Павел тихо, но разборчиво произнёс:

– Теперь понятна цель твоей командировки на Паксидею, Инженер.

Вивиан отделилась от своей группы и почти поравнялась с нами, но держалась на шаг впереди. И, конечно, тут же встряла в беседу, поддержав фразу Павла:

– Говоришь, что аномалия, которую не видит летающий космический аппарат – невиданная вещь? Круто! В растительности аномалия или в том, что у нас не работают датчики? А?

– Намекаешь, Вивиан, что аномалия искусственная? Соглашусь. Тут и АРИС не нужна. Другое дело – маскировка. Местность подделана под естественные аномалии Паксидеи. Их всего штук эдак сорок пять. Рассыпаны по трём материкам и четырём частям Мирового океана. Люди часто пропадают на Паксидее, – озвучила я собственные мысли. – Статистика. И да, Павел, нам повезло, что крутой приборчик остался при Тарасе, а не был изъят на исходной точке – поляне. Но «круто» даже не это. Круто то, что мы, скорее всего, под поверхностью планеты. В мешке из скалистых пород суши или океана. И откуда-то за нами следят операторы, ведущие эффи-стрим.

Девушка описала полусферу рукой с вытянутым указательным пальцем и удовлетворённо улыбнулась:

– Арена. Мило. За что такое почтение к моей персоне? Может, слишком активно комментировала эффи-стримы, что сама угодила в один из них?

В ответ я пожала плечами.

Восемьдесят процентов планет, на которых удалось побывать, снабжались АРИС. Именно по сей причине вживила утилисме и перепрошивала его своевременно у знакомого хакера. К чему я? Да к тому, что данные на утилисме поступали чётко – значит, связь с АРИС была, но односторонняя.

Вопрос: должна ли реагировать АРИС в ответ на утилисме? Не-а. Осмелюсь предположить, следуя логике, что сигналы проходят через местную станцию-перехватчик. Утилисме, готова дать голову на отсечение, перешёл на автономную работу по типу: «лазутчик». Получались односторонние отношения объектов: я данные принимала, но обратная связь купировалась. Ладно, я ответила на вопрос, но толку чуть. Ещё раз подтвердила предположение, что есть глушащий механизм. Что с того?

– Блогерша, – хмыкнула брюнетка, – расслабься.

Пришлось отвечать:

– Обязательно, когда найду способ связи, обходящий глушилку. И во время привала детей расспрошу. Прям тут же расслаблюсь.

– Не поняла, – созналась Галина. – О чём вы? Какая глушилка? Какие эффи-стримы? Какая арена? Что происходит?

Тарас кратко объяснил Галине, что и к чему, и та в ответ выдавила, побледнев:

– Я не сделала ничего плохого.

– Ты здесь для трагичности, милая, – расхохоталась Вивиан. – По твоей чистоте будут скорбеть миллионы. Именно такими бывают сакральные жертвы. Вот прям такими, как ты.

– Дария права, – подхватил Федот. – Приём сигнала ведётся. Он раздаётся. Данные усечённые, но конкретные и минимальные. Такое происходит, когда работает средство принудительного подавления с особым шифрованием. Обманка, иначе говоря. И не удивлюсь, что мы отображаемся на карте в определённом квадрате, но поисковая группа обнаружить нас не может, потому что типа списывают на аномальную зону или ещё что-то такое и поиски идут наощупь.

Вивиан легко развернулась и пошла к нам лицом, не боясь споткнуться. Впрочем, травы теперь не наблюдалось, а вместо неё – песчаная почва.

– Корней у деревьев нет, – заметила Галина. – Это же странно, правда?

На Галину Вивиан посмотрела с улыбкой, а её чёрные волосы контрастировали с жёлто-красноватыми и зелёными оттенками листвы изменившего своё лицо леса.

– Не о том думаешь, голуба! – подтрунивала Вивиан над Монашкой. – Нас найдут – это хорошая новость. По одному, но найдут. Из плохих новостей – нас отыщут в виде трупов.

Короткая пауза, подвешенная Вивиан выглядела театральной – я такие вещи интуитивно чувствую, – и, наблюдая осознание на наших лицах, она прервала её, обращаясь к Галине:

– Вот и мне кое-что интересно, Монашка, но не корни – с этим всё всем ясно, кроме тебя, а мне любопытно иное. Где остальные пассажиры с нашего борта? Давайте посчитаем: всего тридцать два человека у нас в салоне и столько же у школяров. Где остальные люди или их трупы?

– Не нагнетай! – бросил Федот в сторону Вивиан. – Не все так быстро соображают.

– Подростки прибыли сюда рейсом раньше, а потом наши группы соединили организаторы вояжа… Я полагаю, все так думают, а не размышляют на тему руки судьбы и провидения, – поделилась наблюдениями я, а Галина взглянула на меня так, будто я для неё Америку открыла. – Коротко объясню для Галины. Э-э… Мы в квесте, дорогая. Трава здесь специфическая – всё, что неживое, она утилизирует, опутывая стеблями, превращает в кокон и перерабатывает. Мы были на поляне не случайно, она – точка отсчёта с травой иной биологической конфигурации, иначе бы остались без вещей совсем – они не живые. Держать их надо всё время на себе – затянет иначе. Трупов нет – они переработаны… Вот что любопытно: только у двоих мальчишек восприятие осталось неискажённым. Другие дети прибывают в шоке.

Галина вмешалась:

– Нас ждёт неприятный сюрприз?

Как ребёнок, честное слово!

Федот продолжил:

– Зверьё здесь, кажись, лютое. Не хотел говорить до привала, но я видел на поляне, как припёрлась вторая тварь. Она беззвучно склонилась над трупом первой, издала странный сигнал, схожий с щёлканьем земных дельфинов. Зависла так на десяток секунд, а потом принялась интенсивно жрать собрата. Или собратиху.

– Фу! – не удержалась я, а Галина ниже склонила голову.

– Это ещё не «фу», Бусинка, – в словах Федота, обращённых ко мне, звучала злая поучающая насмешка. – Настоящее «фу» случилось, когда с неба спланировала на поляну другая животина и начала подбирать куски, что выпадали из пасти восьмилапой твари. Похоже, детки уже видели нечто подобное. И ещё: это укладывается в твою теорию, что поляна – точка отсчёта без возможности самоочистки. Потому животины и жрут друг друга.

К нам присоединились Охгол и Арсений, и теперь наш строй выглядел любопытно: рассредоточенные, бредшие вперёд дети и мы, шагавшие в плотной двухрядной шеренге.

– Прав, Зэк, – заметил Охгол. – Видел, что четверо ребят тихо плакали, и понятно, от чего – шок проходил. Расспросить бы их: что да почём? Бластер больше не нужен, парень? Верни.

– Не-а, дядя, – коротко бросил Гордеев, – у меня побудет немного. Чуть позже отдам.

– Не боись! – хмыкнул Охгол. – Здесь задержание производить не стану – каждая пара рук, ног и глаз в составе единого организма важна. В такой филей влезли, драть его! Не отдашь пушку? Ладно, поиграйся ещё малёк. Так что там с непонятками, ребятки?

Фролов двигался, понурив голову, и о чём-то крепко размышлял. Слова, обращённые к нему, парень не слышал, а когда Охгол рявкнул его имя, встрепенулся, повернул голову и, нахмурившись, уставился на Горбунова.

– Я это чего: говори, что ещё с этой аномалией не так, – повторил в короткой форме вопрос Охотник за головами.

– А! – брови Тараса перестали быть прямой линией, морщина на переносице разгладилась, и он улыбнулся. – Ах да! Вся растительность в этом месте прошла процесс агрессивной гибридизации, если не сказать аннигиляции. Не пойму только, в чём её источник. Но важно знать: лес ядовит. И самое нелепое, некоторые растения при сильном ожоге или порезе заражают человека бешенством, как дикие животные. Помните девочку, которой я оказал первую помощь? Вот она напоролась на куст, а он повёл себя, точно дикая тварь и впрыснул сок, схожий со слюной. Обещала показать похожее растение. Только…

Определённо болезненный удар током в запястье посеял во мне панику – подкожный чип засёк повторяющийся звуковой сигнал.

– Только? – нервно брякнула Вивиан. – Опять: только! Ладно, выкладывай!

Тарас огляделся, но отвечать брюнетке не перестал:

– Мы ходим по воде, господа.

– А что с водой? Отравлена? Хорошая у тебя техника, Инженер! – ухмыльнулся Охгол. – Поголодать, говоришь, придётся. Хм. Не в первый раз. Преступники, что те самые твари – прячутся, где не потребно.