— Потерпи, потерпи, маленький. Сейчас станет легче! Считай до двадцати. Давай вместе, зáюшка? — я слышал в его голосе искреннее извинение и беспокойство обо мне.
— Р-раз… — я всхлипнул, не веря, что что-то получится. Язык едва шевелился в пересохшем рту.
— Два… Ты умница… Просто молодец! Три…
— Че-четыре… — боль начала притупляться, нижняя часть тела казалась замороженной новокаином. — Пять…
— Шесть… Семь… Маленький, с ума меня сводишь…
— Восемь, — я мотнул головой, вытирая щекочущие слëзы. — Девять. Десять.
— Одиннадцать… Легче?
Я кивнул и чуть подался навстречу. Всë ещë больно, но хотя бы терпимо. «Медведь» будто почувствовал это и слегка качнулся назад, а потом вперёд. Потом ещё и ещё.
Через пару минут он насаживал меня на свой член, как на шампур, лишь придерживая за бёдра, чтобы задать направление.
Ему не то, что не приходилось искать простату, скорее, у простаты не было ни единого шанса увернуться от этой дубины внутри меня, и с каждым толчком он интенсивно натирал чувствительный бугорок.
Я, или алкоголь внутри меня, беспрестанно стонал и пошло просил не останавливаться. И это несмотря на то, что «медведь» буквально вбивал меня в бревенчатую стену и мне приходилось упираться обеими руками, цепляясь за высохший мох, чтобы не набить синяков.
Меня натягивали так чувственно, так сладко, что в сознание чудом закрались странные мысли. Может, я всё-таки замёрз и попал в такой вот медвежий рай? Было бы неплохо… А что? Медведь — хозяин леса. Я откинул лапы на дороге возле леса и попал к нему в угодья. Ладная версия.
Или, может, в попытках согреться, я набрëл на настоящую берлогу, и теперь соответствую тем анекдотам про зайчика, которого имеет косолапый? Мда… нельзя мне пить, ох, нельзя!
Кажется, я ещё что-то стонал между просьбами не останавливаться, но ничего связного не запомнил.
В бешеном ритме я водил по себе рукой, как будто старался развести огонь на кончике члена, и мои труды были вознаграждены брызнувшей на пальцы спермой. Зверь сзади зарычал и, дëрнув меня за бëдра, рванул на себя, натягивая до упора. Тугие горячие струи брызнули, казалось, до самого желудка, и это было прекрасно.
— Какой ты… Хороший мой… Открытый… нежный… Зайчик маленький… Зáюшка, — хрипло выдохнул «медведь», не торопясь выходить из моего обмякшего тела.
«Опять ушастые!» — успел подумать я, прежде чем провалиться в небытие.
***
Люблю просыпаться вот так — когда никуда не надо. Когда можно поваляться и лениво предвкушать предстоящий день.
Я ухмыльнулся и сладко причмокнул губами. Надо же, какой дикий, но чудесный сон приснился — авария на дороге, жуткий холод и секс с богатырëм, похожим на дикого зверя. Сон был настолько реалистичным, что моё тело до сих пор чувствует отголоски ночного наслаждения.
Жаль, что всего лишь сон. И, как любой сон, я помню всё происходящее в нëм очень условно. Как в фильме: «Тут помню, тут не помню». Ну ничего, может, сон вещий? Сегодня меня ожидает поездка к Вацлаву. Вдруг у него такие же габариты, как у моего «медведя» из сна? Хотя вряд ли. Я же видел фото Вацлава. Жаль…
Так, ладно! Надеюсь, Макс уже свалил к своей девчонке, и я смогу взять весь санузел в своё распоряжение, чтобы подготовиться.
А вставать так не хочется! В постели хорошо, и даже подушка сегодня необычно мягкая. Я почмокал губами и, ощутив сырость, мотнул головой. Есть у меня дурацкая привычка иногда слюни на подушку пускать. Совсем немного, но всё же…
Улыбнувшись своим милым недостаткам, я протяжно зевнул и, щурясь, открыл глаза.
Ëлки-иголки! Это что?!
========== Часть 3. Раймонд, Джаспер или Харрис? ==========
Улыбнувшись своим милым недостаткам, я протяжно зевнул и, щурясь, открыл глаза.
Передо мной расплывалась какая-то светлая полоса, плавно переходящая в большое пятно, отдалённо похожее на силуэт человека.
Я проморгался. В сумерках я всегда плохо вижу. А сейчас комната, где я лежу, освещена и правда скудно. Мрак рассеивают только отблески пламени, похоже из печки, и столп света проникает из соседнего помещения через дверной проём.
Разобравшись с источниками освещения, я сфокусировал взгляд на предметах поближе. Светлая полоса перед глазами превратилась в мускулистую волосатую руку, а пятно — в бородатого мужчину, который сидел возле моей кровати. «Я спал на его раскрытой ладони» — флегматично отметил мой мозг, и я перевёл взгляд выше.
Передо мной сидел брутальный шатен лет сорока. Только не как те напомаженные и подкрашенные бруталы с модной укладкой, которых показывают в передачах про барбершопы, а настоящий. Как суровый деревенский мужик. Тот, который «мужик сказал — мужик сделал».
Несмотря на густую бороду, которая должна прибавлять возраста и визуально старить, его карие глаза с задором поблёскивали из-под кустистых бровей. Лицо открытое и доброе. Располагающее. А вот на правой щеке, точнее, на челюсти, небольшой и старый, но заметный шрам. В этом месте щетина не росла, и полоска голой кожи привлекала внимание к «надрубленной» бороде. Странно, но этот светлый росчерк не отталкивал, а наоборот, придавал выражению лица некой суровости.
Эта суровость идеально гармонировала с его телосложением. Он даже смахивал на «медведя» из моего сна. Широченные мускулистые плечи и накачанную грудную клетку укрывала растянутая футболка, я даже не знаю, какого размера. Под застиранной серой тканью было видно, что мужик здоров, как гризли. Нет, правда, он реально похож на медведя среднего возраста.
Мой взгляд скользнул ниже, апатично отмечая грубую пряжку кожаного ремня и крепкие бëдра в штанах «военной» расцветки с накладными карманами. На коленях здоровяк расположил планшет на подставке и что-то в нём печатал, неуклюже тыкая в экран одним пальцем. Увидев, что я проснулся и рассматриваю его, он отложил планшет и уставился на меня, пристально всматриваясь в моё лицо.
Я ещё сонно хлопал глазами и никак не мог понять, что же не так. Мозг отказывался обрабатывать данные, заставляя меня подвисать, как старую операционку. Пауза затягивалась.
Неожиданно раздалось злобное рычанье, и откуда-то снизу выпрыгнул самый настоящий серый волк с горящими глазами и оскалил свою клыкастую пасть прямо перед лицом.
Я заверещал, как испуганный заяц, и инстинктивно рванулся назад, почти сразу больно стукнувшись спиной и затылком о стену. Пытаясь отбиться от внезапной атаки хищника, я засучил руками-ногами и попал пяткой по прикроватной тумбочке. Стоящий на ней небольшой телевизор покачнулся и упал, глухо чем-то пыхнув на прощанье.
Не переставая орать дурниной, я дрыгнул пяткой в сторону волка, но вспомнив об острых, как лезвия, клыках, поджал ноги под себя. Руки машинально схватили одеяло и натянули до самого подбородка, чтобы укрыться от хищника. Так себе защита, если честно. Но лучше, чем ничего.
— Не бойся! Он не укусит! — крикнул мужчина в мою сторону, вскакивая с табурета. — Фу! Фу, я сказал! Иди отсюда! Давай-давай! Потом пообщаетесь! — он схватил волка за шкирку и подтолкнул в сторону выхода, а после развернулся ко мне.
Сердце билось где-то в горле, отдавая эхом в уши. Во рту пересохло, а перед глазами бегали черные мушки. Поняв, что я уже не ору, но определëнно издаю какие-то испуганные звуки, я захлопнул рот, продолжая тяжело дышать, как загнанный заяц.
— Тише, Ваня, тише! Всё хорошо! Он не укусит. Это животное абсолютно безобидно, как месячный котёнок. Глупый и дружелюбный, — успокаивающе пророкотал медведь в человечьем обличии. Он протянул свою ручищу, словно хотел ободряюще коснуться моего плеча, но увидев, как я дëрнулся и заскулил, ещё сильнее вжимаясь в стену, убрал свою конечность и плавно вернулся на табурет.
Хитрый волк под шумок происходящего вернулся обратно, поднырнул снизу и умильно положил голову мне на постель. Я уставился на морду широко улыбающегося хаски. Кажется, пушистый засранец был дико рад, что напугал меня до потери пульса.
Расцветка пса и правда походила на волчью. Серебрившаяся шерсть всех оттенков серого красиво сменялась градиентами, а глаза почему-то были разного цвета: один светло-голубой, почти белый, а другой янтарный.