Но представим себе, что мы каким-то образом утратили способность чувствовать пульс, дыхание и всё то, что делает наш организм своеобразными часами. Что тогда?
Вообще-то, вопрос несколько странный: как-то сложно представить себе такое состояние. Тем не менее, можно. Вот смотрим мы на ведущую шестерню, и что? Как она вращается, – с постоянной скоростью или ускоряется-замедляется? И вообще, быстро она вращается или медленно? Определить это мы никак не сможем. Нет никакого критерия для таких оценок. И что, понятие «время» для нас исчезнет?
Да, исчезнет. Более того, если допустить, что мы не способны что-либо запоминать, то получится, что и понятие «движение» для нас исчезнет. Мы будем способны воспринять только то, что видим в данный момент, а что было моментом ранее для нас не существует. То есть, не будет существовать прошлое. А где оно будет существовать? Нигде. Прошлое существует только в нашей памяти, а в реалиях есть только настоящее.
Но давайте не будем заходить так далеко, память оставим. А при наличии памяти мы будем знать, что шестерни занимают вот такое положение только в данный момент, а немного ранее было другое положение. А ещё немного ранее положение было «ещё более другое». То есть, движение воспринимать мы будем. А ещё будем воспринимать взаимосвязь положения шестерён друг относительно друга. А если подключим воображение и логическое мышление, то сможем рассчитать положение шестерён в последующие моменты времени. То есть, в нашем воображении появится будущее.
Но вот чего мы точно не сможем, так это определять, равномерно вращаются все шестерни механизма, или иногда ускоряются-замедляются. Мы в данном случае можем воспринимать лишь скорость вращения шестерён относительно друг друга. Скорость именно относительно друг друга, а не скорость вообще: ведь мы же условились, что собственные, внутренние часы мы не воспринимаем. Мы можем воспринимать только, что если на каждый оборот какого-то колеса другое колесо, сцепленное с ним, делает, например, два оборота, то при любой скорости вращения останется именно такая пропорция. При любом ускорении или замедлении вращения всего механизма мы можем воспринимать только скорость колёс относительно друг друга. А она в нашем восприятии будет всегда одинаковой. Для нас в этой ситуации нет чего-то равномерно происходящего, относительно чего можно судить об ускорении-замедлении всего механизма.
Хорошо, а относительно чего мы сможем оценить скорость ведущей шестерни? Тоже ни от чего. Просто, если мы знаем, что это колесо ведущее, задающее работу всего механизма, то можем принять его вращение за равномерное, и относительно этого его «равномерного» вращения оценивать скорость любой другой шестерни. Ведущая шестерня может крутиться медленнее или быстрее, но для нас её скорость будет постоянной: у нас нет часов, даже «внутренних», время мы не воспринимаем и, как следствие, судить объективно о скорости не можем.
Правда, насчёт невозможности определения скорости ведущей шестерни может возникнуть подозрение, что мы специально хитрим: ведь по условию эксперимента предполагается, что мы не имеем представления о времени и только поэтому не можем судить об изменении скорости вращения, но на самом-то деле эта скорость может и увеличиваться и уменьшаться. Да, это так. Но никакой хитрости или подтасовки здесь нет: ведь мы сами-то в обычной жизни, по факту, тоже ориентируемся на какие-то циклы, какие-то своеобразные шестерни, только далеко не всегда осознаём это. А в данном эксперименте мы для наглядности просто «отгородились» от какого-то внешнего, глобального времени (от внешних «шестерён») и чётко определили изначальную, ведущую шестерню в качестве точки отсчёта. В реальной жизни это сделать весьма непросто, но сама суть та же: если бы нам удалось увидеть изначальную шестерню (разумеется, это образное сравнение, а не буквально колесо с зубьями), задающую скорость вращения всего сущего, то мы так же не могли бы судить о её скорости, для нас эта скорость всегда была бы постоянной. Собственно, мы и воспринимаем некоторые циклические процессы как что-то равномерное и постоянное. Мы ориентируемся на естественные циклы, – год и сутки, и на искусственно выделенные и «подстроенные» под них циклы – часы, минуты, секунды, а также недели и месяцы.
Всё это понятно, но когда же появляется эта иллюзия под названием «время»?
4
Давайте усугубим ситуацию. Представим себе механизм, состоящий из сотен, тысяч, – да что там! – из миллиардов шестерён. (Мысленный эксперимент тем и хорош, что позволяет воплощать любые фантазии.) Добавим сюда червячные передачи, передачу крутящего момента через карданный вал, ремённую передачу, – в общем, усложним механизм до немыслимой запутанности. Можно даже добавить сюда устройство, аналогичное коробке передач в автомобиле, чтоб оно иногда «перецепляло» некоторые шестерни, и тогда их относительная скорость будет меняться. Конечно, предполагается, что всё соединено безошибочно и механизм работает, как и прежде, абсолютно правильно и устойчиво. Что же изменилось принципиально?
А принципиально изменилось то, что мы теперь больше не в состоянии видеть этот механизм весь полностью, а можем видеть только его часть. А ещё мы можем перемещаться вдоль (или вокруг) этого огромного механизма, но всегда будем способны увидеть только небольшую часть его. Мы по-прежнему можем наблюдать движение шестерён, колёс и валов, сравнивать скорости их вращения относительно друг друга, но мы не знаем, где находится ведущая шестерня, задающая всё это движение-вращение. Более того, мы не видим бо́льшую часть шестерён-колёс-валов, а наблюдаем движение лишь небольшой части этого огромного механизма. И если мы переместимся от одной части механизма к другой, то как мы сможем оценить относительную скорость вращения отдельных шестерён, разделённых большими расстояниями?
Вот тут-то и появляется потребность в таком понятии, как «время». Чисто визуально мы можем оценивать скорости вращения колёс-шестерёнок лишь субъективно: какие-то шестерни в нашем восприятии будут вращаться быстро, какие-то медленно, какие-то «средне». Но это всё на данном, локальном участке механизма. А вот переместились мы ещё куда-то, снова увидели что-то локальное, а как сравнить всё это с остальными частями механизма?
А здесь нам потребуются часы. То есть устройство, в котором происходят изменения с выбранной нами стандартной скоростью. Например, песочные часы. А за стандартную скорость можно принять, например, оборот какого-то колеса механизма, которое в нашем восприятии вращается равномерно, а все другие колёса могут вращаться быстрее или медленнее относительно него. (Хорошо бы, конечно, за эталон принимать скорость ведущей шестерни, но в огромном механизме далеко не всегда можно определить, где же она находится. Вот и приходится брать за эталон колесо, которое, по нашему мнению, вращается равномерно.) Песочные часы, конечно, не самый удобный инструмент. Гораздо удобнее механизм, генерирующий какие-либо ритмические циклы, например, механические часы. Но это не принципиально. Главное здесь в том, что теперь мы можем сравнивать скорость процессов, ориентируясь на часы, а не на взаимосвязь шестерён друг с другом. И, соответственно, можем судить о скорости протекания процессов в любом локальном месте механизма без необходимости непосредственно наблюдать, что же происходит в других его частях. Ход часов для нас, в данном случае, это что-то равномерное, эталонное, и в сравнении с этим равномерно протекающим процессом мы можем судить как о скорости протекания всех других процессов, так и об их ускорении-замедлении, если таковые имеются. А имея представление о чём-то равномерно протекающем, эталонном (о ходе часов), удобно пользоваться понятием «течение времени».
Тут есть важный момент: часы сами по себе не имеют непосредственной связи с эталонным колесом, поэтому их показания через определённое количество циклов могут не совсем соответствовать истине, и их надо корректировать, то есть синхронизировать с оборотами эталонного колеса. Казалось бы, а что тут такого? Все контрольно-измерительные приборы периодически проходят проверку (калибровку), чтоб убедиться в правильности их работы. Но здесь есть нюанс. Исправный, проверенный прибор, например, вольтметр, можно подключать к измеряемому параметру – напряжению – только в тот момент, когда нам потребуется узнать напряжение в интересующих нас точках. А всё остальное время он может спокойно лежать без дела, ничего не измеряя. Но вот часы должны работать постоянно. Их нельзя подобно вольтметру подключить в нужный момент к измеряемой величине – времени – и посмотреть показания. Часы не измеряют какой-либо объективно существующий параметр. На их показание влияет не время (которого, вообще-то и не существует), а посторонние источники энергии, например, пружина или батарейка. И часы, по факту, не являются измерительным прибором, они являются генератором циклов, по количеству которых мы можем судить о длительности рассматриваемого процесса. Например, если нам надо узнать на каком этапе находится текущий процесс смены дня и ночи (текущие сутки), то мы часы ни к чему не подключаем, а смотрим, сколько циклов они сгенерировали с моменты начала суток (с полуночи). Правда генерируемые циклы для удобства переводятся в часы и минуты, но сути это не меняет.
