Я подняла руки и опустила их с сильным всплеском, забрызгав себя и Макса водой.

Он вздрогнул.

— Точно. — Он указал на поверхность, теперь содрогающуюся от сотен неразличимых волн.

Верно. Это было просто слишком, все эти волны чувств столкнулись вместе, пока мой разум не стал таким же разрушенным, как эта вода. И это было почти именно то, на что это было похоже: как будто все, что когда-то было четким и гладким, очерченным волнами и кругами, стало запутанной массой движения.

— В Ара это универсальный и необходимый навык, чтобы научиться максимально экранировать собственные мысли, — сказал Макс. — Вокруг много Вальтейнов, и никто, Владелец или нет, не хочет, чтобы они копались в их мыслях. Я всегда думал об этом, как о возведении стены… или, если мы хотим продолжить эту метафору, плотины.

Он указал на другой конец пруда, где старая каменная преграда тянулась к центру и рушилась. Возможно, когда-то он создал какой-то резервуар, хотя, судя по всему, те времена давно прошли.

Я вспомнила тот случай, когда я пыталась хотя бы коснуться мыслей Макса. Что бы он ни делал, это работало.

— Но, — продолжил он, — тебе, вероятно, потребуется что-то более… сложное. Тебе нужно отсеивать то, что входит, и то, что уходит.

Старое воспоминание шепнуло мне в голову — мы с матерью стоим на коленях у мутного ручья, жажда сжимает мне горло. Она держала в руках полоску тонкой нежной ткани, и мы вместе пропускали через нее воду, пока она не стала чистой.

— Как ткань для фильтрации, — пробормотала я.

Маленькая улыбка.

— Как ткань для фильтрации.

Я закрыла глаза и представила это — представила, как натягиваю фильтр на свои мысли и воздвигаю барьер между собой и миром. Слабое эхо присутствия Макса стало еще слабее, как и гудение птиц и рыб. В моей собственной голове стало спокойнее.

Я подняла его и почувствовала, как эти крошечные осознания возвращаются к жизни. Снова опустила.

Я почувствовала, как улыбка начала растягиваться по моим губам.

— На освоение потребуется некоторое время, как и на большинство вещей, — сказал Макс. — И ты, вероятно, всегда будешь чувствовать это в какой-то степени.

— Хорошо, — сказала я — и имела в виду именно это. Я бы не хотела полностью отрезать себя от этой части себя, даже когда это было бы трудно. Как бы мне ни было больно ощущать непреодолимую тяжесть эмоций всех этих рабов на рынке много лет назад, их боль уже была моей. Я бы никогда не хотела отказаться от этого.

И страх, и тоска, и злость, которые я испытала вчера…

Мой взгляд упал на небольшой водопад над плечом Макса. Струящаяся по камням вода так живо напомнила мне кровь на ступенях Дворца, что мне вдруг стало трудно дышать.

Макс проследил за моим взглядом и слегка побледнел. Я знала, что мы оба думали об одном и том же.

— Есть много вещей, которые я должна узнать, — тихо сказала я. И когда глаза Макса снова встретились с моими, в них поселилась покорность.

Он вздохнул.

— Я полагаю, что так и есть.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

— Расскажи мне о войне, — сказала я, когда стало ясно, что Макс даже не знает, с чего начать.

Он поднял подбородок к моим рукам.

— Ты продолжаешь с этими бабочками, и я расскажу.

Я повиновалась. Он тоже.

— Есть область на севере Ара, — начал он, — гористая область, называемая территорией Ривенай. Традиционно в этом регионе всегда была некоторая напряженность с остальной частью Ара, даже столетия назад. Они всегда были несколько сепаратистскими. На протяжении истории Ара они боролись за независимость не менее пяти раз. Но тот, что был восемь лет назад, был намного хуже, потому что он был первым крупным с момента возникновения магии и основания Орденов.

— Почему хуже?

— Потому что аномально большая часть Солари — ривенайцы. На самом деле, многие люди считают, что все Солари в некотором роде являются ривенайцами, даже если это произошло столетия назад в их родословной.

— А ты?

Он издал безрадостный смешок.

— Достаточно, чтобы застрять с одним из этих смехотворно длинных имен.

— Значит, ты боролся за…

— Я сражался против ривенайцев, а не за них. Это не сделало меня очень популярным ни у кого.

Чем больше он говорил, тем сильнее его голос натягивался, как натянутая струна. Я могла сказать, что ему было трудно это обсуждать.

— Почему? — Я спросила.

— Я был в армии с двенадцати лет. Для меня это даже не было выбором. Кроме того, я бы никогда не выбросил все, что построил.

Двенадцати?

На мгновение моего удивления он добавил:

— Тогда я еще не был солдатом. Это было то, чем я занимался вместо традиционного ученичества. Меня обучали военные. Честно? Мне там понравилось. Но в мирное время все было иначе.

Слабый пар поднимался от поверхности воды вокруг него.

— В любом случае, — хмыкнул он. — Это не обо мне.

— Это не так? — Я нажала.

— Это не так. — Он посмотрел на меня. — Бабочки, пожалуйста.

Я повиновалась, но мой разум был далеко.

— Саммерин тоже служил?

— Да.

— Как целитель?

Пауза.

— Нет.

— Тогда..?

— Были более полезные способы использовать кого-то с его мастерством владения плотью и костями.

Я не знала, что это значит — не совсем так, — но темнота, пронизывающая его голос, заставила меня вспомнить спокойное, наблюдательное выражение лица Саммерина. Это казалось таким несовместимым ни с чем, что можно было описать таким тоном.

Макс покачал головой, как будто отгоняя собственное изображение.

— Так или иначе. Это было плохо. Армии Владельцев швыряют друг в друга все виды ужасной магии налево и направо, не заботясь о том, кто попадет под перекрестный огонь. Никто никогда раньше не видел таких масштабов разрушений, и никто не знал, как с ними справиться.

Я подумала о том, что сделал с Эсмарисом. Я, неопытная Фрагментированная девушка, даже не прикасаясь к нему. Я могла только представить, на что способны обученные Владельцы. И в таких числах…

Макс прочистил горло.

— Бабочки, пожалуйста. — Казалось, он был рад сменить тему, пусть даже на мгновение.

Я посмотрела вниз на неподвижную воду, мое разрозненное отражение отражалось от стеклянной воды. И я сделала еще одну бабочку.

— Как долго это продолжалось?

— Два года, — с горечью ответил Макс. — Войны были намного, намного дольше. Но ни одна из них не была даже наполовину такой кровавой.

— А Королева…

— Тогда она была совсем маленьким ребенком. Война подходила к концу, по крайней мере, мы так думали. А потом Короля убил его лучший друг. Человек, которому он доверял больше, чем кому бы то ни было. И это снова отправило все в дерьмо. Судя по всему… — Его голос стал ровным. — Она была там, когда это случилось.

Неудивительно, что она была параноиком.

— Но вы все равно выиграли?

— Корона победила, в конце концов, да. — Его коррекция была напряженной и твердой. Корона — не он.

Эти слова повторились эхом: это человек, ответственный за окончание войны. Ответственный за нашу победу при Сарлазае.

— Из-за Сарлазая? — Я прошептала.

Макс вздрогнул, так слегка, что я бы этого не заметила, если бы не смотрела так пристально на его лицо, не прослеживая напрягшиеся мышцы вокруг его глаз и челюсти.

— Да, — сказал он и больше ничего не продолжил.

Победа — или поражение — достаточно сильное, чтобы принести триумф стране, в которой больше не было даже Короля. Это должно было быть что-то невероятное.

Он посмотрел на меня так, словно ожидал, что я потребую от него больше информации, и боялся этого. И он был прав в том, что вопросы вертелись у меня на языке. Но…

Что-то заставило меня задуматься. Что-то, что задержалось под стальными стеклами его лица, что-то уязвимое, что умоляло, чтобы его не трогали.