– Ах ты, хулиган!. Да как ты вообще посмел сюда явиться-то? Бесстыжие твои глазищи!. Сначала девочку обижал, а теперь поди пришел прощения просить?! Не будет тебе такого!. Убирайся отсюда!.
Она так напирала на бедного парня своим выступающим вперёд животом, что он отступил назад и замер, прижавшись спиной к стене, не имея возможности вставить хотя бы одно слово в тот поток криков, что лился на него разъяренной женщиной.
– Ну вы сами тут дальше разбирайтесь. – Сказала Василя, удивленная, но тем не менее довольная произведенным эффектом и видя, как по коридору, по направлению к ним от медсестринского поста торопятся дежурный врач и медсестра, поспешила ретироваться.
Она дошла до лестничной площадки и принялась не спеша спускаться вниз, осторожно ставя ноги и опираясь на перила, чтобы не упасть.
– Да, мать, – негромко сказала Василя самой себе, добравшись до первого этажа и остановившись перевести дух, чувствуя как у нее от слабости начала кружится голова, – что-то ты совсем сдала. А ведь могла спокойно на десятый этаж без передышки взбежать. Укатали меня немного крутые горки. Ну ничего, это ненадолго. – И припомнив, что только произошло, усмехнулась. – А прикольно с этим ниггой получилось. Да, правильно говорил дядя Рауф – сделал гадость, в сердце радость..
Девушка прошла широким коридором, миновала турникет с охраной и толкнув дверь, вышла на улицу. Ей хотелось прогуляться и подышать свежим воздухом, тем более врач настоятельно рекомендовал моцион, и парк, расположенный рядом с больничным корпусом, как нельзя более подходил для прогулок, хотя и был полон людей, слоняющихся по выложенным плиткой тропинкам, сидевших тут и там на красивых удобных лавочках.
Солнце мягко пригревало с высокого, синего, без единого облачка неба. И деревья, едва слышно шелестевшие листвой под легким теплым ветерком, дарили желанную тень, располагавшую к отдыху.
Василя прошла тропинками, оглядываясь вокруг и увидела пустую лавочку, стоявшую немного поодаль от остальных, на которой никто не сидел. Может потому что тень уже не закрывала её и никто из больных и родственников, пришедших их навестить, не хотели сидеть на свету, предпочитая прохладу. А возможно потому что до нее просто еще никто не дошел, предпочитая сидеть поближе, где есть свободные места.
Василя всегда любила, когда грело солнце и поэтому без раздумий уселась на теплое сиденье и с наслаждением прикрыла глаза, расслабленно откинувшись на спинку.
Она сидела и слушала как шебуршатся птицы в листве, занимаясь своими птичьими делами и деловито перекликаясь между собой, как кто-то шуршит в траве, еще не подстриженной работниками до состояния прически призывника, готового к воинской службе, слышала отдалённый гул машин, ненавязчиво доносившийся с улицы. И чувствовала, как постепенно успокаивается, привыкая к тому, что горечь утраты уже никуда не уйдет. А переживания, пусть и не ушедшие совсем, но постепенно притупившиеся, становятся частью души и с этим придется жить дальше. Василя глубоко вздохнула, понимая, что ничего ни вернуть, ни изменить нельзя, это теперь и есть жизнь.
Чья-то тень упала на её лицо, закрыв от солнечного света и немного подумав, девушка лениво приоткрыла один глаз. Прямо перед скамьей стоял Франсуа, сверху вниз глядя на неё и его лицо было точь-в-точь как у маленького ребенка, обманутого в своих лучших ожиданиях.
– Ты мне со-о-олнце заслонил.. – Тоном капризной, донельзя избалованной девочки протянула Василя. – Отойди.. – И снова закрыла глаз.
Тень исчезла, открывая солнечный свет, негромко скрипнула лавочка, принимая тяжесть крупного тела и парень примостился рядом с ней, сильно и глубоко выдохнув.
– Не вздыхай так – меня это раздражает. – Зевнула девушка.
– Зачьем вы так со мной? – Негромко, с надрывом спросил Франсуа, снова глубоко выдыхая.
– Тебе что, заняться нечем? – Не открывая глаза, лениво бросила Василя. – Насколько я знаю, практиканты всегда заняты, потому как должны шуршать словно электровеники, если хотят чему-либо научиться. А не просиживать рабочее время с красивыми пациентками в парке на скамейке.
– Почьему вы меня опозорьили перед теми женщинами? Оньи мнье столько всьего наговорьили плохого.
– Вот же блин. – Недовольно выпрямилась девушка, открывая глаза и не скрывая досады уставилась на непрошенного собеседника. – Посидела в тишине, называется.. Родной мой, тебе чего надо? Чем ты недоволен?
– Ви сказьали неправду и должны перьедо мной извиниться. – Твердо сказал Франсуа.
– Хочешь загадку загадаю? – Спросила Василя и, не дожидаясь ответа, продолжила. – Что нужно делать, когда встав ночью ты видишь как твой телевизор летит по воздуху? – И видя озадаченное лицо парня, добавила. – Взять ружье и застрелить ниггу, который крадет твой телевизор.
– Прекратьите меня оскорблять!. – Посерел от возмущения Франсуа. – Я-а этого не потерплью..
– Ну а чего тогда сидишь тут? – С любопытством спросила девушка. – Иди куда шёл. Чьто ты ко мнье привязался? – Передразнила она парня. – Тебе что, делать больше нечего?
– Я хочьу вам помочь. – Твердо сказал Франсуа. – Это есть моя обьязанность, как врача.
– Слышь ты, помогальщик, мотай давай отсюда, не беси меня. А то тебе твои пятьдесят кило веса ну никак не помогут.
– Я не есть весьить пятьдесьят, я есть весить девяносто. – Возмущенно вскричал практикант.
– Да какая разница? – Василя отодвинулась на край скамейки. – Чем больше шкаф, тем громче падает. И вообще от тебя воня.. гм-м-м, пахнет неприятно. Ты что, совсем не моешься?
Франсуа от такого оскорбления поднялся на ноги и застыл, не зная что сказать.
– Вот и умница.. – Ласково сказала девушка. – Уже встал, первый шаг сделал. Давай, как тебя там – Ланфрен-Лан-Фра, топай отсюда! Не приставай к девушке. А то я жалобу на тебя напишу. Коллективную!
Парень хотел что-то сказать, но вдруг сник. Он снова опустился на скамейку и тоскливо понурился.
– Ты ещё заплачь и обижульку включи. – Безжалостно продолжила Василя. – Не, как мужика я тебя понимаю – ты на меня запал. Что там у тебя – хер до колена, хочется его в кого-нибудь время от времени втыкать, а тут пациентки молоденькие благодарные так и вьются, хотят попробовать мускулистого черного тела, ну как тут устоять и не ответить взаимностью?
– Я-а ни в кого и ничьего не хочу втыкать! – Твердо сказал парень.
– Та-а-ак вот ты како-о-ой! – Удивленно протянула девушка. – Так ты что, из этих, заднеприводных? Вот же кому-то повезло-о-о-о-то. Хотя нет, – задумчиво добавила она, – ты же вроде сказал – ни в кого и ничего. А-а-а-а, я поняла, – радостно хлопнула Василя в ладоши, – ты асексуал! Или нет, ничего и не в кого – ты антисексуал. Хотя нет, опять не сходится. – Помотала она головой. – Они все могут, но не хотят – сволочи. – И тут девушка хлопнула себя по голове. – Ну вот же я непонятливая, и как это до меня сразу не дошло? Ты священник и дал обет безбрачия. Поэтому и хочешь всем помогать и не хочешь ничего и ни в кого втыкать! Правильно?
– С вами очьень трудно говорить. – Франсуа встал.
– А ты спой для меня песню. – Предложила девушка. – Народную африканскую песню. Я тебе даже подпою и мы может с тобой тогда подружимся. Ну давай, запевай: А-а-а-а-а.. У-у-у-у-у… – Заголосила она. – Ну чего ты молчишь? Или мое пение оскорбляет твой тонкий благородный слух? Может я фальшиво пою? Ну так научи меня.. – И снова завыла. – У-у-у-у-у-у… А-а-а-а-а-а… Ну ты чего-о-о? Но вот как мы с тобой жить-то вместе будем и не петь по вечерам? Я люблю петь, а ты любишь? – Франсуа молча смотрел на неё, уже не делая попыток вставить хотя бы слово. – Слушай, а у тебя «там-там» есть? – И глядя прямо в округлившиеся глаза парня, пояснила. – Ну это барабан такой. Круглый. По нему ещё ладошками стучат. Там.. Там.. Там-там-там… Играют так. Если есть, то приноси – ты сыграешь, а я спою. Будет у нас дуэт. Супружеский. Мы его назовем «Заткните уши». И будем иметь успех. Заработаем много денег и купим себе большой дом. И машину. Джып.. А потом нарожаем детей, пятерых, от разных отцов – ну чё им всем одинаковыми быть? – и уедем к тебе на родину, в Африку, будем жить там в хижине в саванне, слушая по ночам рычание львов, вой гиен и визг дерущихся шакалов, состаримся и умрем вместе в один день. Ты стареньким негритянским страшненьким дедушкой, а я такой же красоткой, как и сейчас.
