Рядом с частью танкодром, и командование устраивает выпускную сдачу вождения. И танки – «СуперШерман», «Меркава 1» и «Меркава 2» – по одному проходили дистанцию: неслись по пыли, прыгали с горки, вползали на эскарп, преодолевали траншею и ползли по узенькому мостику. Потом наблюдатель объявлял время и очки, зрители аплодировали, и экипажи менялись.

Среди наблюдателей был приглашенный американский генерал. В это время Израиль решал: купить у США «Абрамсы» или выпускать свой «Меркава 3». И два этих «Абрамса» были видны в ряду танков в парке. Их тут испытывали и обкатывали для местных условий.

И генерал попросил командира учебки показать, как они владеют «Абрамсами», а то что ж стоят.

Минут через пять, дистанция освободилась, вылетел из парка «Абрамс». Он пер, как пришпоренный. Хвост пыли до неба, с горки слетел так, что земля вздрогнула, вскарабкался и запрыгнул на эскарп, через мост рванул не сбавляя, юзом вошел в вираж – и у финиша осадил, ткнулся вперед на вставших гусеницах.

Генерал одобрительно покивал, улыбнулся и выразил желание поблагодарить экипаж. Командир приказал в микрофон.

Танк, шестьдесят тонн горячей брони, тихо свистя турбиной пополз и встал без пыли перед начальством. Люки открылись, и на песок спрыгнули три веселые девочки, шпингалетки по полтора метра. Они подбежали, вытянулись и отдали честь.

Слушайте, генерал заплакал.

Только в Израиле День Победы отмечался 9 Мая. Не 8, как на всем Западе. Ветераны надевали награды и выходили на улицы. И были тех ветеранов многие десятки тысяч. Им дарили цветы, с ними шли семьи. Такие парады проходили во всех городах, и колонны несли советские и израильские знамена. Звучало «Прощание славянки» и «Ярость благородная». Встречи и объятия, воспоминания и слезы, выпивка после окончания.

Советская Родина лишала их гражданства, называла предателями, приказывала сдать награды. Ордена вывозились украдкой, мимо закона.

Это их Советская Родина клеймила врагами и отщепенцами. Это их стремились уничтожить «наши арабские друзья». Друг Гитлера муфтий Иерусалима. Уничтоживший всю компартию Египта Гамаль Абдель Насер. Милые арабские лидеры, спецслужбы которым создали после 2-й Мировой специалисты из Гестапо и СС, тысячами бежавшие на Ближний Восток и нашедшие там себе применение.

Это для уничтожения ветеранов Войны и их семей Советский Союз привез арабам тысячи танков, самолеты и зенитные комплексы, миллионы автоматов, мины и артиллерию. Для их уничтожения были посланы советские летчики и ракетчики, инструкторы и минеры.

Что плохого видела Россия от Израиля? И что хорошего – от Сирии, Египта, Иордании и Ирака? Такая любовь.

Для моих родителей вопрос отъезда из СССР никогда не стоял. Они родились в 1925 году, были пионерами и комсомольцами, отец надел погоны в 1942 и снял в 1976, – они были советские люди.

В 1991 советская власть кончилась. Кончился Советский Союз, и кончилась КПСС, а в партию отец вступил в 1944. Белоруссия, где он, ленинградец, закончил службу и вышел в запас, стала независимой страной. Как-то на их дверях нарисовали свастику. Это повторилось.

В семьдесят отец заболел раком. И тогда они уехали в Израиль. Лечиться. Уехали поздно.

После его смерти мать осталась там. И в свой срок ушла к нему.

Они лежат на кладбище Гиват Шауль. На Хар ха-Менухот – Горе Упокоения, над Иерусалимом. Их могилы на самом краю террасы, в головах бросает короткую тень кипарис, а впереди и внизу, на западе, простор и выжженные холмы.

Раз в несколько лет, бывая в Израиле, я приезжаю туда. И делаю все, что делают дети на могилах родителей. И по древнему обычаю пустыни кладу камушки в знак свидания. Но не по одному за себя, а от всех родных, что еще остались.

Никто никогда и подумать не мог, что так сложится. Теперь здесь.

Когда мы познакомились, ему было уже хорошо за восемьдесят.

Ион Деген после отъезда в Израиль был вычеркнут и забыт в СССР. О нем, ветеране войны, танковом асе и авторе знаменитых стихов, вспомнили через треть века, в 2010-х. Евтушенко, составляя свою беспрецедентную по охвату и подробности «Антологию русской поэзии» в пяти томах, нашел адрес и приехал к автору легендарных строк «Мой товарищ, в смертельной агонии не зови понапрасну друзей…».

В июле 1941 шестнадцатилетний Ион Деген, вчерашний девятиклассник, становится бойцом истребительного батальона, потом командиром взвода и роты ополчения, потом от роты остается два человека. Не раз тяжело ранен, был стрелком, разведчиком, командиром отделения разведки, танкистом, командиром танка, танкового взвода, командиром танковой роты. Уничтожил 12 танков и четыре самоходки немцев: «Тигр», «Пантеры», «Фердинанд». Дважды представлен к Герою Советского Союза – не получил из-за крутизны характера в отношениях с политорганами. Комиссован по инвалидности после тяжелейшего ранения весной 1945.

Врач, хирург, доктор медицинских наук. Впервые в стране пришил пациенту отрезанную станком кисть руки.

Уехал в 1977 по причине удушающего антисемитизма и невозможности работать по своему уровню и без унижений.

В интервью со мной плакал, вспоминая погибших боевых друзей.

Для меня было честью собрать и продвинуть в крупнейшем издательстве России его книгу «Война никогда не кончается». Единственный большой тираж в его жизни.

Еврей, война и судьба – интересная тема. Богатая.

Дядька, брат матери, громоздкостью и шерстистостью напоминал медведя. С маленькими обманчиво-добрыми глазками и широкой улыбкой, чреватой мгновенным оскалом.

В 41 он окончил десятилетку, был мгновенно мобилизован и по грамотности отправлен на лейтенантские курсы. Рослый, здоровенный, со знанием немецкого (в советском школьном объеме) в дивизии был определен в разведку. Воевал командиром взвода и роты дивизионной разведки. Ранен в октябре 1942, год лечился, комиссован по инвалидности. Малый командирский набор: Красная Звезда, Отечественная война, медали «За отвагу» и «За оборону Москвы». С недействующей правой рукой поступил, через дорогу от госпиталя, в ташкентский медицинский, руку разрабатывал по собственной методе и научился поднимать до уровня плеча.

Война кончилась, эвакуированные врачи вернулись в освобожденные города, уровень узбекских медиков вызывал у Изи бешенство. В 49 он переехал в Ригу. Там только что в рамках расцвета Советской Латвии создали НИИ ортопедии и восстановительной хирургии. Красивое имя. Для начала в нем лечили переломы и плоскостопие.

Изю, фронтовика и коммуниста, немедленно взяли на работу. Но подоспела борьба с космополитами, и дышать помногу ему не давали.

И тут Рижский мед оканчивает национальный кадр, сын знатных красных латышей, вчерашних коминтерновцев, присланных из Москвы на руководящую работу в Латвийскую ССР. Чтоб контролировать вливание в братскую семью советских народов.

Национальный кадр. Его надо выращивать. И Исидору Вассерштейну, русскому еврею, объясняют: надо помочь товарищу Калнберзу с написанием кандидатской диссертации. Короче: только после того, как он написал кандидатскую Калнберзу и тот мгновенно защитился – товарищу Вассерштейну тоже разрешили оформить соискательство и защитить кандидатскую. Товарищу Калнберзу такой метод научной работы очень понравился. И в тридцать лет он защитил докторскую, которую написал Изя, и стал профессором, что Изе позволили много позднее. Главное же – в тридцать лет Калнберз стал основателем и директором знаменитого Рижского Института Ортопедии и Травматологии. Который Исидор Вассерштейн десять лет создавал из первоначальной кустарной больнички.

Профессор Вассерштейн оперировал пять дней в неделю. Пять дней в неделю он выпивал после работы поллитра для снятия напряжения, а два выходных – для отдыха.

– Неделю назад я делал хер маршалу Якубовскому, – рассказывал он, грызя огромный кус жареного мяса. – Знаешь такого? Так он мудак. Как такого мудака держат в Генеральном Штабе? Что, он в ГлавПуре? Тогда понятно, там все мудаки, на фронте все это знали.