Майор Теремрин высунулся из штабного вагона, пытаясь понять, что случилось. Впереди горел жёлтый глаз каким чудом ещё уцелевшего семафора. У семафоров перед входными стрелками станций зелёный цвет обозначал, что путь открыт, а жёлтый – закрыт.

Теремрин лишь недавно познакомился с тонкостями железнодорожной сигнализации. Увидев жёлтый цвет на предупредительном диске, он понял, что полустанок совсем близко, но вход на него закрыт. То, что железнодорожный состав встал как вкопанный, встревожило. А если воздушный налёт? Лучшей цели и не надо. Неподвижный состав. Заходи и бей. Причём, если поезд в движении атаковать надо с головы или хвоста, поскольку если заходить с фланга, он будет перемещаться перед прицелом, то стоящий на перегоне бомби с любого направления.

С тревогой поглядывая в небо, Теремрин спрыгнул на насыпь и побежал к паровозу.

Машинист пристально смотрел вперёд, тоже, видимо, недоумевая, отчего же вдруг закрыли путь.

– В чём дело? – спросил Теремрин. – Почему стоим?

– Путь закрыт, – кивнул машинист на семафор.

– Сам вижу, но ведь если?… – он бросил взгляд в небо.

Машинист пояснил:

– Знаю, всё знаю, товарищ майор…

– Так вперёд…

– Не могу…

– А если потихоньку?

– Вдруг встречный!? Колея-то одна… Неровен час налетим друг на друга. Что будет!?

– Какой встречный? Немцы впереди. Нужно спешить на полустанок, чтоб оборону занять.

– Часа за два до нас туда санитарный прошёл. Верно, теперь назад вертается. Да на скорости пойдёт наверняка.

– Как санитарный?

– Так… знаю я тот полустанок, часто ходил через него. Там платформа то только одна. Так что пока санитарный не уйдёт. Как танки сгружать будешь?

Теремрин пояснил:

– Нельзя терять ни минуты. Враг может ворваться на полустанок и раздавать гусеницами санитарный поезд. Может перерезать нам путь назад, может ударить с воздуха. Давай самый малый вперед.

– Это вам, товарищ майор, не пароход. Да и надёжней посредь леса. Дальше место открытое. Степи начинаются. Лесов далее мало. А перед полустанком вообще пустырь.

Разведка… Нужна была разведка. Никаких данных. Ведь пока мчались сюда, враг мог прорваться к полустанку. Что там, впереди? Батальон, целый танковый батальон, только что, перед отправкой в Донские степи пополненный до полного штата новенькими, прямо с завода, тридцатьчетвёрками, оказался в ловушке. Полное бессилие. А если противник? Отстреливаться прямо с платформ…

Огляделся. Вдоль насыпи шла просёлочная дорога. Решение созрело мгновенно. В одном из головных вагонов ехали разведчики. Приказал сгрузить три мотоцикла и поставил задачу мчаться к станции, выяснить, что там и доложить по радио. Радиостанций было пока маловато, да и те старались держать «на приём». Кто знает, каковы возможности немцев по перехвату?

Разведчики умчались. Теремрин так и остался стоять на насыпи в голове поезда. Ждал, всё так же с тревогой поглядывая на небо. Потом поспешил к платформе, на которой стоял его танк и велел радисту включить радиостанцию, оставляя её в положении «на приём». С минуты на минуту должен был поступить доклад от разведчиков. До полустанка то рукой подать. Он собрал в кулак всю волю, но, как не старался успокоиться, успокоение не приходило. Вот так… С самого начала контрнаступления ему сопутствовали успехи. В канун великих событий под Москвой его батальон успешно раздавил на Химкинском мосту немецкий разведбат на мотоциклах, прорвавшийся к границам столицы и даже выславший походное охранение в черту города, где его уничтожила рота его, Теремринского батальона, а потому успешные бои и в ходе контрнаступления, перешедшего в начале января в наступление Красной Армии под Москвой. Воевал с малыми потерями, воевал дерзко и вдруг…

– Товарищ майор, разведчики, – сказал радист, высунувшись из люка.

Теремрин легко забрался на платформу, затем на трансмиссию и потянулся за танковым шлемом…

– Я Гром-пять. Докладываю. На полустанке санитарный. Идёт погрузка раненых. Входная стрелка повреждена авианалётом. Восстанавливают. Запасной путь разрушен. Разойтись с санитарным невозможно.

Отправляя разведчиков, Теремрин приказал установить, можно ли привести эшелон на полустанок. Теперь получалось, что он не только сам не мог туда попасть, но и запер выход санитарному поезду. В такой обстановке два варианта. Восстановить пути, завести на полустанок эшелон, выпустить санитарный и путём манёвра занять его места у платформы. Да только ведь сколько времени уйдёт. А возможно в запасе – считанные минуты. А если немецкие танки близко? Подошёл машинист. Он тоже тревожился и тоже поглядывал на небо.

– Что там, на полустанке?

Теремрин пояснил.

– Уходить надо. Дорогу освобождать. Иначе и санитарному хана, да и нам не поздоровится.

– Разведчики пошли вперёд. Там высотка. С неё глянут, что да как, – сказал Теремрин.

Мучительно тянулись минуты. И вот прозвучал доклад разведчиков, вышедших на господствующую высоту. В направлении полустанка двигалась танковая колонна противника. Расстояние быстро сокращалось.

– Выводи, машинист, состав на открытое место. Будем воевать с платформ. Другого выхода нет. Не можем бросить санитарный поезд. Не можем.

– Так ведь…

– Всю ответственность беру на себя. Вперёд!

Машинист поспешил к паровозу.

Скоро лес кончился, и эшелон выполз на открытое поле. Насыпь стала быстро уменьшаться и впереди показался обычный для сельской местности переезд.

Батальону был придан мотоциклетный взвод, и едва первые вагоны эшелона достигли переезда, Теремрин подал сигнал остановить поезд, чтобы сгрузить мотоциклы.

Взвод направил на полустанок, с приказанием занять оборону и стоять насмерть.

На что он надеялся. Долго ли мог продержаться взвод. Но Теремрин, наблюдая, как сгружают мотоциклы, искал, безуспешно искал выход, чисто интуитивно чувствуя, что он есть, что он где-то рядом.

И вдруг, осенило.

– Командиры рот ко мне!

И когда все собрались, приказал.

– Приготовиться к ведению огня с платформ.

С платформ обзор был лучше, чем с земли. Во всяком случае, безнаказанно хозяйничать на станции Теремрин надеялся немцам помешать, хотя танки становились отличными мишенями. Но что делать…

Когда командиры роты отправились выполнять распоряжение, приказал выгрузить боеприпасы из своего танка. Забрался на платформу и занял место механика водителя, приказав всем отойти подальше от платформы. Завёл двигатель. Развернул башню на 180 градусов. Включил первую передачу и резко взял на себя левый рычаг. Танк послушно развернулся на платформе. Нужно было сделать так, чтобы он стал точно поперёк и не завалился на бок. Тогда опрокидывание неизбежно. Он ещё не знал, что и как получится, но надеялся. Отпустил рычаг, и танк рванулся вперед, сошёл с платформы, ударившись о землю, удержался, не перевернулся и в следующее мгновение встал полностью на обе гусеницы.

Встряска была приличная. Теремрин прикинул, что нужно как-то обезопасить водителей, подложить под спину что ли.

Выбрался из люка механика-водителя, спрыгнул на землю и приказал:

– Загрузить боеприпасы. Всех командиров рот, взводов, танков ко мне.

Собравшиеся с изумлением смотрели на тридцатьчетвёрку командира. Немногие видели происшедшее.

– Внимание. Повторяю то, что сделал.

Он сел за рычаги второго тонка и повторил эту небывалую, сумасшедшую разгрузку. Дал несколько советов и приказал приступить к разгрузке, предупредив, что боеприпасы предварительно выгружать из танков.

– Радиостанция работает? – спросил у стрелка-радиста.

– Так точно…

А разгрузка шла полным ходом. Пришлось несколько раз немного подвигать эшелон, потому что при прыжке с хвоста поезда, где уже начала подниматься насыпь, один танк всё-таки перевернулся.

Когда разгрузка уже подходила к концу, Теремрин приказал радисту запросить разведчиков, что там за полустанком, потому что через гул танковых двигателей донесся шум боя.