Интересная. Очень интересная.

– Ладно, думаю, стоит попробовать. Но я пока лучше буду настраиваться на дружеский лад, а ты, бесстыжий соблазнитель барышень в неприемлемых местах, уж будь добр, держи себя в руках и не сильно меня домогайся. Я не хочу в тебя влюбиться и потом получить взамен не парня, а друга. Это будет не очень честно, согласись. В общем, требую фору.

– И твоя фора – это…

– Твоё обещание не соблазнять меня, пока не влюбишься, – Ксюша смотрела прямо и говорила уверенно, без ложной скромности и каких–либо ужимок.

– Шах и мат, – пробурчал парень себе под нос, но на условие согласился: – Хорошо, я обещаю нарочно тебя не соблазнять, но, если вдруг ты решишь соблазнить меня, сопротивляться не буду даже для приличия, так и знай.

– Не соблазнять нарочно и не соблазнять – это как бы разные вещи, – въедливо «просматривала договор» девушка.

– Ксюша, чисто теоретически, мы можем внезапно потерять голову от страсти в подходящем, ой, ты вроде бы сказала «приемлемом» для неё месте, – не удержался от небольшой подколки Сева. – Я не могу дать тебе стопроцентную гарантию в таком деле. Тогда ведь мы тоже не планировали близкое знакомство, вышло спонтанно.

– Я поняла твою мысль. Хорошо, – согласилась по–деловому Ксюша.

График они всё–таки составили. И даже почти не отвлекались друг на друга. Почти, но не совсем. Когда Ксюша пришла домой, щёки её были настолько красными, а глаза так сильно блестели, что любопытная мама едва дала ей скинуть обувь.

– Ну, давай скорее. Мыть руки и на кухню! – торопила она, сверкая голубыми глазищами и подталкивая дочь в сторону ванной комнаты. – Вижу, ты довольна. Удачно?

Она стояла в дверном проёме, перекрыв пути отступления, хотя дочь и так не стала бы скрытничать. Но терпение у женщины закончилось минут через тридцать после того, как любимая кровинушка убежала на своё не свидание, а почти деловую встречу.

Естественно, она не писала и не звонила! Не мешать же дочери устраивать личную жизнь, тем более, что убежала она к парню, по которому с ума сходит и тоскует уже месяц. И с каждым днём эта тоска всё явственнее прорисовывалась на её лице: тёмные круги под глазами, опущенные уголки губ, на которых раньше, как приклеенная, висела сияющая улыбка, минимум косметики (это женщине как раз нравилось, а вот то, что дочь не хочет особо уделять время красоте – совсем нет).

Да, её Ксюнечка хорохорилась, делала вид, что всё хорошо, но мамино сердце не обманешь.

И сейчас, когда лицо дочери светится от счастья, и мать счастлива, с ней и за неё. И желает лишь одного – чтобы это счастье в глазах дочери не пропадало ни на мгновение.

– Более чем, мамуль. Идём только на кухню, ладно? Есть хочу, не могу.

– А чего это вы в кафе не сходили? – голос мамы звучит подозрительно, но не недовольно. Просто интересуется.

– Ему, оказывается, сегодня на работу надо, – Ксюша отвечала, вовсю гремя кастрюлями, хлопая холодильником и передвигая стулья. – Ма, садись. Будешь со мной?

– Иди лучше ты садись и рассказывай, я сама положу, – проявила нетерпение женщина и легонько приобняла дочь за плечи, подталкивая к столу. – Начинай, не трави душу, сил уже нет ждать. Он рад был тебя видеть? Вёл себя как полагается хорошо воспитанному молодому человеку? Доня, не молчи.

Девушка улыбнулась. Мамино детство прошло в Краснодарском крае, и хоть она давно там не была, иногда какие–нибудь непривычные Ксюше словечки проскакивали в мамином лексиконе. А уж «доня», «донечка» так вообще всегда употреблялись при сильном волнении и со временем стали привычными и родными. «Доней» Ксюше быть нравилось. Это звучало мило и тепло, ей даже казалось, что Юлька немного завидует этому её прозвищу, такое оно классное.

– Мамуль, ну что я тебе могу рассказать? У меня пока то самое: нет слов – одни эмоции. Мы прогулялись по Арбату, дошли до большого фонтана на набережной, там была тьма–тьмущая народу, поэтому мы пошли налево…

– Ты хочешь сказать, что вы сидели у меня под носом? – особо гадать не приходилось, куда пошла парочка. – А я даже не выглянула в окно! Могла бы хоть смс скинуть! У нас же где–то валяется бинокль. Где он, кстати?

– Мне было не до смс, мамуль. Да и целоваться под контролем мамы, знаешь ли, не совсем комфортно, – Ксюша не выдержала и захихикала.

Наталья Романовна Москалёва смотрела на свою собственную дочь и просто не могла поверить, что вырастила столь жестокую, не думающую о чувствах родной матери, эгоистку, о чём тут же сообщила с патетикой, достойной сцены Большого театра. Заметив, что речь её не возымела ровным счётом никакого действия на привыкшую к театральщине Ксюшу, обозвала ту бесчувственной и чёрствой, не сбавляя оборотов. И снова не сработало.

– Ладно, Извергиня Андреевна, давай быстро всё рассказывай матери. Как на духу! А то начала тут с сотворения мира, а мамины нервы беречь – это никак. Итак, ты разобралась, как он к тебе относится? Мне уже учиться печь блины, чтобы быть идеальной тёщей, или можно ещё пофилонить?

– Ой, что их там печь? – Ксюша скривила лицо. – Кстати, он считает, что все женщины обязаны любить готовить.

– Да? – мама нахмурилась до складки между бровями, с которой почти безуспешно боролась. – Ты уверена… А, ладно, – махнула она рукой, – ты готовить любишь, а я, в конце концов, женщина незамужняя, имею право лениться и кушать в ресторанах. Буду к вашему приезду заказывать разносолы, так уж и быть. А потом, когда он уже пообвыкнется, узнает страшнейшую правду.

Мама прижимала руки к груди, смотрела с ужасом, играла голосом так, что Ксюша расхохоталась. Ей вообще везло, её окружали люди с чувством юмора, а это частенько выручало. Мама с Юлькой – вообще убойная парочка. Посиделки втроём обычно заканчивались коллективной истерикой и разбитой по неосторожности посудой, в основном бокалами для шампанского.

– Не знаю, как он это переживёт, – выжала из себя Ксюша, давясь смехом. – Ой, мам, не смеши так.

– Крест на пузе! – с готовностью заявила Наталья Романовна и стукнула себя по груди с самым серьёзным видом, вызвав новый приступ смеха у дочери. – Ну, ладно, посмеялись и хватит. А теперь по делу. Давай, чувства, эмоции, а действия – это уже когда до поцелуев дойдёте. Я так поняла, вы пришли на трибуну водной станции ТОФ [тихоокеанского флота].

– Давай я по порядку, но в другом формате расскажу, – предложила Ксюша свой вариант, собравшись с мыслями. Мама спорить не стала, но попросила не тянуть и рассказывать без описания погоды и природы, строго по существу и никак иначе.

И Ксюша рассказала! Притом рассказала бы куда быстрее и строго по существу, если бы кое–кто–не–будем–тыкать–пальцем не перебивал каждую минуту и не требовал пояснений.

– А ты не думала, – осторожно начала мама, когда девушка замолчала, показывая, что всё, рассказ окончен, – что он специально примарафетился для вашей встречи? Ты ведь мне рассказывала, что он одевался по–другому. Не знаю, почему, но мне упорно кажется, ты ему нравишься больше, чем ему бы того хотелось.

– Ох, мама, как было бы здорово, если бы это была правда.

– Ничего, лапочка, не печалься раньше времени. Никуда он от тебя не денется, – слово в слово повторила она слова Юльки, и Ксюша посчитала это добрым знаком. – Так, когда, говоришь, у вас следующее свидание? Надо подготовиться и придумать тебе образ, такой, чтобы он забыл обо всех своих обещаниях. Кстати, вы предусмотрели какие–нибудь приятные штрафы за нарушение соглашения? – Наталья Романовна поиграла бровями, посмотрела лукаво.

– Нет, – призналась дочь.

– В кого ты такая? – воздела руки к потолку женщина. – Учишь, учишь!

– Он уже писал? Как прошло? – Настя перегнулась через спинку дивана и чмокнула мужа в висок.

– Не-а, молчит пока. Ой, да как там могло пройти? Думаешь, она устоит? – Дима поцеловал жену в подставленную щёку и придержал за шею, когда она попыталась отстраниться, чмокнул в губы и лишь затем отпустил. – Ты бы у меня точно не устояла.