Грузимся молча. В потёмках. Двор вымер на время, даже луна не соизволила показаться. Нас провожает натужный скрип качелей и едва слышимый грохот машин вдалеке. Живность загоняем в багажник внедорожника, Вик постелил ему плед, но волчара всё равно продолжает ворчать и дыбить на загривке шерсть. Гоню от себя мысли его кастрировать, вдруг потом после воссоединения получится казус…
Выезжаем под звуки радио, раздающего попсовые мотивы, не заботясь о разжижении мозга. Виктор осматривается по сторонам, прислушивается. Но я замечаю для себя: больше он не пытается настороженно принюхиваться, как будто часть его особенностей постепенно атрофируется за ненадобностью. Это нехорошо. Я бы даже сказал, очень плохо.
Как только выезжаем за город, давлю на газ. Темнота в отсутствие освещения на трассе меня не пугает, зрение меняется на ночное, и вижу буквально каждую ямку и выбоину. Тишина раздражает. Между нами она, как иголка, колющая без разбора везде, чаще попадая в сердце. Развлекает разве что волк, он с увлечением что-то грызет в багажнике и, чует моё сердце, делает это специально. Может, напьётся масла и уснёт?..
Ненависть, взращённая годами к этому виду, должна была давно оставить меня, благодаря Вику научился же глушить животные порывы, но вот именно к этой особи — непреодолимое желание сократить популяцию волков на одного. Аж руки чешутся!
— Да успокой ты зверя! — рявкаю, не выдержав, когда мохнатость начинает когтями царапать тачку. Видимо, жрать больше нечего.
— Ему не по себе и движухи нет, — поясняет мне собеседник, всё это время старательно делающий беззаботный вид, будто я не вижу, как он меня разглядывает.
— Спеть ему? — предлагаю на полном серьёзе. Как назло, живность начинает выть. Сам решил разбавить путешествие музыкой. Меня хватает на пять минут. Вспоминаю осла из Шрека и его вопрос «мы уже приехали?». Как же я теперь понимаю огра!
— Хорошо, пусть сгрызёт что-нибудь, только заткни его, — прошу Бойко, он ухмыляется одними глазами и разводит руками, мол, не в его компетенции. Сговорились.
Ладно, перенимаю их правила и врубаю выключенную ранее с психу акустику на полную. Хорошую акустику. Качественную! Втыкаю флешку, а там у меня шансон, попса, рок, инструменталка, иногда всё в одном треке… Их хватает на четыре минуты, я засёк. Виктор делает музыку тише, пробует поймать радио, но догнав, что тут оно уже не ловит, и вовсе выключает звук. Молчит. Я праздную победу, но одному грустно.
— Не хочешь поговорить? — спрашиваю из вежливости, вдруг у него есть вопросы.
— Пока не вижу смысла. — Отвык уже от его прямолинейного упрямства. — Как вспомню что-то — задам вопрос.
— А что вообще помнишь?
Сворачиваю круто вправо и держусь по центру дороги, ибо по краям трассу расхуйкали так, что потом ходовку собирать заново придётся.
— Всё. Муштру, военку, стаю, как стал вожаком. Всё, кроме тебя, — говорит это спокойно, и если бы я его не знал, то даже поверил бы, но слишком хорошо знаком с этой защитной реакцией.
— Выглядишь бодро. — попытка поддержать так себе… — Доставляет дискомфорт потеря памяти?
— Напрягает отсутствие возможности слышать стаю. — Смотрит в окно, не хочет показывать эмоции. — Как будто оглох.
— Они уже большие — без тебя справятся. Постараемся быстрее всё уладить. Но… Чего-то ты не договариваешь. Болит где-то?
— В груди.
— Там болеть нечему, Вик. — Наконец на меня поднимают взгляд. — Твоё сердце же у меня.
Как бы невзначай расчёсываю метку. Есть реакция, уставился обратно, надулся.
— Могу сказать, как есть? — а вот это мне не нравится.
— Попробуй.
— Где гарантия, что память отшибло не твоими намеренными действиями, и сейчас ты не везёшь нас в ловушку?..
Ценю честность. Но не в этой ситуации. Лучше бы сидел молча. Как можно доказать человеку что-то, если у тебя нет его доверия?
— Я чудовище, Бойко, но не на столько.
— Докажи.
Биться головой об приборку бессмысленно. Я знал: до встречи со мной Вик был упрям, ему так было нужно, чтобы не сломаться и оставаться сильным, но сейчас это неимоверно бесит.
Останавливаюсь на обочине, плавно скатившись по холму, повезло — не грязь. Глушу машину. Закуриваю. Делаю пару затяжек, а потом так же спокойно перегибаюсь через Вика и открываю его дверь.
— Я никого не держу. — Смотрит с прищуром, прощупывает, пытается анализировать, но давно пора понять: со мной всё через жопу, и его муки бессмысленны. — Можешь идти. Можешь взять волка. Хочешь — бери машину. Мне не впервой выбираться и не из таких ситуаций. Один справлюсь. Только всегда именно ты просил решать всё вместе и не пороть горячку. Сейчас я стараюсь поступать, как делал ты. Честно стараюсь. Вот, блядь, всей душой, хотя у меня её нет! Но ни хрена не получается! Доказывать тебе, что не враг — бессмысленно, к тому моменту, как начнёшь доверять, мы оба уже сдохнем!
— Ты-то почему?
Вообще, я ещё не всё сказал, но меня перебили. Или специально переключили. Наивности и простоты в вожаке никогда не водилось — не поведусь на его щенячий взгляд. Он меня изучает, как и я его.
— Мы запечатлены, бестолочь! Причём немного эксклюзивно. Помрёт один, следом второй. Бонус тебе вместо сервиза на свадьбу.
— Значит ты спасаешь себя?..
— Начинаю понимать Кира, почему он тебя пиздил. — Мотаю головой, выбрасываю окурок, прикуриваю вторую. — Ты или уходишь, или закрываешь дверь — дует.
Закрывает. Ждёт. Смотрит, как будто кино сейчас начнётся. Волк тихо порыкивает. Дым ему не нравится. Выбрасываю почти полную сигарету и просто дышу свежим воздухом.
— А я курю?..
Ухмыляюсь на его вопрос.
— Ты — не куришь. — Перестаёт коситься на пачку, валяющуюся сверху. — И меня пытаешься отучить.
— Значит, не кури! — сам понимает, какую глупость сморозил, улыбается. Показываю ему фак и завожу мотор, дорога только началась, а я уже устал. Неплохо бы километров через триста поспать.
Мука, о которой забыл за последние годы, возвращается снова. Виски гудят, горло пересохло, временами начинает выкручивать все сухожилия, ломая тело голодом. Шея взмокла, бросает в жар. Дабы слегка остыть, прикручиваю печку в машине и приоткрываю окно. Свежий ночной воздух остужает быстро, полоса дороги вновь расширяется и уже увереннее давлю на газ. Что делать дальше?..
Вик
Если кто-то не понимает, каково это — выпустить внутреннего зверя, посмотрите наглядно. У меня не просто ощущение повреждения моей реальности, она словно перекроена, переписана, нет, гораздо хуже — из меня словно кусок вырвали с мясом, с душой и рядом посадили. Дышит часто, горячо, вывалив длинный шершавый язык. Вот «Я» — Волк. А «Я» — Человек — справляется с тем, что стал втрое слабее? Откуда мне знать, насколько я был силён. Сила ушла со зверем, чувствую его смятение, злость, сердцебиение. Оборотню в себе сложнее разбираться с потерей человеческой составляющей. Я ещё успел стать вожаком. Обстоятельств не помню. Как Кир допустил, чтобы щенок его подсидел? Волк касается влажным носом пальцев, ему не нравится здесь. Вопрос, чудовищно назревший… Как?! Это произошло?! Кто нас разделил? Кому это вообще под силу? С трудом принимаю ситуацию, мозги плавятся. Но волк рядом связан со мной, могу его успокоить и рукой, и взглядом, и мыслью. И конечно, не как собаку. Древняя сила кипит в крови, в глазах — тоска. Зверю дискомфортно. Был бы в лесу в стае, возможно, реагировал бы естественнее, но сейчас здесь, в машине, рвётся в хлам, мечется, не находя покоя, тянет меня назад в Салан. Будто наяву вижу свой дом, но вся острота исчезла. Не чувствую себя частью стаи, вижу всех, но нет связи ни с кем. Понимаю, как всё неправильно, и так не должно быть. Надо разобраться. Хотя бы для того, чтобы вспомнить себя. А меня куда-то тащит этот… Странный. Пахнущий мной, отмеченный мной… Невероятно сильный и непереносимо самоуверенный. Безумие! Мог ли я по доброй воле запечатлеться с таким?!
Короткие покалывающие ментальные атаки. Словно кто-то осторожно проникает в мой мозг, взламывает по сложному коду с деликатностью нейрохирурга, любым резким движением напрямую боясь привести к необратимым последствиям. А куда ещё хуже? Словно смотрю на себя в зеркало и пытаюсь принять действительность всю разом. Неузнаваемую, едва осязаемую. Мне не хватает чувств, запахов, звуков, мир вокруг оглох, выцвел, стал пресным, как соевое мясо… Думаю, постепенно привыкну. Но…
