ВАСИЛЕК

Поздней осенью, когда холодные дожди вовсю поливали землю, и негде было укрыться от слякоти и сырости, вдруг выдался погожий денек. Тучи нехотя разошлись, проглянуло несмелое солнышко и принялось сушить раскисшую землю. Но не так-то просто было ему справиться с этой задачей. Высохла только пожелтевшая трава. А к вечеру налетел бродяга-ветер. Он с воем пробежал по маленькой полянке, пронесся по шуршащей траве, закружился волчком, подняв облако пыли, закрутив в бешеном водовороте желтые и красные листья, блеклые травинки, осыпавшиеся семена. Он плясал, вертелся под звуки собственной песни, и деревья вокруг качались в такт с его дикой мелодией, подпевали ему скрежетом сучьев и скрипом занемевших от осенней сырости стволов.

Устав от неистовой пляски ветер, подхватив подол из листьев и травы, взвился вверх, прыгнул под седые тучи, которые, надувшись, смотрели на его выкрутасы, и поскакал по-над лесом к высоким скалистым горам, по дороге постепенно теряя свой радужный шлейф. В горах ветреный проказник, пометавшись среди отрогов и перевалов, поостыл, подрастерял силы и притих рядом с большим ледником.

К большому леднику ветер принес только маленькое семечко, подхваченное на полянке. Семечко упало в небольшую ямку и притаилось среди заиндевевших песчинок. Укрытое толстым снежным одеялом оно пролежало там до весны. А когда весеннее солнышко, набравшись сил, растопило снег не только в долинах, но и на горных склонах, тоненький зеленый стебелек потянулся к свету. И вскоре на горе, среди бедной высокогорной растительности расцвел синий Василек.

Солнце припекало. Цветок красовался на ровной небольшой площадке, покрытой бледно-серым лишайником. Он, гордо вскинув яркую головку, с презрением оглядывал своих соседей: «Я-то думал, что наверху, в горах, растут самые прекрасные, самые неотразимые цветы. А получается, что жители вершин только и делают, что жмутся к скалам, изо всех сил цепляются за камни, чтобы не потерять свое высокое положение. И какие же здешние жители невзрачные, если смотреть на них с близкого расстояния. Значит, на вершинах нет цветка, красивее меня!?»

Обалдев от таких мыслей, он, глядя вниз, в долину, на огромные деревья, разбросанные по полянкам, и кажущиеся с высоты карликами, закричал: «Эй, вы там, смотрите, где я! Слушай, великан Дуб, я помню, как ты кичился своей статью и силой прошлым летом! Ты даже не видел меня, когда я был семечком, маленьким семечком, упавшим к твоему подножию. Ты считал себя самым могучим, самым высоким! Но теперь ты своей пышной шевелюрой не сможешь достичь даже моих корней! Смотрите все, каких высот я достиг! Я теперь вижу всю округу! Я выше всех, теперь я самый-самый!»

Сильно загордился Василек. Расправил свои лепестки, греется в солнечных лучах, на долину и ее обитателей и смотреть не хочет. Думает он, что все деревья, кустарники и травы просто от зависти трещат, сохнут от обиды, что один Василек добился такого высокого положения.

Но тут рядом с ним, хлопая крыльями, опустилась на камень серая ворона.

– Ты смотри, – удивилась птица, – на такой высоте – цветок! Да не какой-нибудь, а полевой. Откуда ты здесь?

– Я здесь вырос и расцвел! – важно ответил Василек. – Скажи-ка, сильно завидуют мне жители долины? Они, наверное, засохли от зависти, глядя на то, как я тут цвету?

– Засохли от зависти? Карр! – ворона хрипло рассмеялась. – Да кто тебя видит из долины? Оттуда и горы-то кажутся одной серой громадой, не заметно ни отрогов, ни горных ущелий. А ты, былинка незаметная, лопнуть готов от спеси своей. Остынь, о тебе даже не знает никто.

– Да ты просто завидуешь моему высокому положению! – возмутился зазнайка.

– Чему завидовать-то? – ворона, наклонив голову, посмотрела на цветок. – Тебе еще повезло, что погода стоит теплая. Смотри, не сильно-то тянись вверх,. После первой же морозной ночи здесь останутся только серые лишайники, которым перемена погоды не страшна. – И, взмахнув крыльями, ворона полетела вниз, в долину.

– Но ты все-таки скажи, скажи им, птица, что я тут цвету, что я выше всех! – что было силы, кричал ей вслед Василек.

Только она его уже не слышала.

ВОЛШЕБНОЕ ЗЕРНО

Над речкой и лугом, над лесом и полем возвышается Каменная Гора. На одном из скалистых уступов, на нагретом дневным теплом валуне сидит суслик Митрофан и, затаив дыхание, следит за тем, как уходящее солнце разливается по краю неба золотым и алым сиянием. Вот оно коснулось земли и, постепенно скатываясь за горизонт, меняет свой цвет от ослепительно-белого до малинового.

Но прекрасней самого солнца его лучи, разметавшиеся по краю неба. Сначала горячие и непокорные, золотыми копьями пронзающие синеву, постепенно они превращаются в желто-оранжевое море с пурпурными гребнями волн на фоне все более темнеющего неба.

А солнце уже превратилось в золотую галеру. И он, Митрофан, видит себя капитаном прекрасного корабля и плывет к далеким берегам мечты под золотыми парусами, не замечая, как медленно растаяла малиновая полоса заката на горизонте и ночная темнота опустилась на уступы далеких западных гор…

– Ты что это здесь делаешь? – раздался вдруг рядом сердитый голос его брата Мефодия.

– Ой, как ты меня напугал! – вздрогнул Миртофан. – А я тут за солнышком наблюдал.

– Чего за ним наблюдать? Ночь давно на дворе. – Недоверчиво сузил маленькие глазки старший брат. – Нет, Митрий, ты что-то другое затеял. Вот смотри, мы с утра с тобой вместе за работу взялись?

– Вместе, – озадаченно протянул Митрофан.

– А работу закончили тоже вместе?

– Ну да.

– Так скажи мне, братец, почему ты прячешь от меня что-то? Раз трудились мы на равных, доход тоже должен быть одинаковым. Признавайся, не один мешок с зерном запрятал ты на этом проклятом бугре?

Митрофан долгим взглядом посмотрел на брата, а затем сказал:

– Послушай, давай не будем сейчас ругаться, а завтра вечером вместе придем сюда, и ты сам все увидишь.

– Дураком меня считаешь? – глазки Мефодия превратились в узкие щелочки. – Я спать буду, а ты в это время все перепрячешь, а завтра посмеешься надо мной. Нет, лучше иди один, а я здесь останусь.

– Ну, что с тобой поделаешь, – вздохнул Митрофан и стал спускаться по узенькой тропинке.

Оставшись один, Мефодий чутко прислушался к удаляющимся шагам брата: не остановится ли где Митрофан, не поднимет ли с земли тяжелый мешок с добром? Но, не услышав ничего подозрительного, жадный суслик понемногу успокоился и заснул.

И снится ему огромный склад с золотым зерном, которым владеет Митрофан. Мефодию очень хочется прибрать к лапкам богатством брата. Он тихо крадется в темноте, обливаясь потом. Лапки суслика трясутся, и он никак не может попасть ключом в замочную скважину. Но вот ключ повернулся в замке. Мысленно Мефодий уже внутри, богатство брата течет золотой волной меж пальцев, и звон зернышек звучит в ушах жадного суслика прекрасной мелодией.… Но что это? Открыв тяжелые двери склада, Мефодий видит перед собой пустоту. От страха и разочарования суслик закричал и… проснулся.

Утреннее солнце заливало ярким светом округу. Мефодий умылся в ручье и побежал в поле. Брат его уже давно работал.

– Ну что, проспал? – весело спросил он Мефодия. – Много добра на горе нашел? – продолжал подшучивать Митрофан.

Но Мефодий молчал, не обращая внимания на шутки брата. Он собирал пшеничные зерна, а думал о тех золотых, волшебно звенящих, что видел во сне.

Вечером, когда работа была окончена, братья пришли на гору и уселись на теплом камне.

И опять Митрофан, забыв обо всем на свете, плыл по огненному морю под золотыми парусами.

А Мефодий, хмуро глядя на заходящее солнце, размышлял: «Интересно, сколько золотых зерен могло бы получиться из этого никому не нужного заката»?