– Не знаю. Она вроде бы в Австрии. Должна вернуться к выходным. Или уже вернулась? Не помню. Но планировала быть Светка. Вы ведь втроем общались, насколько я помню?

– Да… – тяну я. Поли не будет уже хорошо, а Светка… пожалуй, она та, кого я была бы действительно рада видеть. Дэн не знал об этом, но Света – единственная, с кем я периодически переписывалась в вк, и чей инстаграм отслеживала до сих пор.

– Ну, так как?

– Хорошо, – медленно произношу я. – Уговорил.

– Вот и замечательно, – отзывается Дэн. – Заеду за тобой в восемь.

Я отключаюсь и почти сразу жалею о согласии. Звонок Дэна меня разбудил. Я легла подремать и отключилась до пяти вечера. Даже не рассмотрев комнату и не разобрав чемодан, и в итоге до вечеринки остается немного времени. Придется поспешить, если я хочу выглядеть прилично.

Прежде чем разбирать чемодан, я не могу удержаться, подхожу к окну и смотрю вниз, на крышу дома, в котором выросла. Он находится совсем близко. Нас разделяет неширокая полоска газона и металлический забор с красиво выложенными кирпичными столбами. Наш дом меньше чем особняк Ланцовых – всего два этажа и сейчас я вижу крышу и балкончики, на которых вывешены вещи: полотенца, яркие купальники. Наши управляющие живут в одной комнате на первом этаже, а все остальное сдают. Народу много, и это та причина, почему я не захотела остановиться в доме, где прошло мое детство. Я помню его совсем другим.

Как ни странно, на дом смотреть не так тяжело, как на людей. Я не испытываю тоску от того, что в моей комнате живут посторонние отдыхающие. Думала, будет хуже.

С домом Ланцовых тоже связано очень много воспоминаний. Я благодарна Ирине за то, что она поселила меня не на втором этаже. Не там, где находились комнаты братьев. Я бывала в этом доме не единожды. И иногда совершала нереально глупые вещи.

Я до сих пор не уверена, что ехать на вечеринку с Дэном хорошая идея. Но и отказаться неправильно. Он был моим другом, а я вычеркнула его из жизни. Свела на нет все общение. Как и с остальными. Я в долгу перед ним. Прийти на вечеринку, выпить пару коктейлей и сказать всем «привет» – это меньшее, что я могу сделать, вернувшись через шесть лет.

Ванна наливается быстро, и я погружаюсь в воду. У меня есть пятнадцать минут, чтобы расслабиться. Горячая вода мне всегда помогла лучше всего. Закрываю глаза и гоню от себя воспоминания. Это сделать несложно, когда не видишь ничего вокруг. Так просто представить, что снова в безликой московской квартире. В тишине и одиночестве. Там все привычно и безопасно.

Не понимаю, в какой момент погружаюсь глубже. Вода достигает подбородка, а потом начинает душить. Попадает в рот, нос, уши. Я трепыхаюсь, но почему-не могу вынырнуть, словно кто-то удерживает меня под водой. Испуганно распахиваю глаза, оказавшись в кромешной темноте. Передо мной только черная вода, которая заполняет легкие. Я не могу дышать, перед глазами начинают плыть круги, и в них я вижу лицо. Андрей. Она напуган, и протягивает ко мне руки. Я инстинктивно тянусь к нему в ответ и… выныриваю.

Вода льется на пол ванной, легкие жжет, и я не могу отдышаться. Не понимаю, что произошло. Я чуть не утонула в ванной? Серьезно? Как я могла уснуть? Такого со мной никогда не было! Это какой-то бред.

Чтобы прийти в себя требуется время. Я привожу в порядок дыхание, вылезаю из ванной и непривычно долго привожу себя в порядок, запрещая думать о том, что просто таким образом успокаиваюсь. Идти уже совершенно точно никуда не хочу. Но я обещала Дэну, а значит должна. Вопрос один – что надеть и как перестать думать о том, что чуть не утонула в ванной. Самая нелепая смерть.

К счастью, в моем гардеробе есть платья и шпильки. Я ничего не изобретаю. Собираю волосы в высокий хвост, чтобы они не липли к шее, и надеваю короткое черное платье на тонких бретельках. Оно приятно прилегает к телу, не обтягивает, словно чулок, но фигуру обрисовывает. К нему достаю босоножки на высоком каблуке.

Собираюсь как раз вовремя. Даже остается время попить кофе с Ириной Алексеевной и приехавшим с работы Игорем Дмитриевичем – отцом Дэна. О случившемся стараюсь не думать. Я до сих пор не могу понять, что произошло. Я уснула? Ненадолго потеряла сознание? А если бы я не увидела в странном сне Андрея, случилось бы непоправимое? Руки подрагивают до сих пор, но я стараюсь не обращать на это внимание. И уж точно не собираюсь никому говорить о случившемся.

Спускаюсь по лестнице на второй этаж и замираю в биллиардной. Наверное, мне стоит идти дальше, но я не могу. Прохожу через просторное помещение со столом, затянутым зеленым сукном. Через приоткрытую дверь выхожу на балкончик и погружаюсь в воспоминания. Я не могу пересчитать все поцелуи, которые случились в этих стенах. Поэтому мне немного горько от того, что я вспоминаю именно этот поцелуй. Неправильный, после самой первой нашей ссоры с Андреем. Я тогда не выдержала первая и пробралась в темный дом по лестнице, ведущей на этот балкончик, и сразу же угодила в сильные объятия. От воспоминаний даже сейчас по плечам пробежали мурашки.

– Привет… искала тебя, – шепчу я несмело, обхватываю руками за шею и чувствую, как тело Андрея напрягается рядом со мной. Он удерживает меня за талию и пытается отстраниться, но я не позволяю, прижимаюсь сильнее и ловлю его лицо в свои ладони.

На улице так темно, что я вижу лишь отблески глаз, резко очерченные губы и глубокие тени от ресниц на щеках. Он пахнет бергамотом и совсем немного сигаретным дымом – такие волнующие, будоражащие воображение запахи.

– Карамелька…– выдыхает он с сомнением. Чувствую, что хочет меня оттолкнуть, но не позволяю.

– Не уходи, – еще раз шепчу я и тянусь губами к губами.

Целую медленно, неторопливо, поддразнивая. Преодолеваю сопротивление, и вот сжатые в плотную линию губы становятся мягкими, а руки на моей талии стискивают сильнее, опускаясь ниже. Так откровенно, волнующе и необычно. Обычно, наши поцелуи чуть скромнее.

Парень прислоняет меня к стене. Его ладонь упирается в стену у моей головы, а сам он прижимается вплотную. Я чувствую сильное тело и напряженные мышцы. Горячее дыхание обжигает.

Губы уверенные, но в то же время, удивительно мягкие, и я закрываю глаза, полностью погружаясь в ощущения нежности и медленно затапливающей страсти. Она идет от кончиков пальцев ног обжигающей волной к губам, которые уже покалывает от поцелуя.

Уверенные, смелые касания, заставляют сходить с ума, а когда он легонько прикусывает мою нижнюю губу, я вздрагиваю – удовольствие слишком острое, чтобы быть правдой. Тянусь ближе, прижимаюсь сильнее и проталкиваю язык между уверенных губ, чтобы поймать хриплый стон в ответ на мои действия. Я готова целоваться с ним тут до рассвета, поэтому что-то протестующе бормочу, когда парень отстраняется.

– Уже поздно, – выдыхает он мне в губы и с сожалением отстраняется. – Родители еще не спят. Тебе лучше уйти. Поговорим завтра. Хорошо? – нежно произносит он и ведет большим пальцем по моей скуле, опускает к губам и на секунду задерживает, лаская подушечкой, а потом отступает в темноту.

– Пока, Андрей… – шепчу я и сбегаю по металлической лестнице вниз, а он еще долго смотрит мне вслед с балкона. Это самый волнующий поцелуй в моей жизни, и мне кажется, мы будем с Андреем вместе вечно. Я не знаю, что срок нашей любви меньше, чем два года.

Черт! Я снова плачу! Как хорошо, что макияжа на мне нет. Точнее, его так просто не испортить. Покрашенные брови, искусственные ресницы. Мне все безразлично мнение поборников естественной красоты. Когда на улице плюс тридцать выбора не особо много: разводы туши, полное отсутствие макияжа или ненатуральная красота. Я выбираю третий вариант. Выдыхаю и подставляю лицо свежему ветру. Он приносит запах моря, который я так сильно ненавижу, но вынуждена терпеть. Прежде чем спускаться вниз, нужно высушить слезы.

– Есень? – слышу голос за спиной и оборачиваюсь.