Ну, Далли казалось, что Принчипесса снова взялась за старое. Неужели Хантер водил знакомства только со сводницами? Как оказалось, жизнь лакомой штучки на содержании — не самый омерзительный ужас, который она могла себе представить. Краучмас сам по себе был пустячным делом. В основном он любил смотреть, как она мастурбирует, так мило на самом деле. Ничего такого, с чем можно идти в полицию, не так ли. Не играл настолько честно, насколько мог, уважал ее чувства, не пытался затащить в зловещую комнатушку в Финсбери или где-то еще, нет, их рандеву происходили не в убогих гостиничных номерах, а в достаточно элегантных местах — на Нортумберленд-Авеню, в полном блеске большого города и всего, что он может предложить: Метрополь, заведения вроде «Виктории», всегда свежие цветы, марочное шампанское, грязная непроницаемость его повседневного бизнеса, сотни маленьких скользких договоренностей с посредниками, которые не всегда помнили, чье имя им положено использовать, превращались в прозрачность и свет, она была в дорогом дезабилье и теплом тумане самоудовлетворения, пока он сидел на безопасном расстоянии и смотрел.

Далли встретила Лью Базнайта на вечеринке в уик-энд в Бананасе, роскошном поместье лорда и леди Оверланч в Оксфордшире. На ней было платье из печатного муслина, в то время —  грандиозный шик среди представителей богемы по духу.

Газетчики на Флит-Стрит использовали его, чтобы каждый день чистить печатную машинку, его доставали из закромов и относили к знакомой Умной Портнихе на Риджент-Стрит, а потом приходили на раут, на котором выглядели, как сегодняшний номер «Глоуб» или «Стендард», и проводили вечер, пытаясь понять, восхищаются люди вашим туалетом или пытаются его прочесть.

Этим вечером на приеме присутствовали члены И. П. Н. Т., в эти дни члены И. П. Н. Т. были повсюду, словно какие-то роковые события делали их присутствие необходимым. Далли недавно раскинула карты Таро: Эрлс-Корт, ничего выдающегося, ничего сногсшибательного, такой расклад, за который продавщица может заплатить шесть пенсов, поэтому, когда Лью объяснил, какого рода детективом он является, она хотя бы знала свой путь среди двадцати двух Старших Арканов.

  — Вы — один из этих ребят И. П. Н. Т?

— Бывший, открыл свою собственную практику, теперь —  скорее консультант за абонплату, если эти Айкосадиады решат действительно отреагировать. Всегда что-нибудь новое, хотя уже много лет, —  подсчитал он, — я ищу их всех, самое простое оказывается наиболее сложным, Луна, Солнце и так далее, пытался избегать их всякий раз, когда это было возможно.

Сегодня, собственно говоря, он лежал под солнцем, надвинув шляпу на глаза, в полудреме, как можно было подумать, от восхода солнца до полудня. Солнце пыталось что-то ему сказать:

 — Это вовсе не обычно, послушай, это я. Это я, конечно, уже более-менее стандартно.

Позднее, ночью, в поместье лорда Оверланч, его нашла Луна среди этих гостей во фраках и платьях «Вионне», она плавала над садами-павильонами, отражалась в обсидиановой гладкости декоративного озера, снова звала с небес: «Это я... Это я...», как огромный лангуст, медленно с грохотом выползающий из бассейна, собака начала лаять в какой-то отдаленной части поместья, и вот появилась ясная и лучезарная Луна, прямо над декольтированными плечами проходящих дам, озаряя игру этих избранных, их цирковые полосатые шатры, их лампы, слепящий свет которых отражался от фантастических ледяных гротов, их охранников с восточными ножами и искусным акцентом белых людей на языках и зубах.

Потом, в конце концов, чистейшая и несомненная, Звезда: «Это я...»

В обычной практике гадания Звезда, номер XVII, на первый взгляд означавшая надежду, предвещала потери. Ее изображала видная молодая женщина, нагая, опустившаяся на одно колено и выливающая воду из двух ваз, ее нагота, как предполагалось, означала, что, даже лишенный всего, человек всё равно может надеяться. А. Е. Уэйт, вслед за Элифасом Леви, верил, что в своем более оккультном значении эта карта связана с бессмертием души. В прежние времена Лью, вероятно, по вполне понятным причинам, больше интересовался этой обнаженной женщиной, хотя разные советчики из И. П. Н. Т. пытались уговорить его пропускать эту карту. Он казался убежденным, столь неотразимо было видение художника колоды «Пикси» Колмана Смита, ему казалось, что однажды вечером он загнет уголок пейзажа, и там окажется точно то же сочетание земли и воды, дерево на холме, птица на дереве, и на фоне россыпи холмов и гор, не замечая его присутствия, стоит эта восхитительная нагая блондинка. В Старых Таро было известно это состояние утраты сути, и для него даже придумали слово —  «Пиксилированный».

—  Сейчас этот Аркан может вообще занимать не женщина, —  постоянно предупреждали его, но тщетно.

Далли смотрела на него, ее лицо сияло всё ярче. Он насмешливо прищурился:

  — Что?

 — Это была последняя карта, которую она открыла для меня, —  сказала Далли. — В Эрлс-Корте. Звезда.

 — Ну, — Лью указал большим пальцем вверх и на восток, где, конечно же, медленно всходило очень яркое светящееся небесное тело, —  неплохо, согласен.

Это был Сириус, царивший в данном отрезке лета, и его благословения были традиционно далеки от чистоты.

 — Тогда скажи мне, —  спросила она, словно они делились печалями, — кто это оказался? Когда ты наконец их выследил. Кем оказалась Звезда?

Обычно он в таких случаях отвечал: «Ну, я, должно быть, преувеличиваю, на самом деле я не выяснил точно». Но, хотя Лью предпочел бы пойти на террасу у темного озерца и в одиночестве выкурить сигару, у него было дело к этой юной леди.

  —  Уделите мне минутку, мисс Ридо?

До сих пор она довольно приятно проводила время, но эти вечеринки обычно предусматривали ответные мероприятия, и она догадалась, что сегодня вечером — именно тот случай. Она поставила свой бокал с шампанским, глубоко вздохнула и ответила: «Конечно». На террасе воцарилось молчание, оставались лишь помехи танцевального оркестра, неожиданно негармоничные, пятно на этом вечере, потом начали играть снова, теперь —  в 3/4, слишком быстро, чтобы это можно было назвать вальсом, за мелодией могли угнаться только спортсмены или безумцы, и в результате пары танцевали с разной скоростью, пытаясь поймать узнаваемую мелодию в конце каждых четырех тактов, все врезались в мебель, стены, друг в друга, шатаясь после этих столкновений с непредвиденными углами и непрестанно хихикая.

  — Парень, с которым вы сюда пришли.

  —  Мистер Краучмас.

  — Давно с ним знакомы?

  —  А кто этим интересуется?

  —  Я — всего лишь посредник, — ответил Лью.

  — От чьего имени? И. П. Н. Т?

  — Это не они, но больше я ничего рассказать не могу.

—  Мы с Кливом — очень хорошие друзья, — сказала Далли, словно Краучмас был бог весть каким по счету из юношей Вест-Энда.

—  Некие парни, живо интересующиеся его коммерческими сделками, — сказал Лью, — щедро заплатили бы за определенную информацию.

 — Ну если бы я знала, как она выглядит, но я ведь не знаю, я не читал финансовые разделы газет, даже не понимаю заголовки, по правде говоря.

  — А как насчет немецкого?

  — Не знаю ни слова.

  — Узнаете, если увидите?

 —   Полагаю, да.

Где-то в темноте участка павлин вдруг издал громкий булькающий звук «Ооххх(?)», потом крикнул «ХАЙ!» почти человечьим голосом.

—  Брат Краучмас уже много лет поддерживает несколько контактов с немцами, — сказал Лью. —  Начал с турецких железнодорожных поручительств: загребал деньги лопатой год или два, потом перепродал непосредственно линии или лицензии на их эксплуатацию в основном респектабельным немецким фирмам через «Дойче-Банк», где у него фактически личный счет, вплоть до сегодняшнего дня, и на нем уже накопилась довольно неплохая сумма. Если вы спросите у него, насколько это патриотично или хотя бы лояльно, он вам ответит, что Король — дядя Кайзера, и если это не связь, тогда он уж и не знает, что это.