Год 1998-й.

Сегодня я изрядно задержался. Время ещё не совсем позднее, но ранней осенью темнеет быстрее и раньше. Погода нелётная. Дождь то усиливается, то слабеет. Накатывает волнами. Я, видимо, попал на одну из них. На улицах настоящий потоп, кажется, кто-то открыл все небесные краны. Мой шаг был лишь чуть быстрее обычного. Никогда не понимал тех, кто в дождь бегают, будто думают, что меньше намокнут.

Не так давно ко мне на работу поступил звонок от Ленки. Велоцирапторы нашего с ней загона – Юлька да Алёнка наперебой пищали что-то в трубку. Похоже, сегодняшний праздник в гостях у их подруги оправдал все ожидания. А вот у меня день выдался неважный, поэтому весь вечер я грезил о домашнем уюте и добротном ужине. Масла в огонь ожидания подливало желание избавиться от пакетов с едой и вкусностями, набранными по пути, а также мой дом, уже показавшийся в зоне видимости. Объективно, с недавних пор он стал образцовым. Всё дело в том, что в домах нашего района двери на подъездах стояли деревянные, давно изношенные. Мы же, совместно с соседями, поставили железные с рабочими замками. Хулиганов сразу стало не в пример меньше… да и “житейская мудрость” на стенах перестала появляться. А следом за дверьми, и покрошившиеся бетонные козырьки на всех подъездах тоже заменили.

Этим вечером под железным настилом сидел соседский мальчишка. По слухам помнится, его родители переехали сюда совсем недавно. Правда, в какую именно квартиру, я не знаю. Сейчас этот мальчик был насквозь промокший, притом, что дождь оказался достаточно холодным для ранней осени. Он сидел на корточках, положив руки на колени и подперев спиной железную дверь. Я остановился перед ним. Он смотрел куда-то вниз и не замечал меня.

Моё внимание привлекли тёмные окна первого этажа. На одном из них, в свете уличного фонаря, серебром переливалась большая паутина – трещина, которой утром не было. Увидев это, я поставил в уме отметку, но сразу заострять на ней внимания не стал. Если это сделал мальчик, что скорее всего, значит догадался соседей потревожить, чтобы хоть подъезд открыли.

– Парень, – окликнул я его.

Бившие по металлическому козырьку капли заглушили мой голос, не прикладывая к этому ни малейших усилий. Я изрядно повысил голос.

– Эй! Парень!

Вздрогнув, он поднял на меня заплаканные глаза.

– Здрасти, – машинально отчеканил тот.

– Тебя как звать-то?

– Лёша. Кузнецов.

– А я дядя Саша, – ответил я. – Лёш, ты чего тут? Чего домой не идёшь?

– Ключи потерял.

«Вот ведь горе луковое», – прозвучало у меня в голове. Я шагнул поближе к мальчику, и тихонько спросил:

– А это ты окно разбил? – кивнул я в сторону. – Помнится утром, когда я уходил, оно было целым.

– Ничего подобного, – запротестовал мальчик, – ничего я не разбил. Только поломал. Оно же полностью не разбилось, значит, не разбил.

– Хорошо-хорошо, будь по-твоему. Так это ты?

– А вы никому не скажете?

– Нет, конечно. Ты что?

– Это я камнями. Хотел, чтобы хотя бы подъезд открыли. Не достучался.

«Нет, вот тут ты как раз достучался», – мысленно пошутил я.

– Со вторым окном рисковать, наверно, не стал?

– Угу, – виновато промычал Лёшка.

– Ну, ладно, не переживай, дело житейское. А чего же мама тебя не зовёт домой, не ищет?

– Мама с папой уехали. Вернутся только завтра.

– Ого. А часто тебя ночью одного оставляют?

– Они часто на работу уезжают. Еды наделают, запасные ключи оставят и уедут. Я уже привык.

– Ладно, я понял.

Я уже начал наклоняться, хотел положить пакеты на пол, но малыш предложил забрать их. Он сказал, что не надо ставить их на грязный и мокрый бетон. И ему это не в тягость, он всегда маме с папой помогает. Приняв любезное предложение, я передал пакеты в маленькие руки. Лёшка сразу перекинул их через плечи, а я полез за ключами. Тугой замок подался не сразу. Пришлось приложить усилие, чтобы открыть дверь.

Я мягко подтолкнул Лёшку.

– Первый пошёл.

Малыш прошлёпал внутрь.

– Второй пошёл, – сказал я, заходя следом.

Весь подъезд зашёлся эхом от закрывшейся двери. Для Алёшки, как и для меня, это означало, что мы почти дома. Однако пусть я укрыл его от дождя, оставлять его в подъезде тоже не хотелось. На тот момент решение было принято: эту ночь Алёшка проведёт у меня, и теперь я хотел узнать маленького человечка получше. Я сел на корточки, и посмотрел на него.

– А как давно ты с мамой и папой здесь живёшь?

– А мы переехали сюда только недавно. Я тогда у бабушки был, а потом меня сюда забрали.

– И насколько недавно это было?

Лёша опустил пакеты. Мой вопрос явно озадачил его – мальчик начал загибать пальцы, усердно пытаясь что-то посчитать. Ах, если бы моя Юлька с таким же напором изучала решение уравнений – уже давно получила бы обещанный плеер… который я всё равно не собирался ей покупать, но эти подробности опустим.

– Ну, ладно-ладно, – сказал я, – не мучайся.

Малыш посмотрел на меня с таким облегчением, которое я мог бы сравнить разве что с избавлением от необходимости пересчитывать пакет гречки по зёрнышку.

– Могу точно сказать, – добавил Лёша, – что пару раз я в этих дворах уже заблудился.

– Мне кажется, – продолжил я, забирая у парня один пакет, – что раз уж всё так произошло, то тебе, вероятно, придётся сегодня переночевать у нас с тётей Леной. Ты как на это смотришь?

Мальчик не нашёл, что сказать, и растерянно развёл руками.

– Будем считать, что ты согласен? – я протянул ему руку. – Договорились?

Малыш отчего-то захохотал:

– Дового… Догово… Доголились… – выдавил он, шлëпнув маленькой пятернëй по моей ладони.

***

Мы поднимались не спеша. Общались обо всём, что только приходило в голову. Лёша рассказал, что его с малых лет приучают к самостоятельности. Хвастался выпавшими молочными зубами; разбитыми коленями – это он прокатился на скейте друга. Мы как раз проходили мимо квартиры Денченко. На прошлой неделе с ними что-то случилось – всю семью увезли на скорой. Лёша обратил внимание на дверь. Поинтересовался, мол, почему она завязана лентой, а я его поправил: не завязана, а перемотана и опечатана сотрудниками милиции. На этом я сменил тему, и мы пошли дальше. Между этажами мы сделали короткий привал. Возможно, несение пакетов и пустяк, но мне захотелось поощрить Лёшкину вежливость и инициативность. Порыскав в своём пакете, я достал маленькую плитку шоколада, и вручил мальчику, назвав её призом зрительских симпатий. От радости малыш уже навострился вкусить награду, но был остановлен.

– Не-не-не, – говорю я, – погоди открывать. Не торопись.

Малыш послушно положил свой приз в карман шорт.

Когда осталось преодолеть последний лестничный пролёт, я снова обратился к малышу.

– Итак, Алексей, мы сейчас зайдём ко мне. Запоминай. Жену мою зовут тётя Лена. Старшая моя дочка Юля, ей… Кстати сколько тебе годиков?

– Восемь.

– С моей Алёнкой ты почти ровесник, ей семь лет, но её ты вряд ли увидишь, она в это время уже спать должна. А Юля постарше – ей двенадцать. Запомнил?

– Ага.

– Вот с Юлей ты шоколадкой и поделишься. Ты ведь настоящий рыцарь, верно? А настоящие рыцари всегда делятся с девочками. Договорились?

Я по привычке произнёс это слово очень быстро и как будто всего двумя звуками, на что Лёша снова рассмеялся:

– До-го… До-во…

Мысленно я взял себе на заметку, что в дальнейшем для заключения договорённостей надо будет использовать какое-нибудь другое слово.

– Идёт? – серьёзно спросил я.

Мальчик сразу утих.

– Идёт, дядь Саш.

***

Наконец, мы пришли. Квартира номер 54, восемьдесят второго дома по проспекту генерала Острякова.

Палец утопил кнопку звонка, и мы стали ожидать. Мальчик стоял позади меня, а я тихонько мычал что-то себе под нос. Из-за двери послышались быстрые шаги. Замок несколько раз щёлкнул. Лена открыла дверь и сразу отошла назад, впуская меня. Меня, замёрзшего под холодным дождём, с ног до головы окутало уютом родного дома. Из-за угла тут же выскочили Юлька с Алёнкой. Маленькие динозаврики набросились на меня с визгом и топотом, не уступающим многотонным махинам. Не дав переступить порог, маленькая Алёнка вцепилась в ногу, а Юлька обняла за пояс. Шуметь в подъезде не хотелось, и я потащил их в дом. Заходил боком, иначе в дверь было не пройти. Лена стояла и улыбалась, прикрыв рот ладонью.