– Единственное, что я могу предполагать – это то, что ты на меня в обиде за то, что я тебя… кхм… убила.
– Что ты несёшь? Ты меня не убивала. Хотя знаешь, мне иногда кажется, что лучше бы это было так.
– Твою ж мать, как же вы все достали, – громко выдохнув, Аня откинулась на подушку. Несмотря на бушующий внутри гнев, её голос звучал опустошённо и безэмоционально. – Почему все вокруг считают нормой говорить со мной загадками? Почему никто не хочет ничего говорить прямо? «Аня, ты что, не в курсе?», «Аня, ты забыла, что ли?», «Аня, сама не догадываешься?»… Открою тебе, Костя, стрррашную тайну: – и тут она, резко сев на кровати, внезапно для самой себя заорала во весь голос, не без удовлетворения заметив, что от её крика Костя вздрогнул и таки посмотрел на неё. – Я не умею читать мысли, вашу мать! Если я что-то спрашиваю, значит, я чего-то не знаю! Или это так, блин, сложно? Неужели нельзя просто взять и прямо ответить на вопрос? А? Что молчишь? Думаешь, как опять уйти от ответа?
Костя спокойно дослушал её тираду. Однако, когда он заговорил, его голос тоже дрожал от едва сдерживаемой злости.
– Всё высказала? А теперь слушай. Но перед этим ляг обратно, не то Лиза меня прибьёт.
Аня откинулась в кровати, не сводя с Кости сердитого взгляда.
– Доволен?
– Вполне. Интересно, почему я тебя, мягко говоря, недолюбливаю? Окей, напомню…
Открывшаяся дверь палаты перебила его.
– Что за вопли на весь коридор, Анна Сергеевна?
В дверном проёме стояла девушка среднего роста. Белые туфли-«лодочки», белый халат, под которым можно было заметить чёрную юбку до колен и белую блузку-безрукавку. Длинные светлые волосы завязаны в тугой узел на затылке. Минимум косметики, никакой бижутерии. Очень милая, но сейчас голубые глаза смотрели с укором.
– Вам сейчас покой нужен, а вы, пардон, орёте так, что, того и гляди, усугубите своё и так незавидное положение сорванным голосом. Это Вы её довели? – Укоризненный взгляд сместился в сторону Кости.
– Сама себя довела. Пойду я прогуляюсь, пожалуй, – и Костя, вновь игнорируя Аню, вышел из палаты. Стоявшая в коридоре Лиза хотела пойти за ним, но девушка-врач придержала её за руку.
– Елизавета Сергеевна, а Вас я попрошу остаться, – идеально скопировав интонации группенфюрера СС Мюллера из «Семнадцати мгновений весны» сказала она. – Как единственную присутствующую родственницу.
Девушки зашли в палату и закрыли дверь.
– Меня зовут Валентина Вадимовна, и со вчерашнего вечера я – Ваш лечащий врач. Впрочем, пока кроме нас в палате никого нет, можете называть меня просто Валей. Не настолько уж я и старше вас, – Валя улыбнулась, вмиг преобразившись из сурового доктора в милую собеседницу. Ане показалось, что в палате стало немного светлей от её улыбки.
– Сестра сказала, что Вы латали меня полночи. Спасибо… Валя.
– Пожалуйста, Аня. Искренне тебе сочувствую. То, что эти… нет, не мужчины, у меня нет слов, чтобы как-то их назвать… в общем, то, что они с тобой сделали – это просто ужасно. Я сейчас даже не берусь предполагать, сколько времени тебе понадобится на полное восстановление, но, думаю, речь идёт не менее, чем о…
– Валя, подождите. Извините, что перебиваю, но я в полном порядке.
– Аня, я, конечно, всегда говорю всем пациентам, что позитивный настрой играет важную роль в выздоровлении, но… к сожалению, не всё так быстро.
– Но я говорю правду.
– Знаешь, если бы тебя вчера вечером осматривал другой доктор, возможно, я и усомнилась бы в его предварительной диагностике. Но когда Константин вызвал «Скорую помощь», осматривала тебя я. И поверь, я была совсем не в восторге от того, что вижу. На тебе практически не было живого места. Я специально сказала санитарам убрать зеркало из палаты, чтобы ты не ужаснулась, когда придёшь в себя.
Только сейчас Аня обратила внимание на то, что даже её лицо перебинтовано, а носовая часть – как-то особенно. С целью фиксации, догадалась она.
– А Вы снимите с меня бинты. Удивитесь.
– Аня, я не думаю, что сейчас…
– Пожалуйста. Я очень Вас прошу, Валя. Сложила бы руки в умоляющем жесте, да гипс мешает. Но его Вы точно не захотите снимать.
– Естественно, не захочу.
– Давайте договоримся так: если Вы снимете с моего лица бинты и там все окажется в порядке, как я и говорю, то Вы согласитесь снять и гипс.
– Никаких обещаний, Аня. Но бинты, так уж и быть, сниму.
– Тогда мне бы зеркало не помешало.
– Я фронтальную камеру тебе включу, – подала голос молчавшая до сих пор «единственная присутствующая родственница».
– Годится. Спасибо, Лиз.
– Предупреждаю, зрелище будет не для слабонервных. Так что если боитесь вида кровоподтёков и переломов, то лучше откажитесь.
– Валя, простите, но я на такое в своей жизни насмотрелась, что… впрочем, лучше Вам не знать. Снимайте. Увидите фокус.
– Бесстрашная. И, извини за прямоту, чокнутая, – Валя покачала головой и принялась аккуратно разматывать её голову.
Процедура заняла больше времени, чем ожидала Аня. Но вытянувшиеся лица Лизы и Вали определённо стоили минут ожидания.
– Нютка… твоё лицо…
– Я отказываюсь верить в то, что вижу, – твёрдо сказала Валя, справившись с удивлением.
– Лиз, камера, – напомнила Аня.
Словно сомнамбула, Лиза вытянула из кармана смартфон, включила фронтальную камеру и повернула экраном к сестре.
– Эй, ну красавица же, – Аня широко улыбнулась отражению. После чего зацепилась взглядом за щеку и улыбка поблекла. – А чёртов шрам, конечно же, никуда не делся. Вот ведь паскудство.
– Он у тебя разошёлся от удара. Я зашивала. Кстати, доктору, который тебе его зашивал в первый раз, я бы руки поотрывала за такое наложение швов на резаную рану. Тем более, на лице.
– Эммм… доктор, если можно так выразиться, который шил эту рану в первый раз, сейчас перед Вами.
– А, тогда всё ясно. Чем ты думала, можно спросить? В больницу нужно было сразу же идти.
– На тот момент это был не вариант. Вообще.
– Думаю, я не хочу знать, почему. Кстати, поскольку я зашила намного аккуратнее, чем кое-кто, он должен был стать намного тоньше и не такой неровный. А он у тебя…
– Да-да, в таком же виде, в каком он был после моего, кхм, шитья. Я заметила. Ну, не всему же быть идеальным. А нос-то глядите, целый, – Аня сделала глубокий вдох и медленно выпустила воздух через ноздри.
– Так. Я вчера была не пьяна. Не под галлюциногенами. И я точно ещё в своём уме. Аня? Может, ты объяснишь, как ты это сделала?
– Боюсь, если я попытаюсь, то Вы решите, что Вы в своём уме, а я – нет. Да ещё и отправите меня в совсем другое отделение больницы. Так что, можно мне теперь гипс срезать?
– А что я скажу главврачу? Так и так, моя жертва побоев за ночь чудным образом исцелилась, и я отпустила её домой?
– Вы в моей медицинской карте какие-то записи делали?
– Ещё нет. Не до того было как-то.
– Вот и не делайте. Меня тут не было и всё.
– А водитель и два фельдшера «Скорой помощи»?
– Ну, они же вроде ниже Вас по иерархии, верно?
– Так-то да, и их это бесит, конечно.
– Значит, им можно сказать, чтобы помалкивали про подробности.
– Вызовы «Скорой помощи» регистрируются, вообще-то.
– Выехали на вызов, всё оказалось не так страшно, как Вам описали по телефону, угрозы для жизни и здоровья нет, девушку отпустили домой. Всё.
Валя помолчала. Аня не мешала девушке думать. Как-никак, её карьера могла покатиться под откос после подобного инцидента.
– Хорошо, – наконец, сказала она. – Схожу за пилой для гипса. Но если там всё не настолько хорошо, как с твоим лицом, то пролежишь ты у меня здесь в гипсу три недели, это я тебе гарантирую, – и девушка, всё ещё не до конца пришедшая в себя после увиденного, вышла из палаты.
– Нютка, – Лиза странно посмотрела на сестру. – Рассказывай.
– Рассказывать – что?
– Да всё. Не знаю, помнишь ли ты, что я тебе говорила, пока мы «Скорую» ждали, но на всякий случай напомню. Я – не дура. И ты – тоже. Так что давай начистоту. Вчера утром ты впервые в жизни меня увидела?
