– Должен заметить, что вы подходите к делу как настоящий профессионал.
– Не стану спорить: готов признать себя фанатиком этики, – без ложной скромности заметил Драгомилов.
– Иными словами, готовы совершить все, что сочтете справедливым.
Глава бюро кивнул в знак согласия, и в кабинете повисла тишина.
– Вы определенно намерены кого-то устранить. Кого же именно? – заговорил наконец Драгомилов.
– Ваш рассказ до такой степени меня заинтересовал, что захотелось подойти к делу с особой осмотрительностью… например, для начала обсудить условия сделки. Наверняка существует прейскурант, обусловленный… ценностью объекта.
Драгомилов кивнул.
– Что, если мне необходимо устранить короля? – поинтересовался Холл.
– Короли тоже разные, соответственно, и цена варьируется. Ваш избранник – король?
– Нет-нет, это я так, для справки. Мой кандидат хоть и обладает огромной властью, но аристократического титула не имеет.
– Случайно, не президент? – уточнил Драгомилов.
– Нет, никакого отношения к политике он не имеет. Частное лицо. Так какова же будет сумма за его устранение?
– Думаю, сложностей не возникнет, так что вам это обойдется дешевле.
– Не совсем так, – возразил Холл. – Объект обладает недюжинным умом, острой реакцией и редкой сообразительностью.
– Миллионер?
– Не знаю.
– Пусть будет сорок тысяч долларов, – заключил руководитель бюро. – Конечно, после тщательной проверки сумма может увеличиться или, наоборот, уменьшиться.
Посетитель достал из бумажника пачку крупных купюр, пересчитал и положил на стол.
– Предположил, что вы предпочитаете оплату наличными, поэтому подготовился. Насколько я понимаю, вы гарантируете, что объект будет убит…
– Я никого не убиваю! – жестко возразил Драгомилов.
– Значит, гарантируете организацию убийства того, кого я назову.
– Такая формулировка более корректна. Да, но, как я уже говорил, если расследование подтвердит справедливость казни.
– Хорошо. Все понятно. Значит, это может быть любой человек – даже мой или ваш отец?
– Ваш – да, а у меня нет ни отца, ни сына.
– А что, если я закажу себя самого?
– Заказ будет выполнен наилучшим образом. За ваши деньги любой каприз.
– Но ведь завтра или через неделю я могу передумать…
– К сожалению, ничего изменить уже будет нельзя, – решительно ответил Драгомилов. – Как только приказ отдан, машина приходит в движение и остановить ее невозможно.
– Ясно. Но себя я устранять пока не собираюсь.
– Так кого же?
– Это некий деятель, которого знают в нашей стране как Иван Драгомилов.
Уинтер Холл произнес эту фразу спокойно, и так же спокойно собеседник на нее отреагировал, только заметил:
– Необходима более точная идентификация.
– Насколько мне известно, данный персонаж – уроженец России. Живет в Нью-Йорке. Блондин, совершенно бесцветный, вашего роста, комплекции и возраста.
Прежде чем заговорить, руководитель бюро долго смотрел на посетителя своими блекло-голубыми глазами.
– Я родился в селе Валенки. А откуда родом ваш объект?
– Вы удивитесь, но из того же села.
Драгомилов, не отводя от клиента пристального взгляда, медленно проговорил:
– Стало быть, вы заказали меня.
Не оставляя сомнений, Уинтер Холл кивнул.
– Поверьте, случай беспрецедентный, – заметил Драгомилов. – Должен признаться, что весьма озадачен: не представляю, когда я вам так насолил. Никогда прежде мы не встречались, я о вас даже не слышал, так что не могу даже предположить, каков мотив. К тому же, не забывайте, для исполнения заказа – иными словами, устранения объекта – необходимо неопровержимое и справедливое обоснование.
– Готов его предоставить, – уверенно отозвался Уинтер Холл.
– Но вам придется меня убедить.
– Сделаю и это. Идея родилась потому, что в ходе беседы мне стало совершенно ясно: что вы и есть то самое чудовище, которое возомнило себя чуть ли не Господом Богом. Следовательно, если мне удастся доказать социальную оправданность вашего устранения, заказ будет выполнен? Я правильно понимаю?
– Совершенно верно. – Драгомилов немного помолчал и вдруг улыбнулся. – Разумеется, ваш объект покончит жизнь самоубийством, а мы с вами находимся в Бюро заказных убийств.
– В таком случае вам придется отдать приказ одному из подчиненных. Насколько я могу судить, ему придется исполнить заказ даже под страхом собственной смерти.
Удивительно, но Драгомилова ситуация, похоже, забавляла: во всяком случае, обескураженным он не выглядел.
– Совершенно верно, и это лишний раз доказывает безупречную работу созданного мною предприятия. Оно способно действовать в любых обстоятельствах – даже столь неожиданных, как это. Вперед! Вы меня заинтриговали: оригинальный ход мысли, несомненное воображение, живая фантазия. Так будьте же добры, дайте этическое обоснование моего устранения из мира живых.
– Как известно, одна из заповедей гласит: «Не убий», – начал Уинтер Холл.
– Прошу прощения, – тут же перебил его Драгомилов. – Необходимо подвести незыблемую базу под дискуссию, которая в скором времени превратится в сугубо академическую. Суть заключается в том, что вам предстоит доказать следующий постулат: казнь оправдана содеянным мною злом, – но судить и принимать решение предстоит не кому-то другому, а именно мне. Так за какие же грехи меня надлежит устранить? Может быть, я приговорил к казни ни в чем не повинного человека? А может, каким-то образом нарушил мною же принятые законы, пусть даже неосознанно или случайно?
– Вопрос понятен и вынуждает меня изменить ход рассуждений, – парировал Уинтер Холл. – Прежде всего позвольте спросить: смерть Джона Моссмана ваша работа?
Драгомилов кивнул, и Холл продолжил:
– А ведь этот человек был другом моего отца, я знал его всю жизнь, с раннего детства, и уверен, что он никому не делал зла. Этот…
Уинтер Холл готов был продолжить свою пламенную речь, но поднятая рука и саркастическая усмешка собеседника заставили его замолчать.
– Примерно семь лет назад Джон Моссман построил масштабное здание фирмы «Фиделити» Но откуда же взялись бешеные деньги? Каким образом мелкий банкир консервативного толка внезапно создал целую сеть значительных финансовых предприятий? Должно быть, помните, какой огромный капитал остался после него. Интересно, откуда он его взял?
Холл хотел что-то возразить, однако Драгомилов жестом дал понять, что еще не закончил.
– Незадолго до строительства здания компании «Фиделити» некто Комбейн захватил фирму «Сталь штата Каролина», обанкротил и присвоил почти даром. Президент фирмы покончил жизнь самоубийством.
– Чтобы избежать тюремного заключения, – вставил Уинтер Холл.
– Его принудили к действиям шантажом.
Холл кивнул.
– Да, помню. Причем шантажировал один из агентов того самого Комбейна.
– И этим агентом выступил не кто иной, как Джон Моссман.
Холл хранил молчание, а собеседник тем временем продолжал:
– Уверяю вас, что могу это доказать, и докажу, но пока сделайте одолжение, примите мои слова на веру. Очень скоро вы убедитесь в их правдивости.
– Что же, ладно. Вы убили Столыпина.
– А вот здесь мы ни при чем. Это дело рук русских террористов.
– Честное слово?
– Не сомневайтесь.
Холл перебрал в уме все памятные преступления и совершил новый выпад:
– А Джеймс и Хардман – президент и секретарь Юго-Западной федерации горняков, – как быть с ними?
– Да, обоих профсоюзных лидеров действительно казнили мы, – признал Драгомилов. – Но что же здесь несправедливого? Что вас смущает?
– Вы гуманист, а потому должны ценить как сам труд, так и людей труда. Гибель руководителей организации стала огромной потерей для рабочего класса.
– Глубоко заблуждаетесь, – возразил Драгомилов. – Джеймс и Хардман были казнены в тысяча девятьсот четвертом году. В течение шести предшествовавших лет федерация профсоюзов не одержала ни одной победы: напротив, потерпела сокрушительные поражения в трех мучительных забастовках, – а за полгода после устранения лидеров шахтеры выиграли крупную забастовку тысяча девятьсот пятого года, и с тех пор вплоть до сегодняшнего дня продолжают одерживать победу за победой.
