– То же самое можно сказать и о вашей стране.

– Увы, это правда…

– Это было похоже на какое-то массовое безумие, – продолжила Дивна, – было такое ощущение, будто все разом сошли с ума,– и вот однажды я стала свидетелем, как два соседа серб и босниец после ерундовой ссоры схватили обрезы и стали палить друг в друга. Оба получили серьезные ранения. А я поняла, что сейчас не смогу жить в родной стране, пока там такое творится…

– И что ты планируешь делать? – спросил я.

– Учиться.

– А где?

– В Первом Меде, я уже поступила.

– Ты шутишь? – я и Гинтас с удивлением уставились на нее. Там же такой конкурс, а ты…

– А я – сербка, и, когда я поступала, то очень плохо говорила по-русски. Поэтому я сначала даже не поступила, мне отказали. Просто, когда мне сообщили об этом, я ничего не поняла и решила, что все хорошо. А потом я пришла в приемную комиссию писать заявление, где все и выяснилось. Я решила не отступать и идти до конца, поговорила с ректором, и он принял решение меня зачислить.

– Сейчас ты очень хорошо говоришь по-русски.

– Спасибо, я уже целый месяц в России.

– И так быстро выучила?

– Ерунда, ничего сложного.

– А ты непроста, – Гинтас посмотрел на нее с уважением.

– Да, учиться надо в Питере, – поддержал я разговор, – Питер – это город-профессор, здесь куда ни плюнь, либо в студента, либо в препода попадешь.

Мы помолчали, думая каждый о своем.

– Гинтас, – Дивна нарушила молчание, – а как твое полное имя?

– Gintautas Umaras.

– Ты из Прибалтики?

– Нет, из Питера.

– Но, возможно среди твоих предков были прибалты?

– Все мои предки – русские, питерские, они жили в этих краях ещё в те времена, когда Города еще не было. Тогда на месте Питера были шведские, финские и русские поселения. Были крепости Ландскрона, Ниеншанц, Невское Устье… Потом Петр основал Город, и мои предки стали первыми поселенцами… Они строили Город, служили Отечеству. Среди них, кстати, было много известных людей…

– Тогда почему у тебя такое странное имя? – не унималась Дивна.

– Ну… это долгая история…

– А мы куда-то торопимся?

– Да, нет…

– Я не поняла: да или нет?

– Да, нет, наверное…

– ?! – было видно, что Дивна еще не знает некоторых тонкостей русского языка, поэтому подобное выражение ее немного озадачило.

– Нет, не торопимся. Это просто так говорится.

– Понятно… Ну, тогда давай, рассказывай.

-Начинай уже!.. – это я уже прервал затянувшуюся паузу. Мне самому давно хотелось услышать эту историю, но Гинтас всегда отговаривался. И вот, наконец, мне представился случай удовлетворить свое любопытство.

– Это произошло в 1917 году, – начал Гинтас.

Начало не предвещало ничего хорошего. Зная его резко отрицательное отношение к октябрьскому перевороту, как он его называл, я уже начал жалеть о нашей просьбе, но Гинтас оставался спокоен и не спеша продолжил.

– Мой прадед Эдуард Элисон…

Дивна чуть не подпрыгнула.

– У твоего прадеда была шведская фамилия? – перебила она Гинтаса.

– Ну да.

– Но, почему?!! – Дивна показалась мне немного взбалмошной девушкой и мне это не очень понравилось.

– Так это совсем другая история, тебе какую рассказать? – спокойно спросил Гинтас.

– Продолжай ту, которую начал, – немного странно выразилась Дивна.

– Ну, так вот Эдуард Элисон, герой русско-японской войны, в то время служил на эскадренном броненосце “Слава”. В октябре 1917 года корабль участвовал в Моонзундском сражении. В ходе сражения корабль вступил в неравный бой с немецкими линкорами, и, несмотря на героизм моряков, получил серьезные повреждения и начал тонуть.

К счастью к ним на выручку успели подойти наши эсминцы, и большую часть экипажа удалось спасти. Это был очень тяжелый бой. Моряки боролись за живучесть корабля с огнем и водой. Эти две стихии проявляют свою агрессивную сущность на корабле всегда одновременно. А ведь, казалось бы, прекрати борьбу, и вода потушит огонь. Но, увы, действуя вместе, они уничтожают корабль в считанные минуты.

Огонь и вода. В этом списке не хватает земли и воздуха. И в такие моменты их действительно очень не хватает для спасения душ человеческих. С воздухом все понятно, а земля… Будь она совсем рядом, до нее всегда очень сложно добраться, даже, если вода в море теплая и дело происходит где-то в южных широтах. А чаще всего бывает совсем наоборот и человек, попавший в море, имеет ничтожные шансы на спасение. Это только в фильмах люди плавают несколько дней на обломках корабля. Но не будем забывать, что любой фильм – это удивление дилетанта. Поэтому профессия моряка априори героическая, ведь служба проходит всегда в недружелюбной среде.

Да, те моряки, как и многие другие принимавшие участие в морских сражениях, были без ложного пафоса настоящими героями, незаслуженно забытыми последующими поколениями.

Таким же человеком был и мой прадед, с грустью смотревший как уходит на дно корабль, который долгое время был для него вторым домом. Теперь путь Эдуарда Элисона лежал в Кронштадт, а затем в Петроград, и надо было спешить, ведь слухи о происходящих там событиях распространялись гораздо быстрее радиоволн.

А что же происходило в столице в тот момент, когда лучшие люди России защищали родину и погибали за отечество?

Добравшись до Петрограда, прадед не узнал родной Город. Он был в ужасе от увиденного! Повсюду лежали трупами хорошо одетых людей. Их было очень много, они были по всему Городу. Чтобы избавиться от трупов, революционеры сбрасывали их в Неву и каналы.

Прадед не увидел ни одного нормального человеческого лица. Носились солдаты, матросы, бандиты, проститутки. Все были одеты в старую рваную одежду. Прадед понял, что если он останется в форме военно-морского офицера, его тут же убьют. Он накинул на себя рваное пальто, которое подобрал на улице, снял фуражку и поспешил на Малую Конюшенную, к своему дому.

Когда он зашел в парадную и стал подниматься по лестнице, то увидел, что во многих квартирах были выбиты двери. Они либо лежали рядом, либо болтались на одной петле.

Наконец он добрался до своей квартиры. Окна были разбиты, везде валялись осколки стекла. По всей квартире были кровавые мужские следы, и было видно, как убийцы ходили по квартире и что-то в ней искали. Всё, что можно было забрать, они забрали с собой. Всё, что не смогли забрать, они разбили, изломали и испортили. Мебель, картины и фотографии были изрезаны штыками. Стены в квартире и даже потолки были забрызганы кровью. Все ящики в столах и шкафах были выдвинуты, открыты и вывернуты, вещи были разбросаны. Зато в квартире не было убитых родственников, и появилась надежда на то, что им удалось спастись. Прадед вышел из своей квартиры и зашел к соседям. Живых не было. Он стал заходить в другие квартиры по лестнице, надеясь найти так хоть кого-то из оставшихся в живых. Везде были одни трупы.

Выйдя из парадной он столкнулся с матросами-демонами-революционного-красного террора, и, выхватив револьвер, хотел всех перестрелять. Но совершенно неожиданно они его узнали. Оказалось, что они вместе служили на “Императрице Марии”. А надо сказать, что прадед пользовался большим уважением и обладал непререкаемым авторитетом как среди подчиненных, так среди офицеров и командования. И даже теперь, оказавшись по разные стороны баррикад, они просто не посмели его тронуть. Главарем этой шайки был боцман с того же корабля, который сообщил прадеду, вся его семья еще в сентябре уехала в Гельсингфорс, поэтому чудом спаслась от погрома.

Сейчас уже никто не знает, что случилось с прадедом потом. Известно лишь, что воевал он в Белой гвардии вместе с адмиралом Колчаком и пропал где-то на полях сражений гражданской войны. Что же касается остальных моих родственников, то мало кто уцелел в революционной мясорубке. Одни были убиты во время погрома, другие погибли на фронтах первой мировой и гражданской войны. Увы, им всем легла дурная масть. Чуть больше повезло тем, кто эмигрировал. Я видел их могилы на кладбище Сент-Женевьев-Де-Буа. И лишь совсем немногие смогли вернуться в Советскую Россию, но им всю жизнь приходилось скрывать свое происхождение. Вот так.