– Войдите, – ответил он на стук.

Лера шагнула в кабинет. Громов стоял у окна, сцепив руки в замок. Белая рубашка, заправленная в узкие чёрные брюки, молодила его. Хотя, он и так был относительно молод – всего тридцать шесть лет. Лучший возраст для того, чтобы работать преподом, который мог бы флиртовать со студентками и обольщать их, а вместо этого усложняет им жизнь и всячески демонстрирует свою недоступность в плане соблазнения.

– Эрик Дмитриевич, я к вам от ректора.

– Я знаю, Лера. Садись, поговорим. Это уже твой третий проступок за последние полгода.

Лера кивнула. Да, пару месяцев назад она допустила грубое выражение, выступая с презентацией, а ещё раньше – ввязалась в спор с однокурсницей в спортивном зале.

– Прежние методы воздействия тебя ничему не научили, Лера. Я огорчён.

Темноволосый мужчина с точёными чертами лица и ледяными, как узор на окне зимой, глазами, внушал тревогу. Ему шло быть строгим, с этим никто не спорил. Но девушки хотели видеть в Громове скоре мрачного романтика, а в итоге лишь романтизировали его скверный нрав.

– Я обещаю, я больше не буду! Поймите, само вырвалось! Каюсь, в городе наслушалась слов, и вот теперь…

Ладонь Громова легла на столешницу, хотя он, кажется, не против был и бахнуть кулаком.

– Я знаю, Лера. Не будешь. Потому что сегодня у нас с тобой не просто воспитательная беседа. Ты знаешь, что было на этом месте до университета?

Любимова обвела старомодный кабинет взглядом, будто предметы могли ей что-то подсказать. Но вокруг были только книги, рамки с портретами и какие-то антикварные штуки, названия многих из которых она даже не знала. Не дождавшись ответа, Эрик Дмитриевич заговорил снова:

– Тут был женский институт, в котором нравы были весьма суровы, Лера. Если вспомнить, что давным-давно образование женщинам вообще не полагалось, учили их в основном быть хорошими жёнами. И, конечно, мужчины внимательно следили, насколько точно их студентки соблюдают правила патриархального мира. В те времена девушку могли наказать за непослушание, и весьма сурово. И речь шла не о лишении стипендии или снятия с конкурса на зарубежную стажировку.

Боясь услышать самое страшное, Лера сжалась в комок. Громова это не остановило, и он продолжил:

– Негодницу могли просто выпороть. В то время считалось, что женщину нужно наказывать для профилактики, а не только за провинность. И я, как человек, ценящий традиции, стараюсь сохранять их. Лера, иди за мной.

Сердце Любимовой ушло в пятки. Она сжала коленки, которые почти выбивали дробь, стуча друг о друга. Девушка не смогла двинуть и рукой, пока над ней не поднялась фигура преподавателя.

– Ну же, идём. Нам только нужно спуститься в подвал.

Увиденное повергло Леру в шок. Под землей находилось несколько комнат, свет в которые проникал через редкие окна, вырубленные под самым потолком. Каменные стены не выпускали наружу почти могильный холод, а деревянная мебель давно потёрлась. В одном из таких помещений и стояла та самая деревянная скамья, на которую Лере было велено лечь.

– Что?! – округлила глаза девушка, когда Громов запер дверь в помещение для наказаний.

– Еще раз: задирай юбку, а затем ложись лицом вниз.

Ощущая, как волосы по всему телу встают дыбом, Любимова ещё раз взглянула на деревянный предмет. Слева на поверхности скамьи был прорезан овал, как на массажной кушетке. Очевидно, чтобы той, кому положено наказание, было проще его получать.

– В смысле, как задрать юбку?! – сбивчиво прошептала Лера, боясь повышать голос.

– Чтобы я смог тебя выпороть, – буднично ответил Эрик Дмитриевич, подойдя к узкому шкафчику. Он извлек оттуда вещь, похожую на тонкий прутик. – Не заставляй меня ждать, дрянная девчонка!

Испуганная брюнетка оказалась полностью во власти его голоса, потому что спорить с Громовым не мог никто из учениц. Но именно сейчас он казался не просто угрожающим, он стал чрезвычайно опасным. И раз уж побег был невозможен, оставалось лишь подчиняться.

Лера медленно упёрлась в скамью руками и вытянулась на ней во весь рост. Лежать на необработанном дереве было неудобно, дискомфорт ощущался почти во всех частях тела. Трясущимися руками она задрала юбку на спину, сгорая от стыда, а холодный пот уже струился по её носу и падал на каменный пол через дырку для лица.

– Трусы спусти, – приказал Эрик Дмитриевич. Лера неаккуратно потянулась к ним рукой и с трудом смогла стянуть их с мягких бугорков ягодиц.

– Я хочу, чтобы ты запомнила раз и навсегда, что соблюдение дисциплины – твоя обязанность. И наказание ты получишь за все свои проступки.

Прутик со свистом подлетел к потолку, а затем быстро опустился на нежную кожу девушки, оставив яркий след. Словно кто-то протянул розовую ленту через снежные равнины.

– Ауч! – взвизгнула Лера и едва удержалась на широкой доске. Не верилось, что такое тонкое и визуально хрупкое орудие могло так резво и болезненно жалить.

– Ты должна отсчитывать каждый нанесённый тебе удар! Жду реакции, – холодно проговорил Громов. В его голове не было ни грамма волнения, будто порка студенток стала для него привычным занятием.

– Один! – приподняв голову простонала Лера и тут же второй удар заставил её вздрогнуть сильнее, чем в первый раз. Покрасневшая при первой атаке кожа отозвалась ноющей болью при следующем ударе.

– Не молчи! – сурово приказал преподаватель.

– Два!

Лежа на грубой поверхности и молясь, чтобы экзекуция завершилась, Лера пыталась понять, слышны ли её крики там, снаружи. Куда выходят эти крохотные окна под потолком? На задний двор, где никогда никого не бывает? Или к крыльцу главного корпуса?

Чёрный прутик совершил свой третий укус, и Лера снова закричала, так как этот удар превзошёл предыдущие по силе.

– Три! – едва успела сказать она, прежде чем Эрик Дмитриевич разозлился. Она ещё не знала, что порка по ягодицам – не единственное, что её ждёт. Четвёртый удар не заставил себя долго ждать.

– Стойте! – взмолилась Лера, выплевывая изо рта свои же волосы, прилипшие к коже. – Вы сказали, что будете пороть меня за три проступка!

– Правильно! – с фальшивым одобрением сказал Громов. – К наказанию за остальные провинности мы ещё не подошли! Ну! Считай!

– Пя-я-ять! – вскрикнула девушка, и из её глаз брызнули слёзы.

Десять ударов, каждый из которых заставлял её с колотящимся сердцем замирать в ожидании, выбил из Леры все силы. Когда мужчина опустил руку, закончив экзекуцию, она лежала на влажной от её пота скамье, ощущая жар в нижней части спины и на ягодицах. Иногда, когда она напрягала мышцы, казалось, что боль отступает, но уже через пару мгновений жуткий зуд и резь возвращались. Мучитель куда-то ушёл, но у Любимовой не было сил поднять голову и осмотреться. Она боялась, что порка продолжится, поэтому о том, чтобы расслабиться, не могло быть и речи.

– Надеюсь, тебе хватило времени перевести дух, – донёсся откуда-то голос Эрика Дмитриевича. Лера вскочила, игнорируя боль. Ей нужно было убедиться, что он не приближается к ней с орудием пыток в руках. Но мужчина просто стоял у низенькой дверцы, которую она до этого момента не замечала.

– Отпустите меня, Эрик Дмитриевич! – захныкала Любимова.

– Отпущу, не переживай. Осталось закрепить полученные знания. А ну вставай и заходи вот сюда.

Он сделал шаг в сторону и рукой приоткрыл дверь. Она вела в темноту. В неизвестность, которая источала осязаемый ужас, заставляла волосы на теле шевелиться. Она пугала, как и тот факт, что столь интеллигентное и статусное место обнаружило в себе такие грязные пятна. Под классической усадьбой, окружённой садами и ожерельем голубых озёр, таилось подземелье, в котором могли воплотиться самые жуткие фантазии извращенцев-преподавателей.

Едва перебирая ногами, Лера вошла в темноту. Оказалось, что источник света внутри всё-таки был. Вернее, несколько источников в виде свечей, стоящих в нишах каменных стен. И если помещение, где стояла проклятая лавка, ещё как-то можно было принять за склад, старый сарай или просто заброшенную комнату, то место, в котором она оказалось теперь, было ничем иным, как колыбелью мрака. Тюрьма – вот чем его можно было назвать.