Но, с другой стороны, это запоздавшее на многие годы признание, как обворовало оно и нас, и писателя, вынужденного, как он писал сам, "зарабатывать на жизнь подсобными литературными и окололитературными работами"! Он много (и хорошо!) переводил с казахского языка; часто писал внутренние рецензии на произведения, отнюдь не требующие его энциклопедических знаний и его выдающегося писательского дара.

Ю. Домбровский в жизни был очень разный. Один - когда изредка появлялся в ЦДЛ; другой - когда штудировал книги в библиотеке или приходил в книжный магазин; третий - в любимом Доме творчества Голицыне, где ему работалось лучше всего; четвертый - в Алма-Ате, куда часто и надолго уезжал; пятый беседующий о чем-нибудь с любым из прохожих в любой географической точке, куда заносили его судьба или случай; шестой - дома; седьмой - с грибным лукошком в осеннем подмосковном лесу.

Внешне он, мало походил на писателя (как и всякий настоящий писатель!), хотя именно писателем был до мозга костей. Своим негромким присутствием в литературе Ю. Домбровский многих удерживал от фальши, от чрезмерного самолюбования и завышенных самооценок, учил объективному взгляду на происходящее вокруг. Даже если об этом прямо не говорилось. Однако личный пример Ю. Домбровского подразумевал, что жить можно и надо только так постоянно помня о великой, неизменной во времени Культуре.

Как бы отсутствующий в "текущем литературном процессе", Ю. Домбровский несомненно и всегда присутствовал в русской литературе, которой текущие проблемы и текущие запросы власть предержащих смешны из-за их гротескности и несоответствия запросам Истории.

Если вдуматься, то совсем не случайно "последние из могикан" серебряного века русской литературы Б. Зайцев и Г. Адамович отозвались на появление "Хранителя древностей": первый - письмом автору, второй рецензией на роман. И так же совсем не случайно в орбиту Ю. Домбровского оказались вовлеченными многие из видных современных писателей: Ю. Казаков и В. Лихоносов, В. Максимов и Ю. Давыдов, Б. Окуджава и Ф. Светов, Ч. Амираджиби и Ф. Искандер... Список можно длить и длить.

После публикации "Хранителя древностей" в "Новом мире" редакция журнала признала роман лучшим материалом года. Автор получил премию и пригласил Твардовского, Виктора Некрасова, некоторых сотрудников журнала отметить это событие в "Метрополе".

- Но все прошли, - рассказывал Юрий Осипович своему алма-атинскому другу Павлу Косенко, - а я разделся - и меня не пропускают: я, оказывается, в тот день пиджак не надел, прямо под пальто пестрая рубаха. Не пропускают ни в какую. Не знаю, что и делать, неловко же - пригласил... К счастью, Твардовский зачем-то выглянул. Увидел меня, понял, в чем дело, вздохнул, достал удостоверение депутата Верховного Совета, показал швейцару и метрдотелю: "Отойдемте сюда, в сторонку". Я и прошмыгнул. Твардовский - им: "Спасибо, больше мне от вас ничего не нужно". Потом мне говорил: "Ну, хорош! В каком бы положении мы оказались, денег же ни у кого нет..."

В этой жанровой сценке то существенно, что она показывает: Ю. Домбровского _можно было не пускать_. И не пускали.

И все-таки в результате он попадал! Будь то ресторан, будь то цель посерьезнее - литература, к примеру.

Через семь лет после смерти Ю. Домбровского в издательстве "Советский писатель" вышел солидный однотомник его прозы. В предисловии Юрий Давыдов, старый друг писателя, в частности, писал:

"Духовная продукция проверяется не числом учетно-издательских листов, а временем. Медленно, но верно происходит тайное голосование, решающее участь художника. Иные рукописи попадают в типографию тотчас - потому лишь, что промедли день, другой, и они - прах. Есть и такие, что могут подождать, - им предстоит долгое бытие. Приспеет срок, выдадут в свет Собрание сочинений Юрия Домбровского..."

Похоже, приспел. Начинается бытие, на которое произведения Ю. Домбровского и рассчитаны!