Развод. Неприятное слово, вызывающее негативные эмоции. Рисуются картинки несостоявшихся пар, когда-то любивших друг друга, обещавших своим половинкам вечное счастье и луну с неба. Кто-то спокойно меняет свою жизнь, имея в проекте новую, а кто-то воспринимает, как трагедию, крах своих жизненных принципов. В любом случае статистика неумолима, редкостью этот процесс не назовёшь. Вот и меня не минула чаша сия. И потянуло мою душеньку в Питер, Санкт-Петербург, самый красивый город планеты Земля. И смотрю я на развод мостов над Невой, оставляя значение этого слова только в этом контексте, а в другом – топлю в речной воде. Развод мостов, разводы при мытье полов или окон, в армии есть развод, например, перед дежурством. Что ещё? Да, развод, как мошенничество. Развод скота особой породы тоже имеет место быть. И развод зубцов пилы. Что ещё? Не помню больше. Русский язык богат на всякие подобные штучки, иностранцу, изучающему наш «могучий», бывает очень сложно.

– «Развод – это сильнейшее эмоциональное и психическое потрясение, которое не проходит для супругов бесследно», – вещала моя любимая подружка и, по совместительству, дружка на моей свадьбе. – Но я бы тебе порекомендовала взять на вооружение другую крылатую фразу: «Развод – это всегда начало чего-то нового». Ты всё сделала правильно. Нельзя жить во вранье и тихо ненавидеть друг друга во имя каких-то благородных целей, последствия могут быть очень печальными. Уже даже мне осточертела эта ваша «любовь», одному можно всё, а другой – только дочка, каша и секс по понедельникам.

Конечно, Наташка права. И вот я здесь, вернее то, что осталось от меня после семи лет брака, такого желанного, такого счастливого, такого «здоровского» первые годы и такого горького впоследствии, принёсшего предательство, кучу обид и, главное, унёсшего веру, надежду и любовь. Хотя с последним дело обстояло очень плачевно, ненависть не желала селиться в моём сердце, которое хранило образы славного мальчишки, моего бывшего мужа Ромки.

Он учился в одиннадцатом, а я, Валерия Трофимова, в девятом. Но в том году выпускной сделали общим, и, напрыгавшись и нахохотавшись, выпускники расположились на палубах речного кораблика, собираясь встречать рассвет. Становилось прохладно, мальчишки, следуя стадному чувству, один за другим стягивали свои пиджаки и согревали ими девчонок. Джентльмены. Несколько парочек уединились, рассвет их не интересовал. В том числе, и Роман Трошин со своей одноклассницей Ириной. А я, дура набитая, отказавшись от пиджака надоевшего ухажёра Сергея, гитариста и весельчака, решила немного погреться внутри, пока не взошло солнце. И увидела… Ирка охала и ахала в руках своего одноклассника, оголённое место, где должна была быть грудь, обозначалось небольшой ареолой и торчащими бугорками, и он по очереди засасывал их своим ярким ртом. Если бы не это обстоятельство, то грудь у девушки найти было бы проблематично. Мне стало и неудобно, и смешно одновременно. Красавец, мастер спорта по плаванию, чем очень гордился; будущий курсант, никто и не сомневался; и доска, два соска, Ирочка-дырочка. Они не смотрели по сторонам, им было параллельно, Ромка уже полез к ней под платье, усадил на стол и пристроился между ног. Неужели, прямо здесь? Я ужаснулась и с брезгливым чувством выскочила под рассвет. И тут же забыла о них…

Завораживающее зрелище… Особенно, с воды, когда первый луч прорезает ещё серое небо и тут же отражается на водной глади, рассыпавшись звёздочками, а потом второй, третий и, наконец, показывается яркая верхушка солнечного диска, освещая пушистым белым, тёплым жёлтым и знойным оранжевым всё, попадающее под эти лучи. Природа умеет творить и дарить волшебство! Все затихли, гитары замолкли, и птички только-только начали выводить свои рулады.

Я стояла почти на самом носу, вцепившись в поручни. Сергей рядом, обняв свою гитару, как девушку, что-то шепча себе под нос. Меня передёргивало от прохладного ветерка, мурашки ползли по коже, рассветное солнышко не грело, но обещало поторопиться с этим. Кто-то, всё-таки, накинул на мои плечи свой лапсердак, притянув к себе поближе. Я даже не повернулась, просто кивнула головой, мол, спасибо, уверенная, что это Серёжка.

– Красота! Ради этого можно и встать пораньше, и перед рыбалкой, например, набраться позитива на весь день. – За спиной стоял Роман, он всё ещё обнимал меня, прижимая к себе спиной, как будто я – его девушка.

– Уважаемый рыбак, вы ничего не перепутали? – Вывернувшись из его рук, возмутилась я. – Не ту рыбку поймали, ваша поменьше будет. Ты чего, Роман Батькович, сбился с курса? Помочь?

– А подглядывать нехорошо, Лерка!

– А вы и не прятались, хотя заняли место общего пользования. Надо было табличку повесить «Не беспокоить, мы…» Ну, ты знаешь. Да забери уже свой пиджак, от него Иркой пахнет. – Я поразилась, ведь была уверена, что меня они, уж точно, не заметили.

– А ты ревнуешь? Так мне не жалко, могу и тебя поцеловать. – И впился в мой рот, больно прикусывая, пытаясь раздвинуть губы.

Еле оторвавшись, я замахнулась, но Ромка поймал руку и сильно сжал, пытаясь притянуть меня обратно. Я начала плеваться, вспомнив, что он совсем недавно делал этим же ртом с другой дамой. Нашарила бутылку воды, стала промывать себе рот и фыркать, как морж, выплёвывая содержимое куда попало.

– Тебе так неприятно? Ты от меня, как от прокажённого.

– Я тебе не Ирочка, в очередь не становилась. И нечего меня после всяких там целовать, чёрт подери. Противно.

– Я понял. В следующий раз прополощу рот хлоркой, потом перекисью, нажрусь мяты и чего ты любишь? Вот этим тоже.

– Держись от меня подальше вместе с мятой, а то тебе и хлорка не поможет, узурпатор. Всё настроение испортил. Серёжка, отомри уже, поиграй что-нибудь остро-лирическое, душа просит. – Я уже не смотрела в сторону Трошина, кое-как освободив руку, на которой остались бардовые пятна, превратившиеся позже в синяки.

Ну, и чем не предупреждение держаться подальше от Трошина? Первое…

Зимой, получив от отца домашний арест на новогодние каникулы за появившиеся тройки, а, главное двойку по поведению, я находилась в состоянии, близком к обморочному. Небо в клеточку, а на воле столько дел, к которым я имею непосредственное отношение. И, если их не доделать, новогодний вечер окажется под угрозой, детский утренник, задуманный под Рождество, просто не состоится, а поздравление учителям пройдёт в обычной форме, потому что я ещё не придумала, как это сделать более оригинально. Но никакие уговоры, помощь мамы, друзей, даже классной, не помогли. Я жутко подводила своих одноклассников, да и школу, вообще. Правда, наша компашка, распоясавшаяся до неузнаваемости, и так «опозорила на весь свет замечательный экспериментальный лицей». Директриса пережила шок, узнав, что пятеро неплохих ребят, крепких хорошистов и общественников, в одночасье оставили весь район без света. Наши пацаны перепутали тумблер, отвечающий только за школу, с жилищным, подающим свет в дома. Правда, быстро всё исправили, но попались. Мы с Наташкой стояли на шухере, и могли бы сто раз удрать. Но русские своих не бросают, и вся наша дружная банда оказалась в кабинете директора. Спасибо, что не в кутузке, а то бы меня отлучили от белого света навсегда. До этого предупреждали, просили не шкодить, обещали страшные наказания. Но мы, объявив бойкот нашей химичке, отступать не собирались. Дело в том, что из двух десятых классов многие мечтали поступить в медицинский институт. Конечно, им нужны были углублённые знания по химии, чего она им дать не могла, имея за плечами специализацию фармацевта. Зоя Алексеевна преподавала по учебнику, и то, бывало, узко и непонятно. Мальчишки добились факультативных занятий, где она уже окончательно потерялась, как педагог. И при этом позиционировала себя великим специалистом, намекая на платные уроки, что было уже верхом наглости. Но директрисе заменить её оказалось не кем, химию преподавать никто не хотел. В нашем городе только два института и одно военное училище, а остальное образование либо в Москве, куда и собирались наши будущие медики, либо в филиалах заочно. И тогда мы придумали новый ход и обратились к преподавателям технологического с просьбой найти пацанам, «заражённым медициной», куратора. И таким образом, репутация нашей Зойки-Зазнайки упала до минусовых показателей. И она объявила нам войну. Но мы не сдавались. В послужном списке мстителей был и взрыв химической лаборатории, после которого ничего не пострадало, так он был продуман и исполнен нашими химиками; и сорванные уроки и контрольные, и просто споры, в которых рождалась истина, наша правда. Ну, а когда она перепутала реактивы, которые даже по цвету нельзя было не угадать, уже и самые последние двоечники подписали бумагу с требованием «оградить от происков учителя химии, действия которой угрожают их здоровью». В результате, полугодие мы закончили с трояками по ненавистному предмету, так ничего и не доказав.