– Это всё? – спросила Яна, когда струя иссякла.
Раньше, когда всё только начиналось, она сама приникала к его члену, стараясь вылизать остатки. Теперь это нужно было приказывать, а Яру стало вдруг невыносимо противно от этих приказов.
– Убирайся! – бросил он и так же, за волосы, отшвырнул Яну прочь.
Она не упала. Спружинила мягко, как кошка, поднялась на ноги и вышла за дверь. Только в коридоре она вытерла лицо полой рубашки.
Вернувшись к себе, долго не могла уснуть, как не могла уснуть и до того, как её вызвал Ярослав.
Он крутилась в темноте почти до самого утра, а потом, когда стрелка часов оглушительно щёлкнула, становясь на цифру «шесть», встала. Достала из тумбочки тетрадь, исписанную до середины, и ручку. Подошла к подоконнику, села и, пристроив тетрадь на коленях, принялась писать.
«1 января 1995 года. Наш третий Новый год.
Я всё время думаю: где же мы свернули не туда? Потому что я вижу, что Яру так же больно, как и мне. И, несмотря на то, что я вижу эту боль, всё равно не могу его понять.
С ним никогда не было легко. Но я поняла, что люблю его – наверное, уже тогда, когда увидела в первый раз. Когда он приехал в наш дом.
С тех пор для меня не изменилось ничего, а раз так – наверное, не изменится уже никогда. Что бы он ни делал со мной, моя любовь не становится слабей. Это – как болезнь, от которой мне не вылечиться никак.
И, что самое страшное, я чувствую, что он тоже любит меня. Я не знаю, откуда у меня эта уверенность. Если бы не она, я бы давно уже не выдержала и покончила с собой, потому что жить так, как я живу сейчас, нет никакого смысла.
Я начинаю ненавидеть людей – всех, кто касался меня, видел меня и знает, чем я стала.
Яр прав: я просто шлюха, даже если когда-то это и было не так. Но я сама выбрала то, кем стала. Если подумать, я, наверное, выбрала бы это снова, если бы это приблизило меня к нему.
Ирония в том, что ближе мы так и не стали, и я уже не знаю, станем ли когда-нибудь.
Каждый раз, когда меня касаются чьи-то руки, я представляю, что это руки Яра. Иногда у меня почти выходит поверить, особенно, если настоящий Яр не смотрит на меня с презрением из другого угла. Когда он смотрит, это больнее всего.
Иногда я думаю, что Яр ненавидит меня так же сильно, как я люблю его. В такие минуты мне хочется умереть, потому что всё, что я делала и делаю, теряет смысл. А потом он даёт мне надежду, и мне снова приходится жить. Рядом с ним и в то же время далеко от него».
– Я сожалею о том, что случилось с вашим отцом.
Яр скользнул рукой вдоль бока Яны, сидевшей на подлокотнике его кресла.
Близость Яны придавала ему уверенности. Когда тела Яны не было у него в руках, Яру казалось, что он и сам лишился руки.
Дело, впрочем, было не только в психологическом комфорте.
Худенькую девушку, разодетую в дорогие шмотки, никто не принимал всерьёз. Никто даже не проверял, есть ли у Яны оружие, а металлоискатели она обходил с лёгкой улыбкой, иногда опасно прижимаясь к охранникам бедром.
Улыбка у Янки в самом деле была какая-то… волшебная. Яр заметил уже давно, что эта улыбка служит пропуском в каждые двери, а любую услугу позволяет получить бесплатно и без применения силы. Он и сам иногда впадал в странный транс, глядя на эту улыбку, становился словно обкуренный – уходили все беды, и хотелось просто смотреть на неё ещё и ещё.
– Я тоже. – Семён, парень лет двадцати пяти, только что унаследовавший фирму отца, откинулся на спинку кресла и усмехнулся. – Говорил же я вам, у него сердце больное. А вы – в сауну, да под водочку…
Яр сморгнул, прогоняя наваждение. Развёл руками и ответил:
– Кто ж знал… Так что будем делать теперь, а, Семён?
– А что теперь делать? Ничего. Лев Александрович, документы у вас? – Семён протянул руку, и в ладонь ему тут же легла чёрная папка, которую он, не открывая, протянул Ярославу. – Как договорились. Контрольный пакет остаётся у меня. Шестьдесят процентов отчислений тоже мне.
Яр поморщился. Те деньги, которые крутились в фирме Хамелёвых сейчас, ни в какое сравнение не шли с тем, что собирался запустить он. Валерий упрямился зря: в выигрыше остались бы оба, и куда честнее было бы дать ему двадцать процентов отчислений, ну, может быть, двадцать пять.
Сыну его, к счастью, было всё равно, что станет с фирмой отца. Он хотел только уверенности в том, что сможет проводить время на дорогих тусовках и ему никогда не придётся работать. Впоследствии Яр планировал забрать у него и тот пакет, который сейчас Хамелёв оставлял себе.
Яр принял папку из его рук, но открыть не успел – пальцы Янки вцепились в чёрный пластик раньше, и, уложив папку себе на колени, она принялась просматривать страницы одну за другой.
Семён, внимательно следивший за ней, усмехнулся и перевёл на Яра вопросительный взгляд.
– Это мой юрист, – с улыбкой ответил Яр. Янку он не торопил. Дождался, когда она пролистает бумаги до самого конца и кивнёт. – Ну что, подписываем и по водочке? Сауну подогреть?
Семён нервно хохотнул.
Вслед за Яром он поставил на документах свои подписи, а затем произнёс:
– Я не любитель. И на вечер у меня другие планы, чувак.
Вся серьёзность вмиг слетела с него, едва сделка была завершена, и, поднявшись, он двинулся к двери. Вся его свита в лице двух охранников, юриста и секретарши потянулась за ним.
– На связи, – бросил Семён напоследок и вышел.
Яр дождался, когда за ним захлопнется дверь квартиры, и, не поворачиваясь, спросил:
– Как он тебе?
Янка повела плечом.
– Нормальный пацан.
Янка встала и потянулась, да так красноречиво, что у Яра заныло в паху. Платьев и костюмов он по-прежнему не носила, а майки и джинсы так льнули к её телу, что Яру было больно смотреть.
– Сходи с ним куда-то вечерком, – лениво произнёс Яр, продолжая следить, как прогибается её тонкое тело.
Янка чуть повернула голову и метнула в него обжигающий взгляд.
– С ним-то зачем? – бросила Янка.
– Я не сказал переспать. – Яр поймал её за талию и чуть подтянул к себе. Затем погладил затянутое в грубую джинсовую ткань бедро – ощущение было куда слабее, чем он хотел. – Просто сходи. Пообщайся, получше узнай.
Рука Яра вернулась наверх и забралась под майку. Яна повернулась, и она оказалась у неё на животе. Яр тут же провёл по изгибам подтянутого пресса Янки. Та прогнулась, подставляясь под ласку сильней подставляясь.
– Хорошо, – согласилась она, – я знаю, где он тусуется. Что-то ещё?
Яр поднял взгляд, всматриваясь в лицо Янки – тонкие крылья носа, чувственные губы и заострившиеся скулы.
– Станцуй для меня, – приказал он, откидываясь назад.
Янка молча, двинулась к камину неторопливой походкой. Камин у Яра в городе был электрический и появился потому, что его хотела Янка. Что-то было у неё связано с этим излишеством интерьера, и Яр до сих пор не знал, что – впрочем, никогда особо и не пытался узнать.
Стереосистему, стоявшую на каминной полке, тоже выбирала Янка. Яра просто не интересовало, какие там басы и сколько она выжимает мегагерц. А вот Янка подошла к делу со вкусом и спустила на эту штуку добрых пять косарей. Деньги она вообще тратила со вкусом и никогда в этом деле не стеснялась – так же, впрочем, как и в любом другом.
Янка нажала на кнопку, и из динамиков полилась тихая музыка. Для таких случаев – методов проб и ошибок – был выбран Шопен.
Янка прикрыла глаза и изогнулась, будто подаваясь навстречу музыке. Медленно потянула за края майки, а потом одним быстрым движением дёрнула её вверх и бросила в сторону.
Шагнула к Яру и стала медленно поворачиваться вокруг своей оси, изгибаясь в такт музыке.
Когда она повернулась, пуговица на джинсах уже была расстёгнута, и они чуть сползли вниз, демонстрируя тонкие краешки чёрных стрингов.
Яр облизнулся, удерживаясь от желания пройтись по ним поцелуями, и тут же, словно услышав его мысли, Янка скользнула по ним пальцами, оглаживая и почти касаясь тёмных завитков в паху. Хотя волосы у неё были светло-русые, даже чуть рыжеватые, в этом потаённом месте она была настоящей брюнеткой.
