Август в этом году выдался засушливый. Солнце жарит, как в аду. Хотя в аду Анна не бывала. Зато рядом с дядей Пашей стояла, когда тот шашлыки спалил. Вот мамка орала! Грозилась мангал на голову надеть, идиоту. Почти два килограмма мяса! Два! И всё коту под хвост!

Анна неаккуратно швырнула человеческий мозг в прямоугольный лоток. Мозг рыхло плюхнулся в липкую жижу, обдавая защитные очки и Анькин вздёрнутый нос багровыми брызгами.

Хорошо, что не кишечник. Хотя бы пахнет нормально. Ну, более-менее пахнет.

Не просто так мать ей вспомнилась. Все суки рано или поздно становятся беспомощными и строптивыми старухами, изводя дочерей капризами и придирками до самой своей смерти. Задача у них. Смысл жизни. И Аннина мать оказалась злющей сукой. Не повезло.

Анна привычным жестом сняла перчатки, скинула фартук.

– Петь, доделай! Я домой.

– Чо, мать чудит? – понимающий Петька с красными, как у кролика, глазами, пару месяцев назад СВОЮ мегеру похоронил.

– Ага. Не хочет с сиделкой. Орёт и матерится. Я пятую сиделку меняю. Боюсь, что и этой скоро не станет. Кому охота маты ежедневные слушать? Как же я устала, Петь.

– Мужика тебе надо. И выпить. Мне всегда помогает.

– Мужик? Тебе? – Анна невольно рассмеялась.

– Не, я по бабам ходок, – рассеянный Петро своей филологической оплошности значения не придал. Выпить он очень любил, а вот с бабой его Анна никогда не видела.

– Понятно.

Выходить из морга не хотелось. Здесь прохладно. Даже холодно. Не то, что на улице. Анна чинно прошла в раздевалку. Прикрыла дверь. Мощный сплит нагнал холода даже сюда. Доктор торопливо стащила с себя белый халат с длинным рукавом, тёплую водолазку и натянула пёстрый летний сарафан. Поёжилась. По коже побежали мурашки.

Мужика. Ей? Хе. Совсем видно Петро ум пропил. Мужика? Ей. Угу.

В начале октября, того года, было с ней. Приключение…

Анна улыбнулась. Невольно вспомнились слова незамысловатой песенки:

Осенью темнеет рано.

Плачет бедная Диана.

Ей в гостях не слишком рады

И домой ну очень надо

На такси в кармане пусто,

В личной жизни просто грустно.

Страшновато ей немного-

Через лес ведёт дорога

В эту ночь, как на работу,

Зло выходит на охоту.

Зло выходит на охоту,

Знает, где ты. Видит, кто ты.

А в кустах, как отщепенец,

Мёрзнет мокрый извращенец.

Кеды, кепка и заточка,

В жизни злой поставит точку.

Испугалась, завизжала,

По тропинке побежала,

На висках набухли венки,

Онемели вмиг коленки.

В эту ночь, как на охоту,

Зло выходит на работу,

Зло выходит на работу,

Видит, где ты, знает, кто ты.

А на утро, за рекой

Труп растерзанный, мужской.

Добрый ты или дерьмо

Злу по сути всё равно.

Глава 1. Артём Неудахин. Октябрь

В тенистом саду областной больницы вечерами было небезопасно. В сумерках случались нападения на случайных прохожих и медицинский персонал, поэтому мирные граждане предпочитали обходить мрачное место стороной. Администрация

на просьбы установить в тёмном саду фонари и камеры никак не реагировала. Тем более, что жалобы сотрудниц имели несолидный характер: испугалась, показалось, померещилось, на мою подругу сумасшедший напал и тому подобное. Реальные пострадавшие жаловаться не спешили.

И лишь одна тропинка не вызывала у Анны опасений. Вдоль её родного морга, через пустырь, мимо свалки, по захламлённому берегу искусственно созданного озера. Не потому, что светло. Вечерами и здесь настаёт своя законная темень. А потому, что живым людям свойственно мертвецов бояться. Особенно трусоватым насильникам и, регулярно страдающим болезнями почек, эксгибиционистам.

Десять лет ходила Анна Михайловна привычной дорогой и свято верила в свою безопасность. И в начале октября, того года, задержавшись на работе, спутника не искала. Наивная.

ОН напал на неё сзади и повалил в придорожную траву на живот, одновременно плотно затыкая рот крепкой ладонью. От неожиданности патологоанатом растерялась и распласталась по земле, совсем не сопротивляясь.

Чего эт? Убивать будет? Вроде не похоже. Из ценных вещей у неё только пластиковая карта в сумочке, да старый айфон. В ушах бижутерия, на шее шнурок. Воровать нечего.

Мужик задрал Анне юбку, стаскивая колготки. Ой, родный. Доктор расслабилась. Ещё лет пяток назад, она б кайфанула. А сейчас только ржака.

Мужик, разочарованный оскорбительным безразличием жертвы, заметно ослабил хватку. Анна улыбнулась, уткнувшись носом в пожухлую растительность. Она нарочно лежала тихо, почти не шевелясь. Запахло собачьим дерьмом. Ещё лицо гавном перепачкать и… к маме домой. Доктор не выдержала и… глухо и низко рассмеялась.

– Эй, заткнись! Заткнись! Ударю! – пнул её кулаком в спину незадачливый насильник, – Чо ты ржёшь? Я тебя сейчас… Сейчас, как… это!!!

Анна захохотала пуще прежнего, и, чувствуя, что мужик с неё слазит, проворно перевернулась на спину и резко присела, оказавшись лицом к лицу с обидчиком.

– Эй, отвернись, ты! Дура! – отпрянул тот в ужасе, поспешно закрывая лицо ладонями. Точно не убийца.

– Да не обижайся ты, – улыбнулась доктор беззлобно, – Ты мою серьгу не видел? Серьгу я потеряла.

– Серьгу? Не, не видел, – молодой совсем, коренастенький. Лица-то толком в темноте не разглядишь, можно и не прикрываться, – Фонариком ща посвечу, поищем.

Прелесть какая.

– Если хочется, можно и того, – пожалела пацана добрая Анька, – Правда мне не шибко интересно ЭТО.

– Не, уже не хочется. Не возбуждаешь ты меня чота. А чо так-то? Неинтересно? Оно ж и бабам приятно вроде.

– Завязала.

– Как это? – парень достал из кармана телефон и стал ползать по траве на коленках, – Какая серьга? Золотая? Ты не думай, я не какой-то там вор! Найду и отдам. Всё честно.