Телефон в сумке брякает.

— Ксавье?

— Привет, — он хрипит. Заболел или пьян? Слышится музыка и голоса. — Сбежал… с вечеринки у себя дома. Как ты? Где ты?

— Я… сижу на тротуаре, — всхлипываю.

— Приедешь? Я всех прогоню.

— Нет, давай просто поговорим.

Я медленно бреду по тротуару, а в наушнике гарнитуры Ксавье рассказывает какую-то чепуху. Ксавье не понимает. Не понимает.

— Понимаешь?

— Что?

— Я влюбилась, Ксавье. Очень, очень сильно, — вздыхаю я. Стою на набережной, опираюсь об ограждение и свешиваюсь вниз так, что волосы касаются каменной кладки, и мне нравится за этим наблюдать. — Может волосы обрезать? Женские привычки, обрезать волосы, когда приспичит влюбиться. Я так влюбилась. Я дышать не могу…

— Соль?..

— Нет, нет, Ксавье. Я правда… А я ушла. Представляешь? Не стала слушать… Мистер Ли — это Тигр. И я ушла, когда узнала. Он меня не хочет. И не любит. Я ему совсем не нужна. А может, и нужна. Просто нужно немного побороться? Как думаешь?.. Нет, не любит…

— Уверена?

— Нет…

— Спроси. Прямо спроси. Не откладывай, — он говорит, а я совсем не слышу в его словах искренности. Он не верит, он хочет советовать мне побег.

— Дышать не могу, — повторяю я и скатываюсь на мостовую, прислонясь спиной к ограждению. — А если нет?..

— Ты — лучшее, что было в его жизни. Просто он тебя ещё не знает, дурочка моя…

— Ты иди, хочу побыть одна, — вздыхаю и отключаюсь. И тут же телефон звонит снова. Ксавье не хочет прощаться. Скидываю. Один раз, другой, третий.

А потом беру и швыряю телефон в воду, и только в последнюю секунду, когда рука уже занесена, и телефон отрывается от пальцев по направлению к воде, понимаю, что звонил не Ксавье, а мистер Ли.

Мне. Звонил. Мистер. Ли.

Он обо мне думает.

Думал.

Звонил.

Пока я не утопила телефон.

Глава 31. Секс в большом городе\Клуб "Би Соейр"

На пороге моей комнаты стоит английская королева собственной персоной. Розовая шляпка, розовый костюм и изящные лодочки.

— Бабуля? — я сижу на краешке кровати и распутываю только что вымытые волосы.

— Я надеялась увидеть, как скончается мой дорогой супруг, но увы, он не осчастливил нашу бедную семью… И почему он всегда приезжает умирать в дом твоего отца? — бабушка жмёт плечами, неопределённо взмахивает перчатками, зажатыми в руке, и садится напротив меня в розовое кресло.

Лисель Тодд была немецкой эмигранткой, настоящей леди по праву рождения и аристократкой по принадлежности к семье Тодд. У неё были седые букли, один и тот же парикмахер в течение пятидесяти лет, один и тот же мастер маникюра и один и тот же портной. Именно эта элегантная женщина когда-то отдала свою единственную дочь Ингрид за бизнесмена и не аристократа Томпсона и именно она дала имя внучке.

В Англии Лисель быстро превратилась в Лисс, но юная аристократка противилась этому мещанскому имени и стала говорить: «Лисель Тодд, можете звать меня Сель!». Это «Сель», хоть и было весьма неловко произносить, звучало более менее благородно, а со временем превратилось в Соль, милое домашнее прозвище, солнечное слово, которое впрочем совсем не отражало действительности. Во внучке, бабушка Соль, выразила то, чего ей не доставало. Соль Томпсон должна была стать лучшей копией Соль Тодд.

— Как дела в Монако? — маленькая Соль предлагает бабушке кофе, проговариваю про себя я, как в детстве. Оглядываюсь по сторонам и понимаю, что ни одной чистой чашки в доме нет. Набираю Марте сообщение.

— Монако? Восхитительно! Быть может тебе стоит навестить меня? Эти каникулы, мм? — бабушка откладывает перчатки и откалывает шляпку, спрятав в неё заколки.

— Я поговорю с папой. Ты надолго?

— Думала, что дождусь кончины твоего дедушки, но Гаспар переживёт меня… — большая Соль мечтательно смотрит в пространство. Её, с юридической точки зрения, не могло интересовать наследство. Дедушка и бабушка развелись два года назад, после того, как дедушка завёл интрижку со своей престарелой секретаршей. Секретарша прожила ещё четыре месяца, после чего нашлась новая, но когда тебе за семьдесят, а твоим любовницам за шестьдесят их кончина неизбежна рано или поздно.

— Какие планы?

— Ну, я подумываю задержаться тут на пару недель.

Входит Марта и ставит перед бабушкой фарфоровую чашечку, сливки и ликёр.

— Спасибо, Марта, меня всегда поражало ваше умение запоминать, кто и с чем пьёт кофе! — сдержанно произносит бабушка.

Все в доме прекрасно знают, что у Марты есть блокнотик с пометками про каждого гостя и члена семьи.

— Так вот, я собираюсь вернуться в Монако к концу месяца. Но для начала поговорить с тобой.

— Да? Что-то случилось? — делаю безразличное выражение лица.

— Мы все знаем, что Гаспар не самый самостоятельный мальчик, — бабушка качает головой, о внуке она невысокого мнения. — Но ты из другого теста, милая. Мне кажется, ты могла бы начать самостоятельную жизнь, если захочешь! У Ксавье давно есть собственное жильё, например.

— Ты хочешь сказать, что… — я замолкаю, стоит бабушке повелительно поднять руку.

— Нет, нет. Конечно, это не значит, что пора съехать от родителей! Но быть может, ты могла бы хоть иногда оставаться наедине с собой, это правильно! Тебе уже двадцать, — бабушка не первый раз намекает, что дети в семье Томпсонов слишком привязаны к дому. Сама бабушка вышла замуж в восемнадцать, и, по её мнению, это был правильный возраст. А Гаспара и Соль слишком уж опекали.

— У меня есть квартира, и я только и делаю, что отдаю за неё бешеные деньги каждый год! Но она стоит без дела! Я думала, что продам её или перепишу на тебя, второе, наверное, правильнее. Как думаешь?

— Я даже не знаю. Это так…

— Не стоит, милая, — бабушка энергично качает головой, улыбается и складывает руки на коленях. — Ты окажешь мне услугу. И я считаю, что тебе достаточно лет, чтобы хоть изредка ночевать вне этого дома.

— Да, конечно! Но папа будет против, — это был приговор всем планам. Мистер Томпсон и слышать ничего не хочет о переездах и самостоятельной жизни.

— Дело твоё, милая. Я оставлю тебе ключи… А теперь, — она поджимает губы, что свидетельствует о каком-то интимном разговоре. — Вчера ты пришла поздно ночью. Заплаканная. Без телефона. Не стала ни с кем говорить, а дома тебя дожидался Ксавье, который рвал и метал. Мы полагаем, что это как-то связано с мужчиной, по имени Мистер Ли.

— Мы?

— Я, Марта и Майя Кавано.

— Как мило… — фыркаю я. — Хотя… мне и правда нужно с кем-то поговорить!

***

— Я утопила телефон! Устроила Кайду Ли истерику на тему «почему мы не держимся за ручки»! Назвала его трусом и лжецом! Обвинила в том, что он специально меня ввёл в заблуждение! И в том, что он отнял у меня и себя, и Тигра тоже обвинила.

— Ты не ведаешь, что творишь, — изрекает Майя.

— Бедный мальчик, с ваших слов он и правда выглядит не в лучшем свете… — кивает Марта.

— Кто всё-таки такой Кайд Ли? — интересуется бабушка.

Моя версия «Секса в большом городе» сидит на диване в гостиной и наблюдает, как я перехожу из угла в угол. — Ну и по порядку: почему ты назвала его трусом и лжецом?

— Потому что он меня не поцеловал… А ещё отрицал, что я ему нравлюсь! А потом сам же поцеловал!

— Но ты уверена, что нравишься?

— Ну… а как понять?

— О! Нам нужна доска и цветные маркеры! — восклицает Майя.

— И попкорн, — кивает Марта.

Их временное перемирие выглядит комично. Комичнее моей, похожей на английскую королеву бабушки, которая сидит на одном диване со служанкой и «оборванкой не благородных кровей».

— Он чаще, чем на других, обращает на тебя внимание? — спрашивает бабушка.

— Да, пожалуй.

— Он снисходителен к твоему… характеру?

— Она закинула ему ноги с разбитыми коленками прямо на светлые брюки, — закатывает глаза Майя. — Однозначно снисходителен!

— Он целовал тебя?

— Да, — я невольно расплываюсь в улыбке. — Очень целовал… то есть очень даже целовал! Несколько раз! Точнее три с половиной раза!