Но она или не спала больше, или все-таки проснулась. Снова возникла на пороге комнаты с укоризненным видом.

– Сын, ты даже не обнаглел, ты охренел! – возмутилась, скрестив руки на груди.

– Мам, – он проглотил весь дым и закашлялся от неожиданности.

Она подошла, забрала парилку, погрозив прямо ею, и ушла. Все понятно. Придется покупать другую – эту не отдаст. Или бросать уже покуривать? Начал же по глупости, просто чтобы попонтоваться, пыль в глаза пустить. Казалось, это круто. Ни фига! Просто дурацкая привычка, одна из, и никакой крутизны.

Перебрался в постель с телефоном в руках, принялся лениво перелистывать картинки. А потом услышал тихий стук: длинное тук и два тук коротких – их с Никой позывной из детства. Показалось?

Но стук повторился. Еле слышный, на самом пределе слуха. Подскочив к общей розетке, через которую они приноровились тогда разговаривать, шепнул:

– Ольха на проводе. Прием! – при таком способе общения приходилось придерживаться правила: сказал, прислонись ухом.

– Вовчик, ты с ума сошел? Прием.

– С чего бы это? Прием.

– Вакулину на репу пригласил! Прием.

– Не только ее. Вас тоже. Прием.

Но Ника замолчала. То ли убедилась, что все верно и спать ушла, то ли обдумывает. Ольховский навалился на стену, прикрыв глаза.

Сколько они так в детстве болтали – не сосчитаешь! Решали все вопросы, которые могли. Он советовался с подругой по поводу девочек. Интересно, а вот Чудова с ним по поводу мальчиков мнениями не обменивалась. Вообще они у нее были? Как-то этаинформацияпрошло мимо Вовчика. Но вообще всегда казалось, что с Никой маленькой был рядом в качестве галантного кавалера дедушка, потом он заболел, потом умер… И она просто так и не нашла достойную замену.

– Ника, прием! – шепнул в розетку.

– Чего? – тут же отозвалась она и замолчала.

– Не сказала «прием».

– Ну, прием, Ольховский! Чего ребячишься?

– Прием! – потребовал он.

– Прием, – послушно добавила она.

– Ника, а ты же тоже петь умеешь. Вы с дедушкой хорошо пели, я помню. Может, на пару с Елкой чего-нибудь сообразите? Прием.

– В смысле? Прием.

– Елка тебе не писала? Прием.

Вовчик не учел, что Толстый поговорил с Дмитриевой не так давно, она, небось, еще переваривает предложение, краснеет, бледнеет, обдумывает. С подругами пока поделиться не решилась. В переизбытке чувств долбанул себя по лбу.

– Ника-а-а-а!

– Я подумаю, – донеслось из дырочек.

Ну, ладно, хоть не отказала.

– Ника, а у тебя парень есть? – вопрос сам слетел с языка, Вовчик и сам не ожидал от себя.

– Дурак ты, Ольховский, – донеслось обиженное.

Блин!

Но Вовчик заулыбался. После разговора стало легко, как будто поговорил с кем-то близким-близким. Такого даже с Янкой не случалось, хоть она и сестра. Может, потому что с ней у Вовчика шесть лет разницы? Или она сама по себе другая. А Ника – это Ника. С ней ведь даже ссоришься как-то не по-настоящему. Наверное, когда-то в прошлой жизни они были близнецами, понимали друг друга с полуслова.

И Вовчику ничего не мешало поступать так, чтобы делать Нику счастливой. Всегда.

8

Самойлов нервничал, подспудно понимая, что в прошлый раз перегнул палку: психанул, смотался, как салага. Вдруг ребята плюнут на него и сами организуются с группой? Теперь собери-ка другую, а подводить Веру Палну не хотелось. Она словно воочию возникла перед мысленным взором Артема, вся такая томная, мягкая, трогательная – как такой откажешь? Беспокойство подкатывало к горлу, заставляло судорожно вдыхать.

А парни все не шли. Самойлов, чтобы успокоиться, начал подкручивать колки, дергая струны и прислушиваясь к звукам. Мантра про то, что группа только его, что он волен поступать, как захочет, и вести себя единоличным командиром, похоже, уже не действовала. Артем, конечно, по-прежнему свято верил в свой талант, но что не справится один – тоже понимал.

Послышались голоса. Только почему-то женские. Странно. Раньше на этот зальчик претендентов не было, будет обидно, если придется таскать инструменты с собой, или вообще делиться. Самойлов внутренне приготовился выдворить претенденток на помещение вежливыми, но бескомпромиссными аргументами.

Первой за порог ступила Вера Пална, как всегда спокойно, с достоинством огляделась по сторонам, приветственно кивнула Артему. За ней следом вошли три девушки, кажется, со второго курса, Самойлов их видел мельком в коридорах и на общих мероприятиях: одна – высокая, крупная, другая – неприметная девчонка, третья – красивая и уверенная в себе девица. Чего они тут забыли?

Однако Вера Пална уже отвечала на незаданный вопрос:

– Артем, я тут девочек привела. У них есть варианты для мартовского концерта, но им некому аккомпанировать, надежда только на вас.

Новость не слишком порадовала. Артем все еще надеялся, что Вера Пална оценит должным образом его песни, а тут еще вокалистки. Под «Серебро» станут косить? Или под «ВИАгра»? Или под «Ранетки». Наверняка, и репертуар у них из той же категории.

– Хорошо, – ответил, проглатывая раздражение.

– Надеюсь на вас, – Вера Пална улыбнулась, играя ямочками на щеках, и шутливо погрозила Самойлову пальцем, словно считывая все его мысли. – Это важное мероприятие, отнеситесь со всей серьезностью, – и присела на стул.

Смотреть на девушек без неприязни у Артема не получалось. Самая красивая с легкой улыбкой уселась на стул, непосредственно подогнув под себя одну ногу, а толстушка и простушка – как обозначил их про себя Самойлов – поднялись к нему на сцену.

Толстушка подошла к синтезатору и пробежалась по клавишам одной рукой. Набросала мелодию, легкую и незамысловатую. Еще одна клавишница? Толстый не обрадуется. Простушка же просто вертелась около подруги.

Наконец, послышались голоса парней. Толстый, Пашка, Вовчик и Леший ввалились шумной компанией и, не особо удивляясь при виде посторонних, поднялись на сцену, занялись обычной настройкой инструментов. Красотка тут же соскочила со стула и завертелась перед Лехой, откидывая волосы, жеманно вытягивая шею. Судя по всему, они уже были знакомы. Да, и все остальные, похоже, тоже.

Самойлов почувствовал в чем-то подвох. Да, девушек привела Вера Пална, да, для концерта… Но Артем невольно засомневался. Настроение испортилось еще больше. Опять показалось, что его никто ни в грош не ставит, а ведь здесь главный он.

– Я чего-то не знаю? – сквозь зубы полюбопытствовал Самойлов, подойдя вплотную к Ольховскому, тот только пожал плечами и невинно похлопал глазками.

– Итак! – Вера Пална поднялась и хлопнула в ладоши. – Это Лена и Николь. У них есть желание выступить на нашем концерте и голос. Думаю, вы сможете им саккомпанировать. Ну, что? Леночка, вы готовы? – медово улыбаясь, справилась женщина после короткого представления, впрочем, никак не обозначив третью девушку.

– Готовы, – басовито ответила толстушка и попросила микрофон у парней.

– Сейчас, – метнулся Юзов.

– Чего поём? – поинтересовался Толстый, настроившись подыгрывать.

Девушки запели. У Лены голос оказался под стать габаритам – густой и насыщенный, у другой – более высокий, но очень приятный. Репертуар был не слишком богатым, но разнообразным: «Кто победил, герой» АББЫ в переводе, «Нежность» из стародавнего фильма и «Хочешь» Земфиры, а потом, неожиданно, «Ведьма и осел» КиШ10. И если на первых трех Вера Пална согласно кивала головой, то на последней почему-то стыдливо прятала взгляд и усмехалась, а потом заключила:

– Последняя, пожалуй, немного не в тему.

Немного? Самойлов едва не подавился, вытаращился на женщину во все глаза, будто в тщетной попытке взломать чуланчик ее тайных мыслей.

– А вот остальные, думаю, подойдут. Вы обратитесь к Вике Исаевой, она занимается составлением сценария, – Вера Пална встала, собравшись уходить.

– А репетировать они с кем будут? – все еще не понимая, в чем подвох, спросил Артем.