— Если ты не скажешь мне правду, я найду способ её узнать самостоятельно.
— Итан, я люблю тебя…
— Это не то, что я сейчас хочу услышать.
— Но это та правда, которую я могу тебе сказать, — с отчаяньем в глазах ответил Юске, снова делая шаг вперёд и протягивая к парню руку, в очередной попытке его удержать. Однако его пальцы хватают воздух. Итан пятится, отрицательно качает головой и слёзы сбегают по его щекам, пока он скользит разочарованным взглядом по лицу Ямады.
— Оставь меня в покое, не хочу тебя видеть, — он разворачивается и жестом останавливает собравшееся уже отъезжать от клуба такси.
— Итан!
«Нельзя дать ему уйти, только не так, нет…»
Юске тут же бросается за ним, но парень слишком быстро захлопывает дверцу автомобиля, и, вот, такси уже проносится прочь, оставляя все попытки удержать Итана без результата.
— НЕТ! Блять! — с гневным криком в пустоту опустившейся над городом ночи, Юске хватается руками за голову и растеряно смотрит вслед удаляющейся жёлтой машине. — Я придушу его к чёртовой матери… Клянусь, что придушу… — бормочет он себе под нос, когда его мысли снова возвращаются к Шину.
Итан
Итан отказывался принимать то, к чему только что пришел его пылающий, лихорадочно соображающий под воздействием импульса мозг. Но спешные, даже чересчур, выводы, сделанные в виду давления горячих эмоций, кусали сознание, заставляя раз за разом проигрывать в мыслях все, что он успел услышать от Шина и от Юске. И кирпичики страшного знания складывались сами собой, механически выстраивая логическую последовательность, как казалось Итану, взаимосвязанных событий. А вместе с ними с критической скоростью вырастала глухая стена между ним настоящим и его любовью.
Вот Итан, счастливый и скучающий, с жадным нетерпением ждет встречи с Юске, а вот он, растерянный и ошеломленный, сбегает от него на парковке. Моменты, занимающие в масштабах мироздания всего-то крупицу времени, смогли разделить его жизнь на до и после, как бы патетически банально это ни звучало. Сидя в душной тесноте салона и часто вдыхая тяжелый, прокуренный воздух, разбавленный приторным флером дешевого ароматизатора, Итан тщетно пытался унять поднимающуюся в душе бурю. Он даже не сразу понял, что водитель его о чем-то спрашивает, смазано глянул в загорелое лицо, а заметил лишь невнятное движение чужих потрескавшихся губ. Вокруг будто создали бесшумное пространство, и Итану пришлось напрячься, возвращаясь обратно в реальную жизнь, чтобы сразу быть снова оглушенным трещащей волной громкой музыки, льющейся из колонок.
— Парень, ты в порядке? — водитель с сомнением окинул взглядом поморщившегося от неприятных звуков пассажира и нетерпеливо постучал указательным пальцем по рулю. Этот пацан запрыгнул в машину неожиданно, бросил короткое «едем», и больше не проронил ни слова, стеклянными глазами уставившись в окно на протяжении всего времени, что они выруливали на проспект, его, кажется, даже не смутило, что такси застряло в вечерней пробке, и теперь тащилось не быстрее раненной улитки, иногда лавируя между таких же несчастных. Да и выглядел парнишка так, будто его хорошенько приложили по башке.
— Берешь таких, а потом проблем, как слон насрал, — таксист, уверенно перестраиваясь в другой ряд, пробормотал едва слышно себе под нос, и снова повернулся к Итану.
— О чем вы? — тот подался чуть вперед, выныривая, наконец, на поверхность из омута безнадежных мыслей, и постарался сообразить, чего от него хочет водитель.
— Ехать куда, говорю?
Итан пару секунд смотрел на него, словно видел впервые, а потом шумно выдохнул и назвал адрес, невольно погружаясь обратно в паршивые, гнилостные сомнения.
Почему? Почему Юске его обманул? Разве Итан не был с ним честен, рассказывая о тех вещах, о которых не решился бы рассказать никому другому, разве он не заслужил своей откровенностью подобной откровенности в ответ? Видимо, нет.
«Я люблю тебя».
Теперь эта фраза звучала, как серпом по яйцам, издевательски и неискренне. И весь смысл, который Юске хотел вложить в нее, пытаясь остановить Итана, к ужасу последнего, исчез, растаял, потому что доверие растаяло точно так же. Слова уже ничего не значили.
Итан не мог быть на сто, и даже на пятьдесят процентов уверен в том, что сделал правильные выводы, что в его уравнении дважды два это действительно четыре, а не пять или шесть. Он ведь мог ошибиться, мог неправильно понять того же Шина… В конце концов, исчезновение отца и чужая драка могли стать всего лишь совпадением: в мире семь миллиардов человек, из которых восемь с половиной миллионов живут в Нью-Йорке, и какова вероятность того, что отец был именно с Шином в день, когда пропал, и что тот виновен в его гибели? Кто-то бы сказал, что одна тысячная процента. Но подсознание упорно отказывалось с этим считаться, выпуская скользкие щупальца подозрений, которые душили Итана.
И Юске… Юске ничего не отрицал. Не говорил прямо, но и не опровергал те обвинения, что, как пощечины, Итан сгоряча бросал ему в лицо. И от этого было больнее всего.
***
Обида и растерянность сменяли друг друга на бледном лице, когда Итан ворвался в кабинет Рэя и с порога накинулся на него:
— Я хочу знать все о передвижениях отца в день, когда он пропал! Потому что это ублюдок Ямамото убил его!
— Я думал, мы закрыли этот вопрос, — но одного взгляда на часто дышащего Итана, на его покрасневшие, мокрые глаза стало достаточно, чтобы понять, что ни хрена они не закрыли.
Рэй откинул документы, которые изучал до этого, и поднялся из-за стола, чтобы подойти ближе. Итан на удивление не сопротивлялся, когда он мягко обнял его за плечи и усадил на диван, стоящий у стены, а следом опустился рядом.
— Что произошло? — Рэй больше не смотрел по привычке снисходительно, с ироничным недоверием, и тон его был предельно серьезен.
— Это они… они убили папу! — Итан говорил сбивчиво, надтреснутым голосом и пальцы его все время то сжимались, то разжимались, выдавая крайнее нервное напряжение. Рэю не требовалось дополнительных объяснений, чтобы понять, что мальчика имеет в виду. Он аккуратно положил ладонь на мелко подрагивающие плечи и успокаивающе погладил. Сбывались все его самые страшные опасения, и, видя боль, отражающуюся на лице Итана, он чувствовал, как нехорошо сжимается собственное сердце.
— А твой… Юске?
Итан не ответил, резко отвернулся, закусив губу почти до крови, но Рэй успел заметить, как из воспаленных глаз непроизвольно покатились блестящие капли. Он дал время справиться с эмоциями, не тревожа Итана новыми вопросами или ненужным ему сейчас сочувствием, просто сидел рядом и медленно водил широкой ладонью по спине, задевая выступающие позвонки. Не хотел он, чтобы все закончилось именно так, но разочарование — неизбежный спутник наших жизней, и любому приходится столкнуться с ним рано или поздно.
Наконец, когда Итан перестал дрожать, утер ладонью щеки и со свистом втянул воздух, Рэй негромко спросил:
— Тебе нужны подробности?
Итан повернулся к нему, и Рэй невольно вздрогнул — сейчас стальной взгляд чужих глаз был абсолютным отражением взгляда того, за чью смерть этот мальчик так желал отомстить. Никогда прежде Итан еще не был так похож на своего отца, как в этот момент.
— Ты уверен, что действительно хочешь знать? — Рэй обнял заплаканное лицо ладонями и внимательно посмотрел на Итана, не давая ему отвести взгляд. Как бы ни стремился он оградить этого несносного мальчишку, ставшего ему роднее сына, от будущей боли, но раз это настоящее желание Итана — то будь по его. Страдания не разрушат, но помогут стать сильнее.
Итан шмыгнул носом, прикрыл глаза, а когда вновь распахнул их, Рэй во второй раз подивился его схожести с отцом — столько непоколебимой, жесткой решимости было в серых озерах.
— Хорошо.
***
До сего дня Рэй ни разу не пожалел о смерти Аарона. Да, это было жестокое убийство, но изуродованная жертва заслужила все, что с ней сотворили. И когда почти год назад Рэй стоял в холодном, сухом помещении морга рядом с Джун на опознании, он не испытывал ничего, кроме мрачного удовлетворения от того, что кто-то избавил мир от чудовища по фамилии Томпсон. Когда-то давно они были друзьями, едва ли не братьями, но власть и богатство, к которым стремился Аарон, Рэя прельщали гораздо меньше. И он не одобрял методов, которыми тот пытался достичь поставленных целей: все-таки понятия о чести и порядочности у них разнились. И Рэй, быть может, давно бы ушел, предварительно изрядно насолив, но его всегда останавливали Джун и Итан, которых он успел полюбить, как собственную семью, и только ради них он терпел выходки Аарона, стараясь оградить его жену и сына от последствий циничной жестокости, потому что, если сначала Рэй пытался образумить заигравшегося в криминальный империализм друга, то вскоре понял, что все его старания бесполезны. Оставалось только следить за тем, чтобы методы Томпсона не отзеркалились на его семье, потому что за них Рэй отвечал головой и сердцем.
