И после этого все словно с ума сошли. Я то и дело ловила на себе беззастенчивые взгляды, в которых читался немой укор. Меня рассматривали так, словно я оскорбляла их одним своим видом. Ко мне еще несколько раз подходили мужчины с предложением потанцевать. Некоторые из них были сделаны в достаточно грубой форме. После того, как я в очередной раз вежливо отказалась, Галвин раздраженно произнес:
– Налетели, как стервятники…
– Меня пугают эти люди, – прошептала я, – увидев меня впервые, многие из них желали мне смерти. Теперь эти же люди жаждут со мной танцевать. Я для них как чудная диковинка. Как странная зверюшка, которую внезапно стало модно заводить. Таким людям нельзя доверять, они могут предать в любой момент.
– Они просто люди, – ответил Галвин, – а людям свойственны слабости. Будь к ним снисходительнее. Не все из них хотели твоей смерти, и уж тем более не все воспринимают тебя как зверюшку. Уверен, многие приглашали тебя потанцевать просто потому, что ты хорошенькая.
Я сделала еще глоток вина и от скуки украдкой поглядывала в сторону королевского стола. Сначала внимательно оглядела короля, его советника, того самого, что увидела в самый первый день.
Затем я перевела взгляд на Морана. И замерла с ошарашенным видом. Хранитель громко смеялся, откинув голову назад. Вплотную к нему сидела пышногрудая женщина и что-то говорила и говорила ему, отчего он все сильнее смеялся. Она тоже смеялась, обнажая прекрасные зубы. Казалось, для них все остальное перестало существовать – так им весело было. И так близко друг к другу они сидели.
Кровь прилила к лицу. Виски пульсировали. Я не могла оторвать от них глаз. Я даже не моргала. Моран словно почувствовал мой взгляд и посмотрел на меня. Улыбка по-прежнему играла на его лице.
«Отведи глаза. Отведи сейчас же», – гневно говорила я себе, но ничего не могла с собой поделать. Обида, горечь, злость на него и на саму себя – все перемешалось во мне в тот миг.
Меня кто-то задел локтем, и я, наконец, вышла из оцепенения и перестала смотреть на Хранителя. Но эмоции не утихали. Странные эмоции, сильные. Я знала, что за эмоции это были. Ревность. Проклятая ревность внезапной стихией проникла в мое сердце. Я ревновала его. Это было ненормально.
Пожалуй, я окончательно свихнулась.
Или просто насочиняла ерунды. Он может разговаривать с кем угодно, как угодно смеяться, успокаивала я себя. Меня это не волнует. Нет и нет. Это не ревность, это просто вино. И волнение от всего, что произошло.
Поэтому, когда меня в очередной раз пригласили танцевать, я согласилась с самой кокетливой улыбкой, на какую только была способна. Не самый умный поступок, знаю…
Мой партнер по танцу был высок, молод и смешлив. Он закружил меня в быстром танце, то подхватывая за талию и поднимая к потолку, то беря за руку и кружа вокруг себя. После того, как танец закончился, мой кавалер галантно провел меня к столу и даже поцеловал руку.
– Что ты такое творишь? – зашипел Галвин, когда мой партнер по танцу удалился.
– А что такого? – спросила я с самым невинным видом, – я просто немного веселилась. В конце концов, мы на пиру.
– Да за вами весь зал наблюдал.
– Что ж, им выпала уникальная возможность лицезреть, как неуклюже танцует зверюшка из другого мира, – выпалила я, – я не вижу ничего предосудительного в этом. В конце концов, здесь все танцуют.
– Но до этого ты отказала в танце нескольким очень важным лицам! И теперь они могут увидеть в этом скрытый смысл, – сказал Галвин, – отказывая в танце одному, ты должна была отказать всем, чтобы никого не оскорбить.
– Ах, вот оно что! – громко произнесла я, – ты мог бы меня и предупредить об этом. В моем мире танцу не придают такого большего значения. У нас танец – это просто танец.
Я уставилась в кубок, пытаясь скрыть раздражение. Галвин внимательно смотрел на меня.
– Твое настроение переменилось. Что произошло? – спросил он, глядя на меня пронзительным взглядом.
– Ничего! – рявкнула я и тут же испытала чувство вины. Галвин не был виноват в моем дурном настроении. Он всегда был так добр ко мне. Я смягчила тон и продолжила:
– Извини, пожалуйста. Я просто немного устала и перенервничала. Сам понимаешь, все эти взгляды, шепотки…
Галвин кивнул и пожал мне руку.
– Могу ли я присесть? – раздался над нами женский с хрипотцой голос.
Я повернулась. Возле нас стояла молодая женщина и улыбалась легкой улыбкой. Если бы меня попросили охарактеризовать ее одним словом, я бы уверенно сказала только одно: «Роскошная».
И это правда. Все в ней было роскошным: фигура с плавными изгибами, вьющиеся каштановые волосы, черные глаза с длинными ресницами, красивый изгиб губ. Если бы ее увидела Моника Белуччи, она бы зарыдала от зависти.
Несколько секунд я безмолвно таращилась на незнакомку, после чего кивнула. Женщина грациозно села и, глядя на меня с интересом, произнесла:
– Меня зовут Аланда Миррен. А ты, должно быть, и есть та самая пришелица из другого мира?
Она была первой, кто в этот вечер назвал все своими именами. Безо всяких «откуда ты родом» и прочего. Мне ее прямолинейность понравилась.
– Это верно, – ответила я и улыбнулась, – мое имя – Елизавета.
– Бедняжка. Представляю, как тебя утомили эти лицемерные выскочки. Вились вокруг тебя и глазели, как коршуны. Хорошо, что не съели, – она произнесла это тихо, но так, чтобы все сидящие за столом услышали ее, – могу представить, что ты чувствуешь. Я и сама когда-то была в подобной ситуации.
– Вы тоже из другого мира? – спросила я, зная уже ответ. Она покачала головой, – в таком случае вряд ли вы меня понимаете.
– Отчего же, прекрасно понимаю. Много лет назад и на меня глазели. Обо мне шептались, меня презирали, считая сам факт моего присутствия оскорблением. А потом эти же люди искали моего общества так же рьяно, как избегали ранее, – она произнесла это с обворожительной улыбкой, словно говорила о чем-то приятном, – и, кстати, ты можешь обращаться ко мне по имени и на «ты».
– Хорошо, Аланда, – сказала я, – так почему же люди избегали твоего общества?
– Потому что я была не из их круга, – ответила Аланда, – я из обычной фермерской семьи. Никто в нашем роду не обладал ни богатством, ни влиянием, ни магией. Так было до тех пор, пока один высокородный и влиятельный человек не увидел меня в поле, когда я помогала отцу собирать урожай. На следующий день он увез меня в свой замок и сделал любовницей при живой жене. Мне было шестнадцать. Ему – за пятьдесят. Я для него была трофеем, дорогой игрушкой, которую он наряжал, дарил драгоценности и земли, выводил в свет. Где все, конечно, ворочали от меня нос. До тех пор, пока он не овдовел и не женился на мне. Так я стала госпожой. А эти прихвостни, – она обвела взглядом сидящих людей, – внезапно испытали ко мне приступ дружеских чувств. Ну а теперь я сама вдова, – она улыбнулась, – влиятельная, богатая и, наконец-то, свободная.
– Но почему ты все это рассказываешь мне?
– Рано или поздно ты бы узнала о моей истории. Люди здесь страсть, как любят сплетни и грязные подробности, – ответила она, недобро сверкнув глазами, – так что лучше услышать правду из моих уст.
Она мне нравилась. Наверное, из-за своей прямолинейности, хотя при других обстоятельствах это выглядело бы неуместно. Но только не в этом мире, и не в этой ситуации. Я посмотрела в ее красивое лицо и улыбнулась. Неосознанно мой взгляд переметнулся туда, где сидел король и хранитель. Аланда проследила за моим взглядом и тихо произнесла:
– Хранитель – красивый мужчина, не так ли? – в ее глазах играли хитрые искорки.
– Никогда не рассматривала его в этом качестве, – холодно ответила я.
Аланда тихо засмеялась.
– Он очень красив. Многие девицы в королевстве рыдали, когда Моран дал клятву и надел плащ Хранителя. А сколько сердец было разбито от одного его взгляда! Ах, Моран… – она посмотрела на меня серьезным взглядом, – будь осторожна, милая. Я видела, как ты на него смотришь. Меня не провести, ведь я тоже женщина. И прекрасно знаю, что это такое.
