Так долго я старался быть как все,

Но не вышло, я не знаю, стоило ли пытаться…

Я хотел исправить искажения этого мира,

Это убило часть меня, которая могла сопротивляться.

Боль ушла, осталось отрицание,

Я сбежал из этой тюрьмы,

Я должен себе жизнь.

Мне нечем ответить на эту страсть,

Гнев льется сквозь меня,

В этом мире есть свет, за который я буду сражаться…

Gojira – L'EnfantSauvage1

Даниэла едва успела приготовить кофе, когда ее срочно вызвали в операционную. Сегодня один из тех дней, когда за всю смену не удается выделить для отдыха и десяти минут. «День больших и малых катастроф», как любил повторять ее куратор, Эмиль Кларенс. С великим сожалением взглянув на вожделенный напиток с нежной кремовой пенкой, девушка быстро отпила из чашки и бросилась прочь из ординаторской. Когда на счету каждое мгновение, стоит ли сокрушаться о каком-то кофе?

Пошел уже третий год, как Дани работает в этой больнице хирургической медсестрой, а ей все еще больно смотреть на чужие страдания и смерть. Можно ли вообще привыкнуть к такому? Особенно сложно было смириться с гибелью людей в самом расцвете сил, не говоря уже о детях. Лишь работая тут, Дани осознала, насколько хрупко человеческое тело.

Дани тщательно вымыла руки и обработала их антисептиком, пока санитарка распаковывала для нее стерильную одежду, затем быстро надела при помощи той же санитарки в одноразовый хирургический халат и перчатки. В предоперационную вбежала помощник анестезиолога Дженни Джонс и быстрым движением выдавила на ладони порцию антибактериального жидкого мыла.

– Очередная авария, – сказала она, растирая ладони жесткой губкой и поглядывая в зеркало на завершающую приготовления Даниэлу. – Пациента доставили в частном порядке.

Дани покачала головой. Это означало, что о состоянии пациента ничего не известно, ведь его привезли не на оборудованной машине скорой помощи, а посторонние люди, скорее всего, свидетели аварии. А ведь от своевременных действий реанимационной бригады по пути в больницу зависело если не все, то многое, в том числе и ранняя диагностика. Любое неосторожное движение может серьезно навредить жертве аварии – вызвать смещение сломанных костей и разрывы внутренних органов.

В операционной царила организованная суматоха. Одна из хирургических медсестер, Клэр Смит, доставала из бикса стерильные инструменты и размещала их на передвижном столике. Затем она выложила рядом шприцы, иглы, бокс с тампонами, антисептические растворы и прочее и накрыла столик стерильной салфеткой. Дани много раз наблюдала за Клэр во время операций и каждый раз восхищалась ее самообладанием и способностью предугадывать действия оперирующего хирурга. Необходимые инструменты оказывались в его руке раньше, чем он успевал об этом сказать.

Эмиль Кларенс, заведующий хирургическим отделением, по праву считавшийся лучшим хирургом клиники, раздавал короткие и четкие инструкции. Это был высокий худощавый мужчина пятидесяти шести лет. В основном он брался за самые сложные операции, и его присутствие говорило о том, что случай очень серьезный. Ассистирующий хирург Мари Райт также была тут. Ей всего тридцать четыре, но о ней говорили как об очень талантливой и довольно опытной. Мари, несомненно, ждала блестящая карьера.

«Настоящую звездную команду собрали, – с удивлением подумала Даниэла, наблюдая за происходящим сквозь стеклянную перегородку. – Словно собираются оперировать сына президента».

Глупости, конечно. Люди, относящиеся к элите, получают лечение совсем в других клиниках.

Заметив Дани, доктор Кларенс указал ей на каталку, которую в это мгновение втолкнули в предоперационную два медбрата, и девушка без слов поняла, что от нее требовалось. На каталке лежал парень в черной облегающей мотоэкипировке. Шлем с байкера кто-то уже снял ранее. Пациента необходимо было раздеть, а эта задача не из легких. Просто так снять прочную кожаную амуницию вряд ли получится. Экипировка выглядела очень дорого, портить ее было жалко, но сейчас следовало думать о том, как извлечь из нее пациента, прежде чем он умрет от травматического шока.

Один из ассистентов уже расстегивал ремни мотозащиты, прикрывающей грудь и спину пострадавшего. Вооружившись ножницами, Дани бросилась к каталке и принялась за работу, стараясь не причинять пациенту еще больше страданий. Это был молодой парень, темноволосый, очень симпатичный, несмотря на искаженные болью черты лица, неестественно бледного и перепачканного кровью. Подозрение на множественные переломы, велика вероятность внутреннего кровоизлияния. Картина типичная. Шансы сомнительные. Раскинувшееся перед Дани тело совсем недавно было спортивным и сильным, а сейчас в нем едва теплилась жизнь, поддерживаемая лишь неведомой волей свыше.

Дани не сдержала вздох сожаления. Впрочем, кто она такая, чтобы рассуждать о чьих-либо шансах?

Дейн даже представить не мог, что на свете бывает такая выворачивающая наизнанку боль. То, что раньше было его телом, превратилось в пульсирующий сгусток страдания. Он даже не был уверен, что у него все еще есть тело – единственной его частью, которую он ощущал более или менее целостно, была голова. Сейчас он бы все отдал за благословенное беспамятство, но оно никак не наступало. Дейн не мог даже кричать – осколки ребер пробили его легкие, и теперь он буквально захлебывался собственной кровью.

Краем сознания Дейн отмечал, что вокруг него суетятся люди и что-то с ним делают, но он ведь не идиот и знает, что ему уже не жить. После такого не выживают. Неужели они этого не понимают, ради чего продолжают его мучить? Все это лишь оттягивает неизбежное, продлевая и без того невыносимую пытку.

Энди…

Чтобы поскорее добраться до вены, Дани первым делом освободила от одежды левую руку байкера, оказавшуюся почти неповрежденной. Пока она резала неподатливую кожу куртки, подоспевшая Дженни Джонс приложила к лицу парня кислородную маску, а Клэр Смит измеряла артериальное давление. Дани работала быстро и сосредоточенно, внимательно прислушиваясь к отчету Клэр, внутренне готовясь к развитию критической ситуации.

– Систолическое давление семьдесят три. Падает, – четко доложила Клэр. – Пульс сто десять. Шоковый индекс один и пять.

Дыхание парня было поверхностным и прерывистым, а волосы – влажными от крови. Дани стало невыносимо жаль его, хотя сейчас не было времени предаваться отчаянию.

– Ты обязан выжить, слышишь? – негромко проговорила она, продолжая орудовать ножницами. – Тебя ведь кто-то ждет и любит.

Словно услышав ее, байкер открыл глаза. Дани предполагала, что они будут темными, но радужка оказалась глубокого синего цвета. Зрачки расширились от боли. Парень пытался что-то сказать, но не смог, задохнувшись кашлем, на губах появилась розовая пена. Что? «Ангел»? Дани привыкла, что пациенты после наркоза нередко принимают ее за сверхъестественное существо, но этот парень больше чем кто-либо был похож на ангела с переломанными крыльями. Впрочем, ей наверняка послышалось.

«Ладно, ангел, держись, – со вздохом подумала Дани, нащупывая вену на левой руке. Она ввела катетер и закрепила его лейкопластырем. – Не знаю, за какие грехи и откуда ты упал, но сейчас мы делаем все, чтобы ты не вернулся обратно».

После многочасовой операции Дани не ощущала ни рук, ни ног. Смена выдалась одна из самых тяжелых. Ее ангел, как она прозвала про себя этого синеглазого байкера, все еще цеплялся за жизнь. Чудо, учитывая, в каком состоянии он оказался на операционном столе. После таких страшных аварий люди редко остаются прежними.