– Еще раз прости, не знаю, что на меня нашло.

– Ты просто видишь не меня…

На его скулах ходят желваки. Дэн злится, но пытается держать себя в руках. От этого еще больнее. Я и не подозревала, сколько всего между нами. Невысказанного, накопившегося. Тугой комок боли, который не получится распутать за один разговор. А поцелуй лишь все усложняет. Делает невозможным дальнейшее общение.

– Я понимаю, тебе больно. Но не используй, пожалуйста, меня для того, чтобы создать себе иллюзию, – просит Дэн. – Это нечестно. Ни по отношению ко мне, ни по отношению к нему. Ты же знаешь.

– Я не уверена, что сейчас целовала Андрея… – тихо шепчу я. – Точнее точно уверена, что целовала не его…

– Не ври хотя бы себе, – жестко бросает Дэн, и я прикрываю глаза.

– Говорю же, прости…давай спишем все на алкоголь?

– У тебя все просто.

– Нет! Не просто! – Я злюсь и давно бы перешла на крик, если бы не понимание, что мы на верхнем ярусе террасы, а внизу, уровнем ниже, люди и вечеринка в самом разгаре. – Именно поэтому я не появлялась здесь столько времени! Потому что ничего простого нет! Дэн, ты мне дорог. До сих пор дорог и всегда был для меня самым близким другом.

– Которого ты благополучно выкинула из жизни на шесть лет. Грош цена такой дружбе, Карамелька. Ты вычеркнула меня, не отвечала на сообщения, но явившись через шесть лет, в один день умудрилась вывернуть душу! Зачем было усложнять? Скажи мне?

– Зря я сюда пришла! И приехала зря, – раздраженно бросаю я и направляюсь прочь с балкона, но Дэн ловит меня за руку и привлекает на секунду к себе. Глаза в глаза, губы в губы. Его жесткие черные ресницы такие длинные, что мне снова, как и в детстве, завидно.

– Знаешь, – говорит он. – Когда-то я завидовал Андрею. Я хотел, чтобы ты была моей. Но ты выбрала его изначально. Так вышло, я смирился. Но я никогда не пытался занять его место. Никогда. И тем более, не стану этого делать после его смерти. Даже если ты сама сделаешь шаг навстречу.

– Но ведь это неправда, – сжав зубы, выдыхаю я, и опускаю взгляд, потому что смотреть в его синие глаза совершенно невозможно. Высвобождаюсь не то из объятий, не то из хватки и отступаю на шаг. – Мы ведь уже целовались Денис, и ты прекрасно это знаешь.

Наверное, это удар ниже пояса. Но между нами столько недомолвок и лжи, что, может быть, стоит прояснить хоть один момент?

– Что? – Он обескуражен, смущен и зол, куда уж без этого. Злость теперь всегда рядом с ним. Но я уверена, он помнит тот единственный раз, когда целовал меня вместо брата. – Хотя… ты ведь никогда нас не путала.

Дэн отворачивается. И мне страшно смотреть на его лицо. Пожалуй, разговор и без этого тяжелый. Не стоило усугублять. Но иногда я люблю ударить под дых. Думала, давно справилась с этим дурацким качеством. Но нет. Дэн всегда вытаскивает наружу меня настоящую. А я, видимо, еще та стерва.

– Так зачем же ты тогда целовала меня, Есения? Азарт? Интерес? – невесело хмыкает он. А меня отпускает. Мне снова стыдно. Злость и желание доставить боль отступают, но поздно. Я уже подняла эту тему. – Тогда твой поцелуй…он вывернул меня наизнанку. На какой-то миг я, и правда, решил, что ты пришла ко мне. Слышать его имя было больно.

– Прости. – Мне действительно жаль.

– Но знаешь, я мог поверить в случайность. Было темно, а нас и на свету часто путали. Я долго винил себя за то, что поступил нечестно по отношению к брату, к тебе, но, оказывается, нечестно тогда поступила ты, а не я.

– Нет, Дэн. – Я, взяв себя в руки, подхожу ближе. – Тогда я действительно обозналась. Первый и последний раз приняла одного из вас за другого. О том, что я поцеловала не того брата поняла гораздо позже… не в тот момент, когда назвала тебя его именем. Но спустя время, что я могла сделать? Прийти к тебе и извиниться? Сказать ему и извиниться? Я предпочла сделать вид, будто поцелуя не было. Мне тогда было шестнадцать, Дэн. И хочу напомнить, ты сделал то же самое. Хотя ты, в отличие от меня, изначально понимал, кого именно целовал.

– И как же ты догадалась, что целовала не Андрея?

Я закусываю губу и прикрываю глаза. Я не хочу об этом вспоминать, я хочу выкинуть прошлое из головы. Забыть обо всем. И поцелуй с Дэном Ланцовым точно этому не способствует, ни прошлый, ни настоящий.

– Есения, я жду ответ.

– Твой поцелуй, он был другим…

– И каким же?

«Наполненным любовью» чуть не ответила я, но вместо этого тряхнула волосами и покачала головой.

– Нет. Я не хочу об этом говорить. А сейчас прости, мне надо возвращаться, твоя мама будет волноваться.

– Я тебя отвезу.

– В этом городе, что перестали ездить такси? – хмыкаю я. – А ты пил.

– У меня есть водитель, Карамелька, – отзывается Дэн с ухмылкой. В его глазах еще боль, но парень уже взял себя в руки. Он всегда умел быть сдержанным и скрывать свои чувства.

– Ну, кто бы сомневался? – Я злюсь. На Дэна с его водителем, на себя, на обстоятельства. – Но нет, спасибо. Я доберусь.

– Я попрошу Сашу отвезти тебя. Хорошо? Почти такси, только я знаю, кто за рулем. Так пойдет?

– Да. – Я киваю. – До свидания, Дэн… – говорю очень тихо.

– Почти «прощай», Карамелька,– с укором отзывается он. Я не отрицаю. Так надо. Прошлое не стоит ворошить. Это бессмысленно и больно.

– Так и есть. Несколько дней – и я уеду. Не думаю, что нам стоит видеться…

– Даже не съездишь к нему на могилу.

– Я найду, кто меня отвезет.

– Ну, конечно… – Он хмыкает и отворачивается.

– Я не понимаю тебя! Ты вылил на меня столько… – Я сжимаю зубы. – Ясно дал понять, чтобы я держалась подальше. И Дэн, это правильно. Действительно, правильно, но когда я пытаюсь сделать ровно то, что ты просил, ты снова злишься. Я не знаю, что ты хочешь?!

– И я не знаю, Карамелька, – с болью в голосе признается он, я хмыкаю и двигаюсь к лестнице, а он замечает мне в спину. – Но я точно знаю, чего не хочу. Как бы я ни любил брата, но быть отражением покойника…нет, на это я не подписывался. Думаешь, я не знаю, что ты видишь? Ты видишь, каким бы он был, если бы остался жив…

– Это твои личные тараканы. Не приписывай их мне. Может, другие это видят, но не я.

Он молчит, а я все же ухожу. Приезд в этот город… он оказался сложнее, чем я предполагала.

Дэн

Черт! Ударяю ладонями по перилам и закрываю глаза. Я подозревал, что будет сложно, но так? Зачем она целовала меня? Зачем рассказала о том нашем, самом первом поцелуе, которого не должно было случиться? Я думал, что она так и не узнала правду. А Есения давно все поняла, и это мне не нравится. Как же хочется напиться и выкинуть из головы всю хрень! Андрея нет уже шесть лет, и я почти научился жить без него, но Есения вернула все в один миг. И нашу с ним дружбу, и нашу зависимость друг от друга и, наверное, соперничество, которое мы старательно игнорировали. Какое соперничество может быть между братьями похожими как две капли воды? Он мог в один момент стать мной, а я получить все, что было у него. Все, кроме Есении.

Я не отказываюсь от вспыхнувшего желания и напиваюсь. И наплевать на то, что завтра будет мучать похмелье. В конце концов, я не так часто позволяю себе подобное, а потом, почти в невменяемом состоянии велю водителю отвезти меня к Жене. Ее квартира на четвертом этаже обычной пятиэтажки в старом районе города. В окнах уже нет света, и я долго сижу и всматриваюсь в них, словно жду, когда там, в темноте мелькнет силуэт. Только вот почему-то я ожидаю увидеть не ее, и это настолько иррационально и неправильно, что я готов крушить все, что попадется на моем пути. А еще я понимаю, что Женя не сможет успокоить злость и удовлетворить желание. Не сегодня, не сейчас. Я не могу позволить себе подняться к ней и думать о другой. Сегодня не могу гарантировать, что не прошепчу чужое имя в самый неподходящий момент. Женя, конечно, простит. Она прощает все, но это неправильно. Я до сих пор помню, как сильно ранит чужое имя из уст того, кому ты готов отдать душу. Даже если это имя твоего брата.