Литмир - Электронная Библиотека

Бред.

Пора открыть глаза. Я знаю, кого увижу.

Лицо Олега рядом на подушке. Полуулыбка.

– Привет, – голос у него совсем не заспанный, значит, не спал, ждал, пока я проснусь.

Значит, я с ним. Я даже хотеть этого не смела. А он… Значит, он любит меня. Жаль только, я не помню, как это было. Наверно, хорошо, раз он так нежно и спокойно смотрит.

Губы мои сами расползаются в улыбке:

– Привет.

Тянусь к нему, прижимаюсь тесно. Чмокает меня в ухо:

– Давай вставать. Мне на работу. Завтраком тебя накормлю.

Душ, рубашка Олега, высокий табурет, тарелка с яичницей перед носом. Он сидит напротив за столом-стойкой, отгораживающим кухонный угол. Вся Олегова квартирка – небольшая студия, где самое главное место занимает кровать с высоким и мягким, как диванная спинка, изголовьем. Бельё на кровати бордовое, как мой вчерашний букет. Где он, кстати?

– В машине, наверно, забыли, мы вчера очень торопились с тобой. Разве не помнишь?

Не помню. Но говорить об этом не хочу, а то подумает, что я недоделанная.

– Олег, а мы, вообще, где?

Теперь шторы раздернуты, и между ними, как картина в мягкой раме, за стеклом окна – осенний что(?) лес(?) парк(?) Рыжие клёны, лохматые, как большие собаки. Трясут листьями, трутся друг о друга. Красиво. Они стоят плотно, и что за ними, не видно.

– Сиротино. Новый поселок из коттеджей и таунхаусов. Наш дом на четыре квартиры, две нормальные и две студии.

Название поселка мне ничего не говорит. Только то, что это загород.

– На вот, – Олег кладёт перед моей тарелкой маленькую белую пилюльку, – то, что тебе в клинике давали. Курс еще не закончен.

– Там вроде жёлтые были.

– Тут доза уже поменьше. И на улицу без меня не выходи. Тебе пока перепады температур и влажность противопоказаны. Это я, как твой лечащий врач, говорю. Так что поскучай, ладненько? Книжку почитай.

– А телик? – что-то его я не заметила.

– У меня нет. Нечего на зомбоящик жизнь тратить. На стеллаже планшет лежит, в него киношки хорошие закачаны, можешь смотреть. Всё, я побежал. Приду непоздно.

Жду Олега. Смотрю кино. Смотрю в окно. Как-то путанно всё. Вроде, музыка звучит негромко. Голоса. Машка говорит: «Ну что, Ленка, ты теперь красава? Довольна? Хочешь конфетку? Хочешь замуж?» «Все-е-е пое-е-ели?!» – откуда-то издалека. Качаются кленовые ветки, трясут жёлтыми ладошками. Прямо перед моим лицом. Тянутся. Растопырили острые пальцы. Того и гляди исцарапают, соскребут тонкую плёночку. Страшно. Закрываюсь руками. Прячусь подальше от окна, за кроватью. Но они лезут. Стекла в окне нет. Машка смеется: «Дура! Мы тебя найдем!» Не найдут. Я вас не вижу. И вы меня не видите. Я хитрая. Стащила покрывало с кровати и на голову накинула – нет меня.

– Как дела? Как день провела? – Олег спрашивает.

А что ему ответить? Кино смотрела. Какое? Не помню. Что-то про лес, осень… Там ещё девушка была в лесу. Она чего-то боялась. Не помню. Убегала, пряталась. От кого? Не помню.

– Хорошо. Только скучала.

– По мне скучала? – обнимает меня.

От него пахнет холодом, улицей, прелыми листьями. Наверно, это такой одеколон, я не знаю. Запах такой – тревожащий, что ли.

– Ужином сейчас тебя накормлю. Ты сама-то ела что-нибудь?

Ела ли я? Пытаюсь сообразить.

– Да, я чай пила, – вижу вазочку с печеньем на кухонной стойке, – с печенюшками.

Олег возится, вытаскивает из пакета какие-то упаковки, звякают тарелки, струя воды из крана ударяет в дно кастрюли. А мне и в голову не пришло приготовить что-то. Мой мужчина, нет не так, мой любимый приходит с работы, а я на кровати валяюсь барыней. Правда, готовить я не умею. Но попробовать-то могла бы. Хоть картошку сварить. Или яичницу. Это все уметь должны. А я даже к холодильнику не подошла. Идиотка. Мне нестерпимо стыдно. Даже щекам жарко стало. Надо как-то извиниться, оправдаться, сказать хоть что-то.

– Олег, я…

Не успеваю.

– Все, давай садись. Буду тебя кормить.

Остается только влезть на высокий табурет, пододвинуть к себе тарелку. Что-то вкусное. Наверно. Стыд мешает чувствовать вкус. Олег что-то рассказывает, дирижируя вилкой, но я плохо слышу. Стыд глушит звук.

Белая пилюлька на блюдечке.

Ночь. Тёмные волны простыни. Взлетают и опадают. Раскачивают вверх-вниз, вверх-вниз… Взлетаю и падаю… Качели. Олег… Руки – чуткие, сильные, кожа – тёплая, волоски на груди под моей ладонью – щекотно. Он наваливается на меня, а я совсем не чувствую его веса, он лёгкий, я сильная. Я раскачиваю его, я – колыбель. Резкий выверт – весь мир, сотканный из бордовых теней, всколыхнувшись, перевернулся. И я превратилась в наездницу. Мчусь. Разгоняю своего коня. Быстрей, быстрей. Единый ритм. На полном скаку вылетаем за пределы мира. И взрываемся.

Теперь я знаю, как это бывает. И я запомню. Запомню, как постепенно наливалось желанием моё тело, как становились бесстыдными мои руки, как блуждали они, отыскивая самые сокровенные места. И всё, что оказывалось в моих ладонях, теряло свои имена, те дурацкие названия, которые прикрепили к ним люди, становилось моим. Безраздельно и навсегда.

Утро. Завтрак. Белая пилюлька.

Ждать Олега.

***

За окном облетают клёны. Скоро совсем разденутся, выставят чёрные тела и руки на всеобщее обозрение. Хотя, кому их тут обозревать кроме меня. Пространство стало прозрачней, и теперь видно, что за стволами прячутся качели. Самая запростяцкая конструкция – доска, подвешенная на верёвках. Верёвки просто перекинуты через перекладину. На доске – рыжие листья.

Пришла Машка.

– Ты чего сидишь-то, Ленка?

– А что?

– Дак, в школу же опаздываем. Быстрей давай!

Как я могла забыть?! Что-то я в последнее время с памятью совсем не дружу. Накинув куртец, выбегаю вслед за подругой. Черт, я ж прямо в пижаме кинулась! Пижамка у меня новая, серая, с мордами мопсов. Они как будто карандашом простым нарисованы, серые на сером. Стильно. Это не моя пижамка, я её в шкафу нашла.

И там ещё платья красивые были, новые, с бирочками магазинными. Два. Одно белое, открытое, все наружу – плечи, руки. Второе чёрное, глухое, от высокого ворота, обтягивающего шею, до самого пола, юбка широкая и шуршит, когда ходишь. Неудобное. Это Олег мне купил. Ему нравится, приходит домой, возится с ужином, а мне говорит: «Сегодня белое», или «Сегодня чёрное». Ритуал такой. Я не спорю. Пусть.

Выскочила:

– Ой, я не оделась!

А Машка рукой махнула:

– Ерунда, никто не заметит.

Правда, никто не обратил внимания. Даже не на пижаму, на меня. Проходят мимо, даже не здороваются.

Была контрольная по алгебре. Сижу, ничего не понимаю. Читаю задачу, читаю, в голове пустота. Что-то пишу в тетради, путаюсь, зачёркиваю, чуть не плачу. Звонок. Математичка, а она нынче чего-то вырядилась в тёмно-красное платье, и перчатки кружевные на руках, идет по классу тетради собирает. А мимо моей парты прошла. Будто меня и нет. И тетрадь не взяла. Вот и хорошо.

Я вечером Олегу рассказываю, жалуюсь, что в школе меня не замечают. Он говорит:

– Ничего страшного, просто отвыкли от тебя.

Киваю:

–Наверно. Только Машка со мной, как раньше, разговаривает.

– Машка? – Олег хмурит брови, пытаясь уяснить, кто это. – Такая стриженая? В больницу к тебе приходила. Или с косичками, рыжая в веснушках?

– Да ну, – смеюсь.

Если б он Машку увидел, запомнил бы.

– Что ты, Олег. Машка – красавица. У неё голова, как гнездо, в мелких чёрных кучеряшках. Она смуглая такая. И глазища на пол-лица.

Ужин. Белая пилюлька. Ночь – страсть, восторг, сладкая гибель мира.

Утро. Белая пилюлька. Машка:

– Пойдем гулять?

Выходим в парк. Мокрые листья под ногами. Качели среди голых кленов.

– Маш, садись, покачаю.

Зацепилась за что-то, сломала ноготь. Блин!

– Почему у тебя такие длинные ногти? – Машка рассматривает мои пальцы.

Я тоже смотрю на них. Ногти длинные, отросли. Как они могли отрасти за три дня? Я ведь три дня здесь, в этом, как его, Сиротине. Или четыре? Пытаюсь собраться с мыслями. Три? Четыре? Сколько? Мои ногти считают, что не меньше месяца.

5
{"b":"789237","o":1}