-- Ему что, молока и хлеба в стране не хватает!?

Полонский был "наш" человек!

Рассказывает Наталья Дудкина.

-- Кишиневский фестиваль середины 80-х. Прослушивают автора музыки Андрея Крючкова и говорят:

-- Ну что это у Вас за песня такая: "Про черный день нет песен у меня!" -- грустная такая. Кто это написал?

-- Это написал Полонский, -- отвечает Андрей.

-- Надо же! А где он сейчас, сколько ему лет?

-- Он уже умер.

-- Какие же у вас молодые умирают!

Это его песня!

Рассказывает Александр Прищепов (Минск):

-- Был у нас клуб в подвале. Год 88-й. И слух о клубе дошел до комсомола, а оттуда и до партии. И вызвали меня на ковер, чтобы я объяснил, что такое КСП и зачем он нужен.

Захожу в самый главный кабинет. Там уже сидят второй секретарь райкома партии и второй -- комсомола. Вторые отвечали за идеологию, в том числе и культуру.

Рассказываю партийной тете (Пужевич ее фамилия, всю жизнь помнить буду!) -- вот, понимаете, самодеятельная песня уже достаточно забыта...

-- Как это забыта? -- спрашивает она, -- никем она не забыта!

-- Ну, раньше проходили какие-то фестивали, слеты...

-- И сейчас проходят!

-- Но, простите, с 79-го года, я интересуюсь этим вопросом, не было в Минске фестивалей.

-- Да был фестиваль! В прошлом году мы проводили фестиваль художественной самодеятельности...

-- Нет, -- говорю, -- художественная самодеятельность и самодеятельная песня -- это несколько разные вещи. Наверное, правильнее было бы назвать ее бардовской песней...

-- Бардовская? Да что это за слово такое? Какое-то слово иностранное придумали -- что, русского слова не было?

Второй секретарь райкома комсомола на ушко ей подсказывает:

-- Бард -- это поэт!

-- Да, действительно, бард -- это поэт. И что, получается, вы все песни пишете на его стихи?

Пораженный, я ляпнул, что слова "коммунистическая партия" тоже не русского происхождения. Естественно, после этой фразы нам пришлось расстаться с Первомайским районом, и мы перешли в Советский.

Заодно и бациллу "замочили"!

Рассказывает Берг.

-- Май 1982 года, Чимган, VI-й фестиваль, запрещенный кагэбэшниками.

Всех местных вернули в город, а у приезжих билеты аж на через два-три дня, им разрешили остаться. Но объявили, что фестиваль отменен по причине эпидемии ящура. Даже шмон обещали, что было некстати, ибо у многих в рюкзаках имелись книжки и пленочки, не способствующие быстрому излечению крупного рогатого скота.

Ну, сцену разобрали, конкурса не было, но у костров попели. А кроме того, изготовили ну очень похожее (правда, почему-то на бронтозавра) чучело ящура в масштабе 1:43, потаскали туда-сюда и весело сожгли. А подошел срок -- разъехались.

И вот через какое-то время в разных городах нескольким завсегдатаем "Чимгана" пришли бандерольки из Оренбурга. В каждой из них находилась многотиражка тамошнего мединститута, "Советский медик" от 31 мая, а в ней -статья "Песни Чимгана" о том, как "27 оренбуржцев из клуба "Оптимист (Оренбургский политехнический институт) и "Акварель" (ДК "Россия") побывали второй раз на Ташкентском слете".

"Программа этого года, -- писал автор статьи, -- оказалась интересной и крайне насыщенной: преодоление перевалов и каньонов со всеми элементами горного туризма; прогулка до снегов;.. наблюдение за парением дельтапланов; песни вокруг костров; встречи со старыми и новыми друзьями... Клубная фонотека значительно пополнилась их песнями.

Не обошлось без трудностей. Буквально за день до открытия слета район проведения оказался в зоне обнаружения нескольких случаев весенней вспышки ящура. И хотя случаев заболевания людей не было, органы милиции и санэпидстанции провели четкую карантинную профилактику, в которой приняли участие и дежурные заслоны представителей клубов страны.

Это не помешало нашим ребятам дать двухчасовой концерт для гостей слета..."

Как сказал бы Жванецкий, для знатоков штучка! На них же была рассчитана и подпись под статьей -- "В.Горячок, студентка 5 курса". Трудно сказать, училась ли на пятом курсе такая удивительная студентка, но президентом КСП "Акварель" и предводителем оренбуржцев на Чимгане был Володя Горячок, обладатель специфического юмора, по роду своей основной деятельности весьма далекий от медицины.

Знал бы редактор!..

Что делать?

Рассказывает Александр Мирзаян.

-- Конец 70-х. КСП в ряде крупных городов отчасти легализованы (на определенных, разумеется, условиях), а кое-где даже включены в план работы с молодежью. Партийное начальство, скрипя задами, пытается со своей стороны искать новые модели поведения.

На одном из больших фестивалей, проходивших в условиях города и зала, в конце программы по традиции звучит "Поднявший меч..." Публика, заслышав родной гимн, встает. Номенклатурные гости, которым он, мягко говоря, не родной, продолжают сидеть. Возникает молчаливый конфликт. И тогда те аппаратчики, что поумнее, медленно начинают вставать. Кто-то из них, посмотрев на упорно сидящее начальство, садится снова. В это время до начальства что-то доходит, и оно приподнимается. Те, что сели, встают по новой.

Очень все это забавно смотрелось!

Что в имени?

Дело было, рассказывают, в середине семидесятых к северу от Москвы.

На одном из полустанков в общий вагон какого-то "шестьсот веселого" поезда заваливает толпа туристов, предварительно "подогретых" по причине прохладного времени года. Рассаживаются по свободным местам. В одном отсеке посвободней -- лишь бабулька спит на нижней полке, прикрыв лицо платочком, -- туда набилось побольше. Пригрелись и запели, в том числе полушепотом -Галича. Затем "поддали" еще и запели погромче, Галича в том числе.

В какой-то момент поезд вдруг останавливается. Бабулька снимает платочек и принимает сидячее положение. Оглядывается вокруг и произносит:

-- А-а, Галич!

Все разом трезвеют и замолкают. Начинают соображать, что же будет и как себя вести на допросе.

Тут поезд трогается, и мимо окна проплывает горящее в вечернем небе название станции:

"ГАЛИЧ".

О патриотизме.