Я начал к ней подкатывать. При встречах стал выказывать, как мог для своего неумелого возраста, знаки внимания, приглашал в кино, пытался приобнять. Но она отстранялась, говорила мне:

– Шурик, у меня есть жених, я не могу…

Говорила она так, но видно было, что совсем отказаться от моего внимания она не хочет.

Во всех этих любовных делах, где существует масса условностей, я был не спец.

Становился я немного туповатым и не знал, что делать, как увлечь девушку и начать развивать отношения.

Я зашёл к ней. Она была одна. Мы сидели, пили чай, я шутил, и она с удовольствием смеялась. Но я уже больше не заводил разговоров о своих чувствах. Ведь получил отказ… Мы перешли к обсуждению этого страшного случая с гибелью девушки. И Нина сказала, что на самом деле, возможно, это самоубийство.

– Почему так думаешь?

– Да она вела дневник. Он остался у меня. Кое-что написано там…

Мы не были с ней очень близки, мало было общих знакомых, которых можно было отнести к совместным друзьям, но она обо мне, несомненно, знала много. Поэтому я решился попросить её:

– Нина, а не могла бы ты отдать мне этот дневник? Ты же знаешь, что я пишу, то есть хочу стать писателем, и мне могут пригодиться знания о людях. А в дневниках раскрываются личности больше всего.

Нина задумалась на какое-то время и всё-таки отнеслась к будущим моим претензиям на писательство очень серьёзно, иначе бы не встала из-за стола и не принесла из-за ширмы дневник этой девушки, отдала его мне. В этом жесте, серьёзном поступке, наверное, было многое из того, что говорило о её неравнодушии ко мне. Но мог ли я, бестолковый студент третьего курса, это понять и как-то использовать?

Я взял дневник и ушёл, поблагодарив Нину, и в этот раз не проронил и слова о своей симпатии к ней.

Дома на другой день я начал с интересом листать дневник. Но в основном в нем были типичные для молоденькой девушки тексты. И в целом это были не собственные её размышления, а всякая новомодная мура, которой насыщена жизнь в нашем быту. В дневнике находились слова популярных песен, рецепты блюд, гороскопы, советы, как вести себя с мальчиками, какие бывают поцелуи и другая дребедень, соответствующая интересам неопытных провинциальных девиц.

Но я, просматривая эти листы, невольно размышлял о главном: о том, как же могла она попасть под поезд. Сам я проходил иногда эту дорогу даже в таком состоянии, что и на ровной местности была опасность потерять голову.

Я вспоминал, как однажды шёл глубокой ночью этим путём. Расскажу по порядку… Было мне как-то одиноко и грустно, и я ходил по городу просто по гостям, ненадолго задерживаясь в домах своих приятелей. Последний мой заход был к старой знакомой, рано овдовевшей, моей ровеснице.

Она меня хорошо встречала, угощала водочкой, веселила рассказами, так что я мог бы (думалось, по крайней мере, так) спокойно остаться у неё ночевать. Но нечто взбрело мне в пьяную голову, и я решил уйти, пошёл дышать свободным вольным воздухом.

Домой мне не хотелось, а приключения взывали к беспутному, залитому алкоголем сознанию.

Я вышел от своей знакомой уже поздно. Было около полуночи. Но, как ни удивительно, по улице ещё бродили люди. И я даже встретил одного знакомого. Как он здесь оказался? Жил недалеко. И тоже новые приключения вели его неизведанными путями. Я даже не знал, как его зовут. Просто видел в родном институте. Но, встретив его теперь, крикнул:

– Привет!

– Привет, – откликнулся он.

– Ты с какого факультета?

– Я с ЗАРа.

– А я с эконома. Что, живёшь здесь где-то рядом?

– Да, я Костя со «стрелки».

– А я Шурик, с первой Дачной. Ты куда идёшь? – спросил я коллегу по учебному заведению.

– А никуда, так иду, – сказал Костя почти словами известного героя из мультфильма.

– А пойдём в общагу к бабам.

– Пойдём.

И мы пошли. Костя был трезвее меня. Во всяком случае, он не спотыкался и не мотался по дороге, по всей её ширине. Он находился в лучшем состоянии алкогольного опьянения, когда романтика приключений становится наиболее возможно осуществимой…

– Давай кому-нибудь настучим по роже, – предложил Костя.

– Давай, – согласился я.

– Я здесь всех бандитов знаю. Я – Костя со «стрелки».

– А я Шурик, с первой Дачной.

Да кого мы могли обидеть, добрые, дружелюбные и не склонные к насилию студенты? Но на всякий случай редкие прохожие, завидев нас издалека, переходили на другую сторону дороги или вообще поворачивали назад.

Мы пришли в общежитие. Но пропустить в него нас вахтёрша не захотела.

– Идите отсюда, – сказала она. – Время уже позднее, и не положено никого из гостей пускать.

– Да как так? – возмущался я. – Меня тут все знают. Я – Майоров, студент института…

– Да будь ты хоть самим Генераловым…

– Меня узнают во всей стране, – не унимался я. – А может, и во всем мире…

– А я тебя знать не хочу, – сказала как отрезала пожилая дама, работавшая раньше надзирательницей в тюрьме, и выпроводила нас за дверь.

Непреклонность вахтёрши заставила нас искать другие пути внутрь общежития. И они были. Мы подошли с торца здания. Там на окнах стояли решётки на первом этаже, а на втором были окна с простой форточкой. Сколько раз я таким путём проникал в помещение – не сосчитать. И как хозяин нового входа пригласил Костю первым забраться в апартаменты. Он не без труда одолел подъём. Настал мой черёд.

Множество попыток оканчивались ещё до второго этажа. Я был настолько пьян, что никак не мог скоординировать своё тело. Падал на землю – без ущерба для здоровья. И все-таки упорство моё было безграничным. Я добрался до второго этажа, осталось только перецепиться и схватить верхнюю перекладину рамы. Но… координация моя не была безупречной. Я сорвался и полетел со второго этажа. Упал на ноги. Почувствовал боль в ступне, и попытка встать была неудачной: нога сразу разболелась. И я понял, что забраться мне не удастся.

– Костя, – сказал я, – не могу подняться, кажется, сильно повредил ноги. Давай без меня там отдыхай, а я попробую добраться до дома.

– Да как же так, – вполголоса говорил со второго этажа Костя. – Может, ещё раз попробуешь?

– Нет, всё, давай, пока…

Я посидел в весенней подрастающей траве у края общежития и начал пробовать вставать. Сразу не мог подняться. А предстояло ведь идти тем путём через железную дорогу.

Делать нечего, где-то прыгая на одной ноге, где-то слегка на носок наступая, я добирался до трудного перехода. А тут ещё координация от моего пьяного состояния нарушена. Но если не везёт, то не везёт до конца. На рельсах, загораживая весь проход на другую сторону, стоял железнодорожный состав. И он стоял и стоял, и пьяное терпение моё не было беспредельным…

Я начал пробираться под вагоном. С неходящей ногой, в состоянии достаточной неустойчивости. Это было проблематично, тяжеловато… И выбирался из-под вагона я тогда, когда поезд уже тронулся…

А сколько раз здесь, именно в этом месте, я спрыгивал с поезда, возвращаясь из какой-нибудь поездки, чтобы не ехать до вокзала, а побыстрей попасть домой – отсюда ведь ближе. Я обычно знал, как спрыгивать с идущего поезда. Но иногда забывал, как это делается: то ли по ходу движения надо прыгать, то ли наоборот – назад. При неправильном прыжке, бывало, переворачивался через голову, и максимум, какие были у меня неприятности, – это царапины где-нибудь на руке…

Поэтому мне не верилось в возможность случайного попадания под поезд.

И вот в дневнике я дошёл до страниц, где его хозяйка, как и положено в таких тетрадях, стала описывать свою жизнь, некое впечатление от встречи.

«Я сегодня осталась одна, соседки по комнате уехали по домам. Я пригласила в гости к себе своих подруг из другого института. Они тоже поступили в этом году. Они пришли с парнями и остались ночевать у меня. Они спали вместе с парнями. А у меня до сих пор никого нет. Подруги обещали в следующий раз с кем-нибудь познакомить…»