— Было так приятно увидеть тебя… Катори, — губы Холли изогнулись в слабой улыбке. — Спасибо, что пришла.

— Конечно, — сказала я. — И я скоро вернусь. Очень скоро, я обещаю.

Холли тихо заговорила с Гвенельдой словами, которые не были английскими. Я подумала, что она говорит на Готтве.

— Могу я поговорить с тобой, прежде чем уйду? — спросила я Гвенельду, когда веки старой садовницы, наконец, закрылись в изнеможении.

Гвен кивнула. Я последовала за ней из спальни в маленькую кухню, которая выглядела так, как будто её не обновляли с начала двадцатого века.

— Что она тебе только что сказала? — спросила я её.

— Она сказала мне стереть разум твоего отца, Катори. Она сказала, что было бы лучше, если бы никто не знал, что ты её родственница.

— Не смей морочить голову моему отцу!

Гвен сжала губы в тонкую линию.

— Я бы никогда не сделала это без твоего разрешения.

— Ну, я не даю тебе разрешения.

— Как пожелаешь, Катори.

— Я скажу ему, чтобы он держал это в секрете.

В её глазах промелькнуло сомнение, но она кивнула.

Мой отец никому бы не сказал. Он был не из тех, кто любит сплетничать.

— Скажи мне кое-что, Гвен. Холли — фейри, но ты, кажется, не испытываешь к ней ненависти. Почему это так?

— Воспоминания, которые я разделяю с твоей матерью, заставляют меня доверять ей. Её воспоминания о твоей матери заставляют её доверять мне.

Тепло запульсировало под моей кожей, когда в сознании Гвен возник образ моей матери, заключённой в тюрьму. Я должна был убедить себя, что это была не совсем вина Гвенельды; ненасытное любопытство моей матери привело её к поискам мистической могилы.

— Зачем ты разбудила Каджику? Почему ты не вернула Менаву? — спросила я её.

Гвен нахмурилась, прежде чем сказать:

— Могилы без опознавательных знаков, Катори. Я не знаю, где находится Менава, — её голос был таким же тяжёлым, как темнота, окутавшая дом Холли. — Лучше бы я вместо него разбудила своего возлюбленного.

Неужели Эйс солгал мне? Разве их имён не было на надгробиях?

— Почему ты спрашиваешь меня об этом, Катори?

Я пожала плечами.

— Это был просто… просто вопрос.

Она ждала, что я скажу что-нибудь ещё, но я не высказала того, что таилось в глубине моего сознания.

— Спасибо, что пошла на бой прошлой ночью, — сказала она.

— Ага! Я была права. Это не было совпадением.

— Нет, это было не так. Я повлияла на твою подругу, чтобы она взяла тебя с собой, потому что боялась, что с Каджикой что-нибудь случится. Я не могла оставить Холли, не в её состоянии.

— И ты предположила, что я помогу ему?

— Ты бы позаботилась о нём. Как ты позаботилась обо мне. Меня бы здесь больше не было, если бы ты не спасла меня, Катори. Я обязана тебе своей жизнью.

— Ну, Каджика забрал жизнь Блейка, так что я бы не стала ему помогать.

Она постучала двумя пальцами по лбу.

— Ты не можешь смотреть, как кому-то причиняют боль, не помогая. Твоя мать показала мне это. Она показала мне, когда ты выполнила манёвр Геймлиха над девочкой по имени Фейт в школьной столовой. Она тебе не нравилась, и всё же ты не позволила ей задохнуться.

Я снова уставилась на неё широко раскрытыми глазами.

Её длинные волосы резвились поверх мешковатой блузки. Это была та самая, в которую был одет Каджика в супермаркете. Гвенельда добавила к ней пояс, так что она больше походила на платье, чем на неправильно подобранную одежду. На ногах у неё были блестящие красные ботинки, которые были на ней в тот день, когда напали голвинимы… в тот день, когда она чуть не умерла.

— Невероятно, как сильно ты похожа на Ишту, — сказала она мягким голосом.

Я резко отвела взгляд от её ботинок.

— Кто такая Ишту?

— Она была аабити Каджики.

— Его пара?

Гвенельда кивнула.

— Когда я впервые увидела тебя, я подумала, что вижу Ишту, но потом я услышала, как произносят твоё имя, и я поняла, что это просто генетическое совпадение.

— Кем она была тебе?

— Моей кузиной по отцовской линии.

Громкий грохочущий звук испугал нас обоих. Я обернулась и увидела Каджику, стоящего в дверном косяке, брёвна беспорядочно лежали вокруг его босых ног.

— Ма квеним, Гвенельда! Мава!

Он повернулся и выскочил за дверь, как раненый зверь.

— Гатизогин, — крикнула она ему вслед, но он был уже слишком далеко, чтобы услышать её. — Мне жаль, — прошептала она. — Гатизогин, Каджика.

— Почему он так зол? — спросила я Гвен, пытаясь разглядеть его очертания на фоне белой как мел земли.

— Он не хотел, чтобы я рассказывала тебе о ней.

Я взяла охапку поленьев и бросила их в потрескивающий камин, затем выудила бумажник из кармана пальто и протянула ей несколько скомканных двадцаток внутри.

Она покачала головой.

— У нас достаточно. На данный момент у нас достаточно, спасибо Геджайве.

— Кто такой Геджайве?

Гвен улыбнулась.

— Великий Дух.

Я засунула деньги обратно в бумажник.

— Катори?

— Да?

— Я сожалею о Блейке.

Я долго смотрела на неё, не говоря ни слова. Сожаление было написано на её лице. Однако сожаление никогда не будет достаточным извинением. Не для меня.

— Мой отец беспокоится о Холли, так что он, вероятно, зайдёт. Не околачивайся поблизости, когда он придёт в гости. Он думает, что ты убила судмедэксперта.

Лоб Гвенельды наморщился, но она не выразила своего замешательства.

— Тогда я не позволю ему увидеть меня.

Я кивнула и направилась обратно к катафалку. Я опустилась на водительское сиденье и закрыла дверь. Отъезжая, я осмотрела местность в поисках Каджики, но не нашла ни одной задумчивой фигуры в капюшоне. Я остановила машину и открыла словарь, который положила на пассажирское сиденье. Я пролистала его, пока не нашла слово, которое он произнёс: квеним. Память. А потом я нашла другое его слово: мава. Мой. Я не запомнила остальную часть его предложения, но этих двух слов было достаточно, чтобы я поняла, что он говорил Гвен, что память про Ишту принадлежит ему.

ГЛАВА 28. ДОМ НА ДЕРЕВЕ

Два дня спустя мы опустили Блейка в землю в простом дубовом гробу. Как и на похоронах моей матери, все жители Роуэна собрались в нашем поместье, чтобы попрощаться с ним с опухшими веками и болью в горле.

Би попыталась говорить над глубокой ямой, но её слова спотыкались друг о друга и перемешивались с безжалостными слезами до тех пор, пока она не вздохнула так глубоко, что моему отцу и Стелле пришлось отвести её в дом, подальше от обезумевших скорбящих.

Несмотря на то, что мои глаза горели, я не плакала. Моё сердце начало уплотняться, покрываясь защитными слоями, чтобы выдержать хаотическую бурю, бушующую в моей жизни. Я чувствовала, что это не последняя смерть на моём горизонте. Касс, которая держала меня за руку, постоянно сморкалась и бросала использованные салфетки в свою розовую сумочку, пока та не перестала закрываться.

Когда всё закончилось, и мы все благоговейно бросили пригоршни земли на останки Блейка, я побрела к роще рябин. Кто-то убрал пустой гроб Каджики. Я предположила, что это был мой отец, или, возможно, полиция забрала его в качестве улики. Я изучила оставшийся надгробный камень. Три изогнутые линии шли параллельно друг другу, как символ воды. Я ломала голову над их значением. Говорила ли мне когда-нибудь мама? Она должна была…

Я перешла к следующей могиле и снова нашла только ту же пиктограмму. Я медленно повернулась, разглядывая все надгробия. Все двенадцать были идентичны. Впервые я ненавидела Гвен немного меньше, а Эйса невзлюбила ещё больше. Он обманул меня, заставив думать, что имена охотников выгравированы на камне.

Почему я так удивлялась? В конце концов, фейри были мастерами хитрости. Даже Круз признался в этом.

— Ты думаешь, тебе придётся раскапывать оставшиеся могилы? — Касс стояла рядом со мной, нос у неё был красный, а щёки белые, как снег.