Марфа поморщилась, зная, какими беспринципными могут быть современные полисные спецслужбы, например, Сыктывкарская «Лоза» или Казанская «Ябалдаш», у которых к женщине имелась уйма претензий после посещения поселений в Зелёной Зоне.

– Мы впервые встретились, – продолжила Ольга, – когда его в середине сентября привезли в нашу школу агенты. Это был дикий зверёныш, а не нынешний Антон – у него после смертельного инцидента с неправильно использованным магическим свитком в драке подростковых банд только-только порвалась сквозь жёсткую оболочку магия. И это было не ваше пламя, а похожие на какой-то аспект жуткие взрывы. Но к концу года я приняла мальчика всем сердцем, а затем был тест Запретного Леса. Там на него напал агент «Садовников», которой была моя прошлая ученица, а дальше…

Марфа молча слушала, то мрачнея, то, наоборот, светлея, постигая перипетии жизни молодого полукровки. Это не значило, что, узнав о его трудностях, парень автоматически стал ей прямо-таки нравиться. Просто она усваивала информацию, в то время как немедленное исполнение «Приказа 77» отходило на второй план до полного уточнения обстоятельств. Потому как доверять полученным бумагам в полном объёме она уже не могла, но и полагаться исключительно на документы Ланских и мнение Кня’жины жизнь её не готовила.

Особенно тяжело Бажовой было слышать о ситуации с «Игнисом», когда её будущий ученик полностью поддался влиянию печати и изуродованной памяти этой Елизаветы. Что было отрицательным штрихом в его новой, только начавшей формироваться характеристике.

И тем не менее, оказывается, он мог сделать «Мисахику», судя по всему, лишь по какой-то книге-памяти, подаренной, а точнее, возвращённой кланом Громовых. Постигнув искусство принца Огамы и его матери, недоступное ныне для всего остального клана.

Он уже сталкивался с теми, с кем не следовало. И пусть с помощью, но побеждал. Всего этого не было в бумагах, отправленных ей. Где он выставлялся ленивым, испорченным снобом, преступником и мужеложцем с больной страстью к собственной, как оказалось, не-матери.

Новгородцы… Или всё же кто-то из Совета, вот в чём был главный вопрос, хоть она и не верила, что первые будут так нагло врать. Совершенно не похоже на гордых Холмогарёрцев.

Марфа, узнав правду, ну, или то, как она выглядела для Ольги, не взяла да полюбила Антона. Слишком, по её мнению, он был себе на уме и вообще неправильный. Но Охотница на чудовищ после всего прочитанного и услышанного готова была признать, что парень, сумевший всего за год с небольшим сделать для своего развития столь многое, в каком-то смысле гений. Вот только не он её так сильно заинтересовал, хоть она и решила дать ему шанс.

На свою беду, человек, привлекший её внимание, спустя несколько минут после завершения самой важной части разговора, постучавшись, вошёл в кабинет.

– Ольга Васильевна, – произнесла Алёнка, заглянув в помещение. – Обед вам с гостьей подавать сюда? Или в кухне, а может в столовой накрыть? А то Клара…

Получив ответ и уточнив, что подруга просила её поинтересоваться, девушка уже собиралась уйти, когда, вспыхнув в кресле, Марфа перенеслась прямо к ней за спину под немного удивлённым взглядом Ольги Васильевны и, схватив за шиворот, вернула молодую Бажову в кабинет.

– Ау-ой! – охнула затягиваемая обратно в помещение девушка. – Что… За что?!

– А ну-ка, – поворачивая добычу к себе, произнесла Марфа. – Как зовут, кто родители?

– Ах… ну… Алёнка я, а так Ольга! Лавра Оксёмыча из Подпятнинского посада и матушки моей Изабеллы Чернушкиной дочка.

– Эм… Алёна, а почему ты никогда про мамку свою не рассказывала? – задала вопрос Ольга Васильевна.

– Так папенька не велел, – пожала плечиками девушка. – Он её, болезную, на пляже реки нашёл, в лодке. Домой принёс, выходил, а там и поженились. И она по первой по-московски вообще не говорила. Уже я родилась, а она всё «Майма нейма из Блека», ну и прочее, про какой-то Лондум бредила. А вырастила мня вторая жонка отца, Маруся, он с мамкой хорошо ладит и языку её человеческому учит. Она, как выучилась, так только Чернушкиной её величала. Я маленькой была ещё, а она меня рассказами красивыми всё баловала. О могущественных кнайтах, таких, как вы, Ольга Васильевна и Антошка мой…

– Блэк? – хмыкнула Марфа. – Блэк… Это же не Чернушкина, а «Чёрная». Известный клан из Альбиона, там много по цветам названо: рыцари «Вайт» – Белые, «Блек» – Чёрные, «Блю» – Синие… И наши с тобой, Алёна, теперь родственники «Грин», правда, далёкие очень.

– Меня, Алёна, больше волнует вопрос, как женщина из Альбиона, а то, что ты сказала, это их язык, в лодке возле вашего Посада оказалась. Он же на Волге, если я не ошибаюсь? – произнесла Ольга Васильевна.

– На Волге-матушке! Так не помнит она почти ничего, – пожала плечиками девушка. – Только что плыла куда-то, плохо ей было, а потом батеньку увидела, который её, как принцессу, поднял. Так и влюбилась с первого взгляда!

– Не как «княжну», а как «принцессу»? – поинтересовалась Кня’жина.

– Так говорила, – ответила девушка, видя, как две женщины переглянулись.

– Но это рыцарская семья… – наконец произнесла Бажова, немного пугая Алёну своим единственным глазом. – Чёрные волосы, чёрные глаза…

– Так я в батеньку уродилась, светленькая, – быстро ответила под требовательным взглядом девушка.

– И всё равно! – воскликнула женщина. – Ты же точно наша, Бажова!

– Так Бажовой меня любимый сделал! – нежно, тепло и задумчиво улыбнулась девушка, хоть её и продолжали держать за воротник. – Антон мне яблочко дал стеклянное и сказал съесть – красивое такое! Вкусное! А я и съела. Болела потом немного, а ныне как недавно родилась себя чувствую, если бы не нападение на нас недавнее, так вообще бы всё хорошо было!

Марфа внимательно посмотрела на девушку, которую всё ещё держала, ухватив за шиворот, а затем переглянулась с Ольгой Васильевной, и та сказала:

– То есть мамка твоя называла себя Блеком… ну… Чернушкой? – спросила учёная.

– Ну да!

– И мой ученик, – уже без каких-либо нервов, а наоборот, в полном спокойствии спросила Марфа, – накормил тебя хрустальным яблочком?

– Ну да – прозрачненькое такое, – кивнула девушка, не очень понимая, чего от неё, собственно, хотят. – С дымкой зелёной внутри, звёздочками и искорками! Вкусное – остановиться не могла!

– И с тобой всё было нормально? – вновь задала вопрос Бажова.

– Я не знаю самого процесса, но мы её госпитализировали, – вставила Ольга, – несколько дней она была очень нестабильна.

– Это, в общем-то, нормально. Повезло тебе, девочка… папаня твой в лодке, похоже, обычную женщину нашёл… А не одарённую, иначе ты б уже умерла, – задумчиво произнесла гостья и кивнула, а затем, отпустив девушку, поднесла руку к её груди.

– Ты совсем недавно верила, что Антон съел кучу этих яблок, вырванных их детей, проходивших экзамен… – осуждающе покачала головой учёная.

– Моя печать, – слегка рыкнула Охотница на чудовищ, складывая незнакомые Ольге ручные печати, а затем, остановившись, не донеся светящуюся красным руку до живота Алёны, повернувшись, спросила: – Можно?

– Смотря что, – холодно ответила Ольга Васильевна, подходя к парочке. – Это женщина моего Антона…

– Это теперь Бажова! – ощетинилась в ответ Марфа. – А не какой-то там простец, который может просто так быть чьей-то женщиной!

– И тем не менее она с Антоном! Что ты намереваешься сделать? – игнорируя её реакцию, спросила Кня’жина, прикрыв рукой рот младшей Ольги-Алёнки, что заставило её замолчать, хотя девушка и пыталась что-то сказать.

– Своей силой повысить начальный контроль, – уже спокойно ответила Марфа, рука которой так и светилась пурпурным.

– Чем это грозит девушке? – продолжила допрос Ольга, глядя Бажовой прямо в глаза.

– По праву, дарованному нашим кланом, я смогу, проверив её, объявить своей названной дочерью! – гордо ответила Бажова и посмотрела на растерянную Алёну. – У тебя родители – простецы, и ты съела яблочко с живицей кого-то из нашего клана. У любого найденного Осколка должен быть призванный живицей родитель!