Наверное, у Шина были свои планы на этот вечер, наверное, он хотел чего-то особенного, дразнящего и бесконечно пошлого, и как жаль, что Джексону придется эти планы нарушить. Он резко поднялся, стряхивая с себя подрагивающего от возбуждения Томми, в два шага очутился около Лиама и рывком поднял его на ноги.

— Оставьте нас.

— Эй, — близнецы были растерянны, удивлены и обиженны. — Мы же только начали!

Джексон их слушать не собирался. Он по-прежнему смотрел на Шина, чувствуя, как то самое, что он столько времени сдерживал внутри себя, о чем запрещал себе думать, прорывается, круша все барьеры его самообладания. Наверное, все-таки не стоило ему пить сегодня.

— На выход, оба, — Джексон вытолкнул вяло сопротивляющихся близнецов за дверь и повернулся к успевшему выпрямиться на диване Шину. Тот смотрел на него со смесью неодобрения и досады, но было еще что-то такое в его взгляде, что заставило Джексона стремительно приблизиться, и нависнув сверху, без стеснения сжать чужой горячий, все еще возбужденный член.

— Ты что творишь?

— Спроси меня об этом завтра, — если, конечно, Джексон захочет этот обсудить. А сейчас единственное, чего он хотел — это поцеловать, наконец, эти дерзкие, красивые губы. Хотел с того самого момента, как его самолет приземлился в Штатах.

Шин

Поцелуй Джексона был требовательным и жадным, болезненно терзающий губы Шина, он лишал его возможности свободно дышать. И Шин задыхался, жадно и урывками хватая воздух носом, пока чужая рука доводила его до исступления невыносимыми грубыми ласками. Так не должно было случиться. Почему всё пошло не по плану, и когда Джексон стал тем, кто решает, с кем Шину можно или нельзя заниматься сексом? Ведь это должно было сработать… Шин должен был увидеть Джексона с другим, чтобы задавить в себе на корню все эти чувства, которые начали разгораться в нем из маленькой искры, с каждым днём подпитывая расцветающее пламя. И если бы Ямато не остановил всё сам, Шин бы этого точно не сделал. Он жаждал отрезвляющего холодного напоминания, что их ничего не связывает, он хотел раздавить эту слабую привязанность в зародыше. Но ему не дали ни шанса.

— Остановись… стой! — Шин упирается руками в крепкую грудь любовника, борясь с желанием в одно и то же время притянуть его сильнее к себе или же оттолкнуть. Его пальцы сминают под собой ткань белой рубашки, и Шин с вымученным стоном запрокидывает голову, разрывая поцелуй и с силой отталкивая Джексона от себя на безопасное расстояние. — Что это было, черт возьми?!

— А что тебе не нравится? — отозвался всё ещё тяжело и часто дышащий Джексон, усевшись на диван рядом и с ироничной улыбкой наблюдающий за тем, как Шин одной рукой прячет свой пульсирующий член обратно под резинку боксеров, а тыльной стороной второй ладони вытирает опухшие и покрасневшие от поцелуя губы.

— Ты не можешь так себя вести, — Шин говорит, не глядя на мужчину рядом, потому что слова, срывающиеся с его губ, сильно разнились с тем, что открыто читалось в его карих глазах. Ему пришлось приложить немалые усилия, чтобы не окунуться с головой в эту обжигающую страсть, потому что кожа пылала и горела в местах, где ее касался Джексон, и это было невыносимо.

— Готов с этим поспорить, — усмехнулся его любовник и подпер голову ладонью, облокотившись локтем о спинку дивана.

— Ты…! — Шин бросил на него возмущенный и полный негодования взгляд, но слова, которые он хотел сказать, застряли где-то в горле. Дыхание перехватило, и он судорожно втянул носом воздух, не сводя глаз с этого глубокого зеленого омута напротив. — Исчезаешь на месяцы, появляешься без предупреждений, делаешь, что вздумается… раздражаешь! — гневно бросил ему в лицо Шин и сверкнул горящими яростью глазами.

— Возможно, ты что-то попутал, — всё ещё улыбаясь, ответил ему Джексон, — но я не твой Пёс, чтобы слушаться и выполнять команды.

Упоминание о Джоне заставило Шина побледнеть. Верно. Джон бы не стал противиться, а как преданный Пёс продолжал бы покорно наблюдать со стороны за тем, как его хозяин трахается с другим мужчиной, при этом ни сказав ни единого слова. Внезапное озарение мелькнуло в глазах Шина и изменило его лицо. Он долгие годы знал только отношения, построенные на безусловной зависимости и подчинении, искренне полагая, что это и есть любовь. Но что, если это не так? Что, если отношения между двумя людьми могут быть совсем другими? Что, если бы в своё время Джон не стал молчать, а прекратил бы всё это, подобно Джексону? И был бы Шин этому так же рад тогда, как был сейчас?

— Бесит твоя самодовольная физиономия, испортил мне всё веселье, — Шин отвернулся от Джексона и потянулся к бутылке, чтобы плеснуть себе очередную порцию виски в стакан. Рука предательски дрожала, пока жидкость оттенка дубовой коры лилась поверх блестящих в свете ламп кусочков льда. Проведённая им в мыслях параллель между Джоном и Джексоном наводила его на очевидные выводы, и он упорно отказывался их принимать.

— Ты действительно этого хочешь… секс вчетвером? Для чего? — спросил Джексон, непонимающим взглядом уставившись на профиль Шина. — Или это был намек на то, что тебе больше нравится быть сверху?

Шин замер, сжимая стенки стеклянного стакана тонкими пальцами с побелевшими костяшками. Всё, что ему сейчас нужно, это согласиться. Сказать, «да, черт побери, мне нравится быть тем, кто засаживает, а не тем кому это делают». Но что-то подсказывало ему, что если он это скажет, это будет их последний разговор. И откуда-то появившийся страх потерять возможность быть рядом с этим мужчиной и касаться его, холодными тисками сдавил грудь, отзываясь неясным шумом в ушах. Он со стуком поставил стакан обратно на столик и, облокотившись о колени, обхватил голову руками. Этот разговор загнал его в тупик.

— Ты один из немногих, кому я позволил себя обнимать, — нехотя и еле слышно признался Шин. — Но поверь мне, я никогда бы не стал делать то, что мне не нравится.

Внезапно между ними повисла вязкая тишина. Она оплетала их тугим коконом, парализуя любое желание говорить. Что слова Шина значили для Джексона, он мог только догадываться. Для него же самого они оказались точкой невозврата, когда однажды сказанное вслух, уже больше невозможно было отменить. Они никогда раньше не обсуждали, кто с кем спит и почему, с четким намерением не придавать большого значения их спонтанным отношениям, которым и названия-то нормального не придумать. Но теперь всё становилось как-то в разы сложнее. Нежелание Джексона делиться Шином, по крайней мере в своем присутствии, и откровенная потребность Шина быть подчиненным Джексоном в постели добавляли градус серьёзности там, где его быть никак не должно было для них обоих.

— Тогда хорошо, что я прекратил это веселье, — Джексон нарушил затянувшееся молчание и тяжело вздохнул. — Быть одним из немногих, кто не стал тебя ни с кем делить, тоже довольно неплохо, да?

Шин вскинул голову и повернулся к мужчине рядом. Растерянность в его взгляде выдавала с потрохами хаос, творящийся в голове. Он смотрел на это волевое и красивое лицо напротив и с сомнением думал, что Джексон ещё пожалеет об этих словах, и, возможно, завтра он их вообще даже не вспомнит. Шин был явно не тем человеком, за которого стоило держаться, а Джексон заслуживал намного лучшего и большего, чем он мог ему дать.

— Не уверен, что это так, — ответил ему Шин и, опершись рукой о сиденье дивана, подался телом вперёд, чтобы усевшись поперёк бедер Джексона и оказавшись с ним лицом к лицу, пристально посмотреть в его зеленые глаза. — Но мне нравится, как легко ты делаешь то, на что у меня не хватило бы смелости.

Он обхватил лицо Джексона ладонями и ласково провел подушечкой большого пальца по его губам.

— Я слышу нотки восхищения в голосе? Значит, я не только раздражаю тебя и бешу? — иронично улыбнулся Джексон, подставляя своё лицо под нежные ласки.

Шин закусил губу и нахмурился, сквозь хитрый прищур заигравших весельем глаз рассматривая своего любовника.

— Тц, — он цокнул языком и шутливо укусил Джексона за нижнюю губу. — Опять бесишь меня, и что с тобой делать, а?