— Какой еще сарказм?

— Спазм! Больно мне! В туалет надо!

— Так вали уже… Еще не хватало мне салон загадить…

Салон, надо же…

Выхожу и, сгибаясь, бегу в лесок.

А большего и не требовалось. Засев за кустами, я жду, когда водитель перестанет ждать и уедет. Потому что меньше всего его волнует мое благополучие.

Через семь минут, как по расписанию, машина газует, а я преспокойно выхожу на дорогу. И застываю, заметив патлатого.

— Тебе чего? Только не говори, что у тебя тоже сарказм?

— У меня жизнь дерьмо, а у вас с пацаном есть благодетель. Так что мне очень хочется, чтобы золотым дождем полило и меня.

Вот же наглый придурок. Знал бы Митя, зачем он с ним возится.

— Даже если, как ты утверждаешь, — говорю я, подтягивая лямку рюкзака. — У нас есть благодетель. То зачем мне ты?

— А без меня ты Митьку не вытащишь. Или сдохнешь по дороге. Знаешь, что делают с одинокими красивыми девочками на дорогах? — поднимает он черные брови, а меня пробивает дрожь. Слышала я эти истории. — Рассказать?

— Не надо. Погнали. Надеюсь, ты хоть драться умеешь?

— Чего я только не умею, Саша на шоссе, ты еще влюбишься в меня.

— Скорее ад замерзнет, — фыркаю я, подстраиваясь под его широкий шаг.

Глава 3.

Зная, как часто Мирон шлялся вне приюта, ничего удивительного, что он знает все дырки в заборе.

Вот только меня оставляет караулить возле нее. А я бы и хотела возразить, но попадаться на глаза, когда, по сути, воруешь государственную собственность, не стоит. А Митя принадлежал государству, и, по сути, меня могли привлечь. Так что мне как можно быстрее нужно привлечь к ответственности государство в лице силиконовой «мамы».

Радует, что вечер еще не скоро, а нам не придется идти по шоссе в темноте. Там и при свете прогулка не слишком приятное занятие.

Слышу треск веток и шепот и, резко поднявшись, вдруг падаю, так что дыхание перехватывает. Меня сбивает с ног Митя, тут же сжимая в объятиях.

— Я знал! Знал, что ты меня не оставишь, сестренка!

— Брешешь, — усмехаюсь, потрепав его по голове, ощущая, как грудь сжимают рыдания.

— Вот только соплей разводить не надо, — грубо говорит Мирон.

Черт. А я уже и забыла про него.

— Мы не разводим. Мы вообще втроем лучшая команда, как люди Икс, — восторженно восклицает Митька, и в припрыжку бежит от забора в сторону густого леса, средь которых и прячется наш приют.

А я только фыркаю и хочу уже сказать малышу, ради какой меркантильной цели патлатый возился с братом. Но не успеваю открыть рот, как его закрывает ладонь. Опять эта ладонь, крупная с мозолями, что ощущаются губами. Сколько можно?

— Заткнись… Если ты разрушишь его мечту об идеальной команде, искать тебе его потом по всему лесу. И я помогать не буду. Так что то, что я прошу мне насыпать золотых по итогу, только наше с тобой дело, усекла, красотка?

— Весьма доступно, — отталкиваю его руку и стираю с губ следы его кожи. — И не трогай меня, понял?

— Весьма доступно, — кривит он губы в усмешке и забрасывает свой рюкзак на плечо. — Если только ты оплату чем-то другим не хочешь отдать.

Он уже бежит за Митькой, а я только ловлю ртом воздух. Возмущаясь, что он вообще мог представить себя со мной в подобной ситуации. Да в любой ситуации!

Где я и где патлатый. О чем ему и говорю, когда наконец догоняю ребят, бегущих в сторону дороги.

— Даже думать не смей!

— О чем, — поднимает этот придурок брови, чем вызывает почти приступ бешенства.

— Об… Этом! Форма оплаты будет только денежная.

— Вы о чем? — поднимает Митя голову.

— Твоя сестра в меня влюбилась, — выкручивается Мирон, когда я осознаю, что ляпнула. Тут же даю ему подзатыльник. И не скуплюсь для молчаливого Мити.

— А мне за что?

— Чтобы из головы дурацкие мысли выкинул.

Мы идем вдоль шоссе все дальше, пока мимо нас в разные стороны несутся машины. Мне все так же некомфортно. Мирону же все нипочем. Он словно что-то в уме просчитывает.

— Надо было для легенды хоть гитары взять, — думаю вслух, когда пассажиры в очередной машине на нас обернулись.

— Зачем?

— Сошли бы за бременских музыкантов, — бурчу я, невольно поглядывая в лес. — Может туда?

— Нет, — отрезает Мирон. — Там идти дольше будем, а я уже жрать хочу.

— Я тоже голодный, — канючит Митька.

— Да вы че! — кричу я. — Хватит ныть! Нам дальше идти надо, останавливаться нельзя. Я не хочу спать на улице, в лесу!

— Ложись… — что? Ничего не понимаю, но мне и не требуется.

Мирон буквально толкает меня на дорогу поперек разметки и кладет ровно на край, при этом трогая тело и ноги.

— Хватит меня домогаться.

— Да кому ты нужна? Лежи, и не двигайся, — говорит он, и я вижу, как он достает из рюкзака внушительный камень и кидает на дорогу.

Именно в этот момент из-за поворота со стороны Приюта появляется джип, резко затормозивший из-за брошенного камня, а Мирон уже убегает и кричит из-за кустов.

— Притворись умирающей и не забудь про прокуратуру.

— А ты?! — кричу я, с волнением наблюдая, как он скрывается, словно еще один кусок мозаики, открывающей для меня мир взрослых. — Как же долг?!

— Я тебя найду, не сомневайся! — шипит он и скрывается ровно за секунду до того, как дверь машины открывается. А по асфальту слышатся тяжелые шаги. Я прикрываю глаза, шепчу Мите:

— Подыграй.

Пауза затягивается, а открывать глаза я боюсь. С другой стороны, может мужик маньяк какой, раз даже слова произнести не может.

Я даю себе установку открыть один глаз. Только один, чтобы узнать, что с Митей все хорошо. И тут же почти задыхаюсь от взгляда, которым осматривает меня мужчина.

Высокий, с этого ракурса кажется просто нереально огромным. И что самое главное, он не планирует даже спрашивать, в порядке ли я. Словно ему все равно, а я просто неинтересна.

— Отдохнула? — спрашивает он совершенно бестактно, что не вяжется с его стильным костюмом серого цвета и отчерченной квадратом челюстью. А руки в карманах говорят о его нетерпении. — Вставай, у меня нет времени с тобой возиться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Возиться? — не понимаю я совершенно ничего. Митя тоже хлопает глазами, смотря на мужчину. — О чем вы говорите?

— Кто кинул камень? — неожиданно спрашивает он.

— Мирон, — автоматически говорю я, невольно бросая взгляд на ту часть лесной полосы, где он скрылся, но в голове такой сумбур из мыслей, что меня начинает подташнивать. — Но откуда вы знаете, что камень бросили. И почему…

— Саша, — ошарашивает он меня знанием имени. — Не напрягай мозг, морщины будут. Просто садись с машину.

Он осматривает колеса на своем джипе, пинает их, после чего открывает заднюю дверцу, и мне действительно становится не по себе. Настолько, что я даже торможу уже было рванувшего Митю. Он всегда любил дорогие тачки, понимаю, в то время как вопросы плавают в голове пираньями, то и дело пытаясь сожрать часть сознания и повергнуть меня во мрак.

Почему Мирон остановил именно эту машину? Почему именно в этот момент? Откуда он знал? У них заговор? Что со мной хотят сделать?

— Вот, я же говорю, — усмехается он и первое, что я замечаю, это ямочку на щеке. — На лбу уже морщина. Садитесь быстрее.

— Мы вас не знаем.

— Зато я знал ваших родителей. Садитесь, я все вам расскажу, — говорит он, уже теряя терпение, что выражается раздувавшимися ноздрями и почти шипением. — Ну!?

— Тогда почему вы раньше не объявлялись? — упираю руки в бока, начиная заводиться от злости и осознания собственного невежества. Но тут вдруг рядом с нами затормаживает черный мерседес. И на заднем сидении я вижу пару отморозков, что не раз появлялись у нас в приюте. Именно это, а не что другое, заставляет меня схватить Митю за руку и сверкнуть пятками в сторону машины.

Мужчина хмурится такой реакции и вдруг поднимает полы пиджака, где на поясе я вижу кобуру с пистолетом.