

Сарлуза томно закрыла глаза.

Гудсберри, не веря такому подарку, подошел ближе и робко обнял ее за талию. Сарлуза подавила тяжелый вздох где-то в глубине души и затрепетала всем телом - якобы от его прикосновения.

- Я хочу, - медленно проговорила она, не открывая глаз, - я хочу... Обещай, что выполнишь мою просьбу.

Гудсберри уже распахнул блузку на ней и собирался стянуть совсем.