Было достаточно темно, и мою ошибку можно простить. То, что это девушка я понял, когда она ответила: «Нет, я не голодна, только очень устала. И мне негде ночевать. Меня зовут Анна». Я хотел было традиционно буркнуть: «Под мостом для всех есть место», но что-то сломало игру. Может быть голос. Голос был красивым и глубоким. Я когда-то, в молодости, слышал такой в опере – Кармен –не Кармен, но про цыган. В общем, я отступил от всех своих правил, забыл о всех разумных предосторожностях, проворчал: «Пойдем, придумаем что-нибудь». И оттолкнувшись, покатил под гору.
В Город старых башен я попал лет шесть назад. Тогда я искал место, где смогу умереть красиво. Только одна фраза звучала в моей голове: «Он умер в кругу близких, оплаканный всеми, знавшими его, и тысячи опечаленных сограждан сопровождали его гроб до могилы»
Я потерял сразу двух близких людей, и жить в родном городе больше не мог. Один знакомый моряк рассказал об этом странном городе. Город у моря, где пахнет морской пеной и свежей рыбой. Город, в котором нет машин и мобильных телефонов, где время остановило бег. Как раз для меня. Он помог мне сюда добраться. Я купил крошечный домик: одна комната, коридор, кухонька и ванная, и садик с тремя чахлыми вишнями. Но из окна комнаты видно море, и в ней есть настоящий камин. Вокруг живут, в основном, рыбаки. Еще я купил булочную. По имени ее бывшего хозяина, которому перерезали горло, меня тоже стали звать Иоанном. Город старых башен – бывшая генуэзская крепость. В нем правят три власти: мэр и две компании – морская и сухопутная. Чтобы было ясно, что это за компании, я их называю бандами. Булочная как раз посредине владений двух банд. Но меня не трогают. Кому нужен несчастный инвалид? Кроме того, это единственное место в городе, где могут встретиться главари. Как бы нейтральная территория. Оба главаря (уважаемые бизнесмены, все зовут их по имени-отчеству), поклялись размазать по брусчатке того, кто на меня и мою булочную посягнет. Все равно приходится держать пистолет под прилавком. Однажды молодой мясник, обкурившись гашиша, бросился на меня с ножом. Пришлось прострелить ему ногу. Стрелять-то я учился… Давно это было. А мясник потом умолял меня не проболтаться, чтоб бандиты не узнали. Он до сих пор на каждый праздник мне приносит здоровенный окорок.
В свой домик я и повел нежданную гостью. Когда мы зашли (то есть она-то зашла, а я закатился), я зажег свет, и увидел, что девчонка грязна и действительно очень утомлена. На ней были потертые и замызганные джинсы и старый, линялый свитер. Недлинные волосы свалялись, под глазами синие круги. Самое место под мостом. Но кто сказал «А» …
– Иди в ванную. На полке чистое полотенце и пижама. А вещи свои сбрось в углу, им на свалке место. Завтра я найду тебе что-нибудь. Да, если у тебя вши, то гребешок и мазь от вшей в синей коробке возле зеркала.
Не уверен, что так сказал бы Дед Мороз, но мне нравится. Я строгий и ворчливый, но где-то очень глубоко в душе – добрый.
У меня только одна кровать. Да в этой комнатке и не поместилось бы больше. Но у камина стоит большое мягкое кресло с особо выгнутой спинкой. Я его специально заказал. Вечерами я часто зажигаю камин и читаю или пишу, полусидя в этом кресле.
Пока Анна мылась, я перебрался в кресло, и взял в руки «Историю Рима» Моммзена. Сквозь шум воды слышался ее голос. Она что-то напевала. Книга стала очень тяжелой. Я вспомнил то, чего вспоминать не хотел…
ДЦП- это детский церебральный паралич. Чаще всего он случается из-за инфекций или отравлений в период беременности матери. Моя мать работала на химическом комбинате. Позже они с отцом там и погибли. Ну а я получил ДЦП.
То, что ниже пояса, бездействовало. А потом, в 20 лет, кто-то в небесах что-то перепутал. Случилось чудо. Я получил любовь и здоровье в одной упаковке. Стал нормальным человеком. Пять лет десять месяцев и шесть дней счастья, которому, наверно, позавидовали бы боги. Потом та жуткая катастрофа на круизном лайнере. Погибло больше тысячи человек, и моя любимая. Меня вытащили из воды – полусумасшедшего и вновь полупарализованного. Я боялся воды, даже когда она была в стакане. Моя тетка и друг выходили меня, вернули к жизни. Ко мне вернулось то, что совсем не было нужно – разум. Хотя и не совсем. А потом, после их смерти, я добрался сюда, в город без времени, чтобы каждый день видеть море – могилу моей любимой. И играю сам для себя маленькие одноактные пьески под общим названием «Жизнь – это период подготовки к смерти»».
Я надеюсь, что до могилы меня будут сопровождать по крайней мере несколько действительно опечаленных человек. Об этом я думаю каждый день.
Я знал, что мне немного осталось. С ДЦП долго не живут. Просто я пришел в этот театр, чтобы доиграть. Сам себе режиссер, актер и публика. И даже немножко бог. Женский голос из ванной заставил Бога вспомнить, что не все спектакли удаются…
Наконец я сосредоточился на книге. Заговор Катилины… Черт знает что.
Честолюбивые убийцы – это слишком патетично! Правда Цицерон хорош! Рыжий клоун, случайно получивший роль премьера. Как он старался соответствовать! Вот наука: не строй из себя… Впрочем, что мне до них?
Я не слышал, как она вышла из ванной. Моя пижама была ей велика. Висела мешком. Волосы. Гладкие, каштановые. Она, отмывшись, выглядела достаточно симпатишно. Лицо совсем мальчишечье, чуть вздернутый нос, густые брови, крутые скулы и мягкий подбородок. Только губы полные, женские. И очень большие глаза. На правом виске небольшой шрам. Но сейчас ей не до разговоров. Это видно.
– На столике возле кровати бутылка с ромом. Налей себе рюмку, выпей и ложись в кровать. Утро вечера мудренее.
Она послушно выпила ром, забралась в кровать. Потом оглядела комнату, и спросила: «А как же ты?» Но ответа уже не услышала. Уснула. Я еще какое-то время скользил глазами по строчкам, но потом выключил свет и только слушал ее тихое дыхание и глядел на то, как далеко, у горизонта, фосфоресцировало море. В июне оно всегда фосфоресцирует.
Утро было прозрачным и добрым. Я не спешил в булочную. Туда первым, еще затемно, приходит Георгиос, мой юный помощник-грек. Сын соседки – вдовы рыбака, работает у меня уже года четыре. Прибирает, привозит на тачке из пекарни свежий хлеб, и булочки из кондитерской, а по утрам выставляет за порог короб со вчерашним хлебом для нищих из-под моста. Он и по дому мне помогает. Его мать и три сестренки с тех пор, как он стал работать у меня, молятся каждый день о моем здоровье. Ведь, пока он у меня, они сыты, а он не попадет в банду. Они еще не знают, что я написал на Георгиоса завещание на дом и булочную. А знали бы, о чем тогда молились? Впрочем, несмотря на их молитвы, почти всю эту зиму я проболел. Какая-то лихорадка со сложным названием. Еще пару таких зим, и Георгиос вступит в наследство. Сейчас ему только 15, так что чуть подождет.
Уже давно, глядя на море, я не говорил любимой: «Здравствуй!» Сегодня сказал. И это было не патетично, а романтично. А она ответила мне, точно по сценарию, звонким криком чайки.
И еще она нежным солнечным лучом приласкала мне лицо, как ласкала его когда-то по утрам.
Анна еще спала. Одеяло сбилось. Солнечный луч из окна пробежал по узкой ступне, пощекотав маленькие пальчики. Действительно, почти детская нога. Лицо уже не было таким бледным, как вчера ночью. И синие круги под глазами исчезли. Зато отчетливей видно было, какие у нее длинные ресницы. И резче проступил белый шрам на виске. След ножа? Она слегка повернулась и что-то пробормотала сквозь сон. Под пижамой отчетливо проступила грудь. Уже вовсе не детская. Ну-ну… На травести она уже не годится. Уже не Джульетта… но еще не Оливия. А я собираюсь сыграть Бенволио, не иначе! Съехавший с ума старый паралитик за пол года до могилы задумался о женщине! Курам на смех! Я перебрался в свою каталку и направился в ванную. Душ по утрам мне просто необходим. Это не самая приятная часть дня. Нужно выполнить процедуры с конечностями. Потом переодеться. Здесь же, в ванной, унитаз и биде. И специальные перекладины. Иначе как бы я тут перемещался?
