Не люблю позднюю осень за её холод, сырость и вечную тоску. Хочется лежать дома, в любимой кроватке, укрывшись тёплым пледом, а не вот это вот всё…

Школа в нашем небольшом городке — Котовске — совсем убитая, маленькая, не то, что в Жданове. Жданов — большой город с большими возможностями. Вот окончу эту ненавистную школу, и уеду туда. Подальше от всех этих проблем. Буду учиться на дизайнера. Тут у нас все сплошь юристы, а мне это неинтересно. Да, я живу в «своём розовом мире», и мне удобно, уютно, и вообще: кому не нравится — идите мимо!

Я давно решила, что жизнь у меня одна, и я должна себя любить и не зависеть от мнения окружающих. Здорово, правда? Вот только получается не всегда…

Сейчас опять идти на эту ужасно скучную математику…Эх, всего лишь полгода, и ПРОЩАЙ, ШКОЛА!!! Сразу выброшу все свои тетради, учебники, портфель…нет, я лучше это всё сожгу. Устрою себе что-то типа масленицы, буду жечь «чучело школы».

— Иванова, — перебивает мои мечты о маленькой мести Варвара Павловна, или Варварушка, как мы её называем, — это наша классуха, учитель математики.

— Хватит летать в облаках: иди к доске, решай уравнение. Такое же будет на экзамене. Блин…Вот всё, что угодно, только не к доске! Встаю резко, чувствую, будто что-то меня держит, но я рвусь выйти и слышу какой-то треск…

Класс заливается хохотом. Смотрю на свою юбку, и вижу, что она порвалась. Я зацепилась за стул, или гвоздик- даже не поняла, как это произошло! Но я ведь «рвалась в бой»(конечно, нет) и юбка порвалась так, что одна нога оголилась практически до белья! Хорошо ещё, что пояс остался цел, а то все бы увидели мои сегодняшние, ну совсем не выходные, трусы! Люблю свободное бельё, ничего не могу с собой поделать.

Как-то в седьмом классе поспорили мы с Танькой из соседнего класса, что я смогу прийти в школу без нижнего белья. Пришлось целый день ходить и постоянно краснеть, хотя никто ничего не заметил, я-то знала! И знала Танька. Повезло ещё, что в тот день ей было не до меня, а то позор был бы на всю школу…Зачем я только ввязалась тогда в такую авантюру? Наверное хотела доказать, что я не из робкого десятка. Кому хотела доказать? Себе что ли?

Сейчас же стою я посреди класса в очень экстравагантном наряде, все ржут, и тут Варварушка покраснела, будто сама смутилась.

— Оля, присаживайся. На перемене приведёшь себя в порядок…но класс было не унять. Усталость наверное сказалась, им и палец покажи, ржали бы наверно как кони…

Пока стоял этот хохот, в класс вдруг вошёл высокий стройный брюнет, очень хорошо одетый, подошёл к Варварушке и отдал ей какие-то документы.

— Ребята, познакомьтесь, это наш новый ученик, Никита Волков. Он переехал к нам из Жданова, доучится и сдаст экзамены здесь, вместе с вами. Принимайте товарища, думаю- вы подружитесь. Никита, а ты отнеси, пожалуйста, эти документы завучу, или директору, если он вернулся с совещания.

Никита вышел за дверь, и классуха продолжила:

— Ребята! Никите нужны друзья сейчас как никогда. Я, на правах вашей классной мамы, прошу оказать новому однокласснику поддержку, познакомить его с нашим классом, нашими традициями, показать город, в конце-концов!

Класс зажужжал, а я сидела спокойная, потому что на меня уже никто не обращал внимания. Меня спас этот новенький, пока ещё совсем не знакомый мне, человек. Такой высокий, стройный…

В машине душно. В колени упирается водительское сиденье с тучным дядей Валерой. Дядя Валера был хорошим другом моих родителей, и после их гибели стал всячески помогать мне, будто на нём была вся ответственность за мою жизнь и будущее.

Два месяца назад моя жизнь перевернулась с ног на голову…я бы сказал, она разбилась вдребезги, как ёлочная игрушка, упавшая с самой верхней ветки новогодней ёлки, на которой ещё много красивых игрушек, и в праздничной суете, меня даже никто не заметит, все, танцуя на празднике, в хорошем настроении, будут просто топтать меня ногами, пока мои осколки не превратятся в стекольный порошок…а потом дунет ветерок, этот порошок сдует, и будто не было той самой игрушки…

С родителями мы часто спорили: о том, как мне одеваться, с кем дружить, во сколько приходить домой, и, конечно- классика- куда мне поступать после школы. Мы часто ссорились, но я совсем не назло родителям уходил из дома. Мне нужно было остаться наедине с собой, привести в порядок мысли, остыть.

В один из таких дней я ушёл. Мы снова поругались, потому что я не хотел становиться врачом, как мой отец, а до этого и его отец и т. д…В общем я, по словам отца, «не имел права прерывать такую великую династию врачей в пяти поколениях». А они спросили хоть раз, чего я хочу? Кому-то было до меня хоть какое-то дело? Я хотел бы быть дизайнером. Обожаю придумывать, создавать что-то новое. Это чувство ни с чем не сравнимо; оно сродни волшебству- воплощать свои творения в жизнь. Я сказал, что отец хоче забрать у меня самое дорогое- свободу мысли, свободу творчества. Я не хочу быть как птица, у которой есть крылья, но она не может летать, потому что сидит в клетке.

Я ушёл…до сих пор себя за это ненавижу. Ушёл и гулял до утра. Потом было поздно, остался переночевать у друзей. Все веселились до утра, пели, пили, болтали… Все в этой комнате после школы собирались жить каждый своей жизнью. Они выбирали сами, какой деятельности посвятят целую жизнь. Все, кроме меня.

Снова, зародив зерно обиды, в долю секунды я взрастил из него колос, мгновенно — поле, и вот — моя обида взрывается, словно граната. Осколки задели всех: каждый подхватил и считал своим долгом сказать что-то от «они не имеют права» до «мы, в конце концов, свободные люди, и никому ничего не должны, кроме себя…»

Погрязнув в этом болоте обиды, я не хотел возвращаться домой. Мне никто не звонил, что было странно. Потом я вспомнил, что родители в этот день в 4 утра вылетают на моря. В тёплые края, так сказать. Отлично, — подумал я с облегчением, — можно спать до вечера и дома не появляться.

К вечеру мой телефон просто разрывало от звонков дяди Валеры. Я нехотя взял трубку, но то, что я услышал, ранило меня в самое сердце…

Я будто не слышал, что он говорит, и, ожидая моего ответа, дядя Валера повторял одни и те же слова, но я помню только: «упал в море», «причина не известна», «погибли»…

Погибли…Земля ушла из-под ног, которые казались не моими, да и сам я будто не был сейчас здесь. В ушах звенело, я плохо слышал, и не хотел понимать, что же произошло…Потом уже я всё осознал, но не мог поверить, и не верю до сих пор. А больше всего было дико стыдно за те слова, которые были последним, что я сказал им…это обвинения, крики, забастовка…

Как можно поверить в то, что их больше нет?

Опеку надо мной оформила бабушка, которая живёт в городе Котовске. Больше у меня никого нет. Приезжаю сегодня, и сразу в школу. Посмотрим, может быть получится начать новую жизнь, не такую ущербную. Нужно быть хорошим мальчиком, ради памяти родителей, ради себя.

Иду п этому маленькому городу, и понимаю, что здесь чего-то не хватает. Но вся моя душа чувствует какой-то домашний уют, а по телу разливается приятное тепло. Иду не спеша, вдыхаю полной грудью чистый воздух, такой прохладный, бодрящий. Вхожу в двери школы. Нет той суеты, всё как-то по-домашнему. Это приятно. Сердце моё, кажется, нашло свой уголок, где ему будет хорошо.

Вхожу в кабинет директора, чтобы отдать документы, но секретарь говорит, что его нет и отправляет в класс, документы просит отдать классному руководителю.

Иду по коридору и терзаю себя мыслями: я ведь совсем не думал о том, что сейчас середина учебного года, да к тому же весной выпускные экзамены! Это было такой ерундой на фоне всего остального, но только сейчас я понял, что через полгода наступит тот вектор моей жизни, который определит её дальнейшее течение. Вдавшись в философские размышления, вхожу в класс, решительно иду к учителю и отдаю документы. Кажется, до этого момента все громко смеялись, и тут — тишина. Учитель представляет меня классу, и отправляет снова к директору. Возвращаюсь и сажусь на свободное место, как будто я всегда здесь сидел, но урок внезапно заканчивается. Звонок будто бьёт по голове, кричит: «беги! Не стой на месте!», но сердце уже успокоилось и настроено на новую жизнь, жизнь хорошего человека, достойного своих родителей.