- И ты решил быть как он? - заговаривал зубы Иван. Ему казалось немыслимым простое появление этого, на вид, пятилетнего мальчика, здесь, в закрытых помещениях, усеянные водой и темнотой.

  - Да! Он ничего не боится! И я тоже - ничего не боюсь! Но я потерялся и хочу домой, к маме... - и мальчик обернулся, услышав вместе с Иваном что-то нечто более страшное, чем хлюпающие шаги до этого.

  - Давай так. Мы отсюда сейчас уйдем, а ты мне расскажешь, как ты сюда залез, хорошо? Как тебя зовут? Меня вот можешь звать Мишей, - врал Иван. На секунду ему пришла мысль, как бы не забыть, как тебя вообще зовут, ибо это уже было третье имя за эти дни.

  - Саша Акхард, - и буква 'Р' была произнесена как буква 'Л'.

  - Значит, Саша, сейчас залезай ко мне на спину и давай-ка отсюда уходить, - и только в самом начале коридора послышалось утробное рычание, Иван поднял мальчика на спину и направился туда, откуда он сам пришел - к лестнице, которая, к сожалению, могла не выдержать вес Ивана и Александра вместе. - Давай, маленький Акхард, свети назад и говори, что видишь.

  - Оно сюда ползет, сюда!

  ***

  - Иду я, значит, на работу, - причесывал Иван бармену, сняв мокрые ботинки. - Иду, хорошо мне, зарплату получаю сегодня. Ну и думаю: а где все? Ни души на работе. Вот прям забастовка, не приперлась ни одна сволочь. Тут смотрю, лампочка мигает. А я ж разбираюсь, беру лестницу, встаю на неё - и меняю. Вдруг везде свет гаснет. Думаю: опять коробки полетели. Тихонько слезаю и... Кто-то, мать твою, рычит. Не по-человечески, я-то сперва подумал, что это розыгрыш какой, шутки шутят. Ну оно еще громче, напористее, я уж совсем испугался. И слышу - протечка где-то, вода так и бьет ключом. Тут я догадался. Тварь эта прогрызла обшивку и пробралась к нам в отсеки. Только меня почему-то никто не предупредил. Ну и стою я значит на своей стремянке, качаюсь со страху, держусь за лампочку...

  И Иван, смешав правду с ложью, пересказал Эшли Сергеевичу все то, что с ним произошло там, внизу. Всю правду он, конечно, рассказывать не стал, но то душевное напряжение хотелось кому-то передать и отпустить душу, не все время же проституткам выговариваться, верно? Сашу Акхарда благополучно он отвел до дома, и незаметно исчез, искренне надеясь, что детский разум, решивший залезть туда, кто не стоило - не травмировался. Одна из причин затопления была в том, что ползун, а была это тварь большая, скользкая и быстрая, пробилась со временем в нижние альверские отсеки и тихонько обустраивала себе там гнездо. Кто бы это ни был, но выбор для оружейного склада был великолепным. Росс дожидался Мерфи здесь, в 'Непристойных и униженных', который после той ночи успели отреставрировать.

  - Ну, бар нам разнесли, да, - говорил как-то Россу бармен, - но ничего, ничего. В первый раз, что ли? Мы и снова его отделаем, и снова музыканты будут, и будет это все тянуться, тянуться, тянуться... Мы, европейцы, народ, словно тараканы, сколько ни дави - как-то мы живем.

  Но Мерфи не шел, час прошел, другой.

  - А чего так пусто? Вроде середина дня, а пустеет заведение твое, нет никого... - интересовался Иван, заметив подозрительную крайнюю малочисленность. - Да и на улице - точно также.

  - А черт его знает, - Эшли протирал стаканы, некоторые из которых ему пришлось склеить.

  ***

  Мерфи шел в окружении себе подобных. Годы подготовки, составление несбыточных планов, пересчеты и просчеты, поражения, падения, раз за разом, снова и снова, и каждый раз - все сокрушительнее. Противник всюду быстрее, хитрее, тысячи и тысячи падших товарищей, кто от пули - кто в заключении. И только ему, Меркушеву, все время удается уйти в тень, и выйти чистым, нигде не пойманным. Дорого ему стоило поступление в ГБК: никакой связи со своими, идеологическая обработка, постоянная ложь, постоянное притворство, порой до той степени, что приходилось бить своих же - идти на малую жертву, чтобы в итоге прийти к тому, к чему сейчас шел он и его братья по оружию. До двадцать девятой каюты всего сотня шагов, и не поздно все изменить. Но идея, вбитая молотком совести, жажды правосудия и справедливости была сильнее материальной выгоды. До погрома главного штаба ГБК на Альвере считанные минуты, и никто не способен этого остановить.

  - Хаос есть порядок наоборот, - сказал Меркушев в дверь, и она открылась.

  Через сутки на станции прольется кровь, что не лилась в таких масштабах еще никогда в истории Первого Правительства Европы.

  ***

  На утро по одному люди тихонько собирались со всей станции, образуя гигантские скопления, пусть и по меркам настоящих революций их было немного, но для Европы, с её станциями и аванпостами, узкими коридорами, переулками и прочими сетями мелкой инфраструктуры - это было воистину много. Люди устроили стачку в доке, и он встал, как если в горло попадает здоровенная кость. Альвер не смог ни принять, ни отправить. Все ответственные за это лица благополучно покинули свои посты и сдали позиции. Что-то всех зарядило, слепая надежда, но такая теплая, согревающая мысль, что все возможно обстроить иначе. Риск быть сметенными - самый большой из когда-либо существующих. Альвер находится в самом сердце Коалиции, и она не даст распространиться гнили и убить весь огромный организм. Меркушев и Росс пробирались на тридцать пятый этаж чуть ли не с боем - люди были на подъеме душевных сил и дерзили. Они добрались до казарм службы безопасности и разнесли их в пух и прах. Кто-то открыл им все двери, а только что поднятые ото сна солдаты не успели и глаз продрать - было поздно. Некоторые 'предатели' встали на сторону бунтующих и помогали им в захвате всех важных участков. Преодолев наконец людские массы, Мерфи и Иван стоят перед двадцать девятой каютой.