Борис ел яичницу. Все как положено: нож в правой руке, вилка – в левой. Алеша поморщился: прямо как в рекламе какого-нибудь сыра или зерновых хлопьев – идеальная семья в идеальной столовой за завтраком. На холеных прекрасных лицах светятся улыбки. Все счастливы. Разве что слишком много черного в этой радостной картинке: Борис тоже в траурных одеждах. Но вот настроение ни у него, ни у бабушки вовсе не похоронное. Алеша заметил, что Борис смотрит на бабу Любу с откровенным интересом. Не вполне приличного свойства. Опять его оглушило ощущение абсурдности происходящего.

– Хорош! Какой ты красивый! – воскликнула бабушка бодро и излишне восхищенно, как показалось Алеше. – Я всегда говорила, что мужчина должен носить костюмы, в них он выглядит солидно, элегантно и надежно. А эти ваши дырявые джинсы, это разгильдяйство какое-то. Борис закашлялся, а Алеша расхохотался – он своего куратора в костюме видел в первый раз: до сегодняшнего дня он появлялся в драных джинсах и белых майках. И был похож именно на разгильдяя.

– Джинсы, это самая удобная одежда, бабуля! – Алеша намеренно сделал ударение на слове «бабуля». Бабушка опустила глаза и мгновенно покраснела. Борис бросил на Алешу неприязненный взгляд, но тут же придал своему лицу благожелательное выражение.

– Не всем удается умереть молодыми, – тихо произнес он и усмехнулся. – Любочка, вы готовите восхитительные блинчики, давненько я таких не ел.

Бабушка довольно улыбнулась.

– Алеша, ты чего стоишь? Садись за стол. Тебе нужно хорошенько подкрепиться, сегодня тебе предстоит непростой день.

Он послушно сел, взял льняную салфетку, заткнул за ворот сорочки. Он ненавидел так делать, но знал, что бабушка все равно заставит. Вон и Борис как пай-мальчик сидит в слюнявчике.

Алеша принялся за еду.

– Алексей, вы создали прекрасный дом! – нарушил Борис тишину.

– Спасибо! – сухо отозвался Алеша. – Есть кое-какие прелести в смерти. На земле я такой дом никогда бы не построил, да еще и в таком месте – у меня денег не было.

– Заработал бы еще, ты же умница! – воскликнула бабушка. Борис саркастически ухмыльнулся, но промолчал.

– Почему-то я сомневаюсь, – Алеша недобро посмотрел на бабушку, – не было у нас богатых в роду. Мы же бедные, но зато такие порядочные! Благородные! Большие деньги честным путем заработать невозможно! Чьи слова?

– Алексей! – в бабушкиных синих глазах полыхнул гнев. – Мне бы не хотелось обсуждать наши семейные дела при посторонних! А от своих слов я не отказываюсь. Я и сейчас так считаю. А ты мог не следовать моим убеждениям, раз уж они тебя не устраивают, а сформировать собственные взгляды на жизнь и на деньги.

– Всегда проще обвинить в своих несчастьях других, – ввернул Борис.

– Вы что, издеваетесь надо мной? – закричал Алеша. – Меня сегодня хоронят, а они мне еще нравоучения читают! Ни капли понимания! Ни капли сочувствия! Вы меня даже не спросили, хочу ли я на свои похороны! Одевайся, пошли! Все! Не пойду никуда!

– Алексей! Я вам уже говорил, что присутствие на собственных похоронах – дело добровольное. Тут, как говорится, хозяин-барин. Хотите – идете, хотите – нет. Никто вас не заставляет. – Сказал Борис, допил свой чай и вытащил салфетку из-за ворота сорочки. – А я по долгу службы обязан присутствовать на ваших похоронах.

– А я по зову сердца. – Сказала бабушка. – И, кстати, Алешенька, ты решай побыстрее, идешь ты или нет, иначе мы можем опоздать.

Алеша нахмурил брови, потер рукой лоб.

– Не знаю! Не знаю! Я устал от всех этих изменений! Я запутался! Не хочу видеть себя мертвого!

– Но ведь это еще и возможность увидеть своих близких, – сказал Борис тихо. – Может быть, последняя. Это возможность с ними попрощаться. Это больно, я понимаю, но… Не мне вас уговаривать. Я-то на своих похоронах не был – смалодушничал.

– А ты была на своих похоронах? – спросил Алеша у бабушки. Она утвердительно кивнула. – Хорошо, я иду с вами.

– Вот и славненько! – Борис радостно потер руки. – Пора! – Он поднялся. В дверях бабушка немного замешкалась, приблизилась к Алеше и прошипела ему на ухо:

– Не смей больше на людях называть меня ни бабулей, ни бабушкой! Для всех я твоя сестра, причем, младшая.

Город на Волге. Квартира Алины.

Похороны в двенадцать. Она поедет сразу на кладбище. Спрячется там, где-нибудь за деревом. Понаблюдает издалека. А почему собственно издалека? Законной жены у него нет, а бывшие подружки имеют на него прав не меньше, чем нынешняя. Хотя, какая она нынешняя? Тоже теперь уже бывшая. Они все теперь бывшие. Его же больше нет. Это, наверное, очень страшно, увидеть его в гробу. Нужно ли? Нужно. Нужно проститься по-человечески. Сказать последнее «прости». Может быть, его смерть лишь иллюзия? Неправда. Выдумка. Вот приедет она на кладбище, а там никого нет. Лишь кресты, занесенные снегом и ни одной живой души. Нет ни только что вырытой могилы, ни венков, ни цветов, ни гроба, ни тела. А он сидит где-нибудь живехонький в теплой маленькой кухне, пьет горячий чай с бергамотом или мятой и посмеивается над своей шуткой и над теми, кто в нее поверил. Вот если бы все так и было!

А на похороны нужно надевать черный платок? Или так уже не принято? А кто обычно носит траур по покойнику? Вдовы и близкие родственники. Она ни то, ни другое. Просто наденет черную вязаную шапку и черный пуховик. Потом их выкинет или отвезет в какой-нибудь монастырь. Может, кому-то ее вещи пригодятся, а она носить их больше не сможет.

Тяжело справляться с горем в одиночку. Все подруги отказались пойти с ней на похороны, сославшись на неотложные дела. Может, и нет у нее никаких подруг? Так, красивые девочки, с которыми приятно в кафе за бокалом шампанского обсудить мужчин, путешествия и новые наряды. Друг познается в беде. Алина в беде осталась одна, выходит, нет у нее друзей. Еще одна потеря. Снова слезы. Ох, не по себе она должна плакать, не себя жалеть, а его. Впрочем, ему, может быть, уже все равно. Как справиться со слезами?

Алина натягивает на себя теплый джемпер, штаны от лыжного костюма, угги, черный пуховик, черную шапку, выходит из дома, садится в машину и едет на встречу с реальностью. В багажнике ее машины лежит траурный венок с надписью: «Единственному».

Город на Волге. Кладбище.

На берегу моря стоит кабинка лифта. Выглядит она сиротливо и неуместно в этом пейзаже. Борис резво сбегает по ступеням крыльца и направляется прямо к лифту. Его ноги, обутые в черные туфли, утопают в песке. Он оборачивается и жестом показывает, чтобы Алеша и Люба следовали за ним.

Кабинка лифта совсем обычная, как в каком-нибудь отеле: пластик под карельскую березу, хром, зеркала. Только кнопок с номерами этажей нет. Вместо них – большой дисплей. Борис быстро набрал на дисплее: город N, новое кладбище, аллея 7. В тот же миг лифт пришел в движение. Алеша не понял, куда он идет, вверх или вниз. Через несколько секунд двери лифта плавно раскрылись…

Борис первым ступил на занесенную снегом аллею, окруженную памятниками, крестами и оградками.

– Хорошо, хоть снег немного убрали, можно нормально ходить. – Сказал он. Алеша и Люба тоже выбрались из лифта. – Помните, что для живых людей мы призраки. Они не могут нас ни видеть, ни слышать. Вы можете с ними разговаривать, даже касаться их, если захотите, но они ничего не почувствуют. Правда, среди живых людей иногда встречаются экстрасенсы. Вот они могут что-то заподозрить. Но это не страшно. И все же, я рекомендовал бы вам быть осторожными и держаться в сторонке.

– Там будут мои сыновья и моя внучка, я бы хотела к ним подойти, посмотреть на них. Столько лет не видела! – возразила Люба.

– Как вам будет угодно, но, пожалуйста, без крайних проявлений эмоций.

– Постараюсь. – Люба улыбнулась.

Все трое медленно пошли по аллее. Алеша молчал. В последний раз он был на похоронах несколько лет назад, в день, когда провожали в последний путь бабу Любу. Он никак не мог предположить, что в следующий раз он попадет сюда на собственные похороны. Он не мог этого осознать. Происходящее было выше его понимания.