Елена

Белый внедорожник резко тормозит на обочине. Я знаю, чья это машина, я знаю, что это за мной. Бежать и прятаться бесполезно, он достанет меня из-под земли. Ужаса нет, паники тоже. Я не боюсь. Человек – такое существо, которое привыкает ко всему, даже к страху.

Я кролик, иду в пасть к своему удаву. Бесполезно сопротивляться, истерить и что-то требовать. До моих чувств нет никому дела. Герман был прав: я комнатная собачка на очень длинном поводке, могу гулять, где захочу, но, как только хозяин прикажет, должна бежать к ноге.

И я бегу. Сама подхожу к машине и сажусь на переднее пассажирское сиденье. Нет не добровольно, но другого выхода у меня нет. Ему плевать, куда я иду и есть ли у меня важные дела. В любое время дня и ночи я должна исполнять его приказы по первому требованию.

Белов, как всегда, собран, ухожен. Такой лощеный мудак. В идеально выглаженной черной рубашке с высоким воротником. Он никогда не одевается просто, вызывающе или неформально. Гребаный эстет. Все по классике. Брюки с идеальными стрелками, до блеска начищенные туфли, часы на кожаном ремешке на запястье и еле уловимый парфюм. Что-то свежее. Лёгкий шлейф озона и морозной мяты. В его машине до безобразия стерильно, ни одной пылинки, словно она только что из салона. Мне кажется, что в его голове тоже все разложено по полочкам. Там четкая операционная система, которая никогда не дает сбоев. А если заводится вирус в виде эмоций и чувств, то его антивирус все тщательно чистит.

Он медленно поворачивается ко мне и заглядывает в глаза. Всегда считала карие глаза тёплыми и красивыми, особенно когда они вот такие насыщенные, цвета крепкого кофе. И только у этого мужчины они холодные. Его нельзя назвать обаятельным – слишком резкие и жёсткие черты лица. Суровые. Никогда бы не назвала его привлекательным, он, скорее, хищный. Женщинам такие нравятся. Они просто не понимают, что эти мужчины не умеют любить, они только пользуются и выкидывают отработанный материал. Хищники не испытывают жалости.

Рывок – и мою шею сжимает сильная рука. Глаза цвета кофе заглядывают в самую душу. Хищник очень зол. Его верная собачка посмела ослушаться. Нет, вины я не испытываю. Скорее, удовлетворение от того, что нарушила его планы и избавила Варвару от этого паука. Поддаюсь его рукам и закрываю глаза. Не могу привыкнуть и научиться выдерживать этот тяжёлый, уничтожающий взгляд.

– Ты меня сильно разочаровала, Лиса, – голос ровный, спокойный, таким зачитывают приговор. – Такая бесстрашная или просто идиотка? – вопрос риторический. – Свободы глотнула? Забыла, где твое место? – в голосе сочится металл. Белов притягивает меня за шею ближе к себе и глубоко втягивает воздух у моего виска. – Не боишься? – ухмыляется. – От тебя не пахнет страхом. Все-таки идиотка, – констатирует он. Я часто представляю, как убиваю Белова. Разными способами. И уже даже не пугаюсь этим ненормальным фантазиям. – Сожму твою тонкую шею сильнее и сверну ее. – Ты наделала мне много проблем, Лиса.

Перехватывает меня за скулы и большим пальцем вдавливает губы, размазывая помаду. Такая вот изощрённая игра на грани фола.

– Дать второй шанс – все равно что дать вторую пулю промахнувшемуся. Что мне с тобой сделать?

– Придуши уже, наконец, – отвечаю, распахивая глаза.

– Нет, Лена, это слишком просто, – резко отпускает, отталкивая от себя. – Еще раз ты меня разочаруешь – посажу на цепь, – проговаривает сквозь зубы. – Тебе очень повезло, что ты мне еще нужна, иначе… – не договаривает, заводит двигатель и срывается с места. Я знаю, что Белов не бросает слов на ветер, и все эти угрозы не пустые. Знаю…

Мы едем в полной тишине в неизвестном мне направлении. Смотрю вперед на дорогу, на яркое летнее солнце, высокие кроны придорожных деревьев, на беззаботных людей в парке, на уличные кафетерии и летние террасы ресторанов, и что-то накатывает. В какой-то момент моя жизнь померкла и потеряла краски. Белов добавил в нее свой черно-белый фильтр.

Машина, как ни странно, тормозит у ресторана на набережной. Даже удивительно, что меня не привезли сразу в СИЗО, Решил поиздеваться, прежде чем сгноить в тюрьме? Иногда мне кажется, что легче отсидеть срок, чем быть его собачкой. Но я настолько труслива и слаба, что продолжаю быть ветошью в руках этого паука. А этот чистоплюй подтирает мной свою грязь. Остается просто ждать, когда меня выкинут и забудут.

Родион выходит из машины; естественно, ни о какой галантности не может быть и речи. Дрессированные собачки должны бежать рядом без команды. Прохожу за ним внутрь заведения. Нас встречает молодая девочка-хостес, она улыбается Родиону и с интересом рассматривает меня. Да, я сегодня одета явно не для ресторана. На мне шорты, туника с открытым плечом и босоножки в греческом стиле. Я собиралась в студию. У меня через пять минут занятия с группой. Ну, извините, хозяин не предупредил, что везёт меня выгуливать в такие пафосные места.

– Родион Романович, ваш столик на балконе готов, – сообщает нам девушка и провожает на второй этаж. Это, и правда, что-то в виде большого балкона на один столик. Вид на набережную прекрасен. Плетеная мебель, подушки, воздушные балдахины и стол на двоих. Хорошее место для романтических свиданий. Усмехаюсь сама себе. Свиданий у меня не было уже сто лет.

Садимся друг напротив друга, девушка оставляет нам меню и удаляется. И снова тишина. Белов вальяжно откидывается на спинку кресла, изучая меню. В общем, ведёт себя так, словно меня не существует. Ничего удивительного, типичное поведение мудака. Даже не заглядываю в основное меню. Есть за одним столом я с ним не собираюсь. Изучаю винную карту. А вот выпить нужно обязательно. Этого паука можно перенести только на пьяную голову.

Родион отвечает на звонок и долго слушает собеседника, а я отправляю сообщение в чат группы о том, что занятие не состоится. Извиняюсь, обещая всем провести бесплатное занятие. Из-за этого мудака я несу убытки. Но это его тоже не волнует.

К нам подходит молодой официант, Родион делает заказ, и парень переводит на меня взгляд.

– Мне только бокал белого вина. Вот этого, – указываю в карту.

– Хорошо. Может, фрукты, закуски или сырную нарезку к вину? – предлагает парень. Отрицательно качаю головой.

– Фрукты и сырную нарезку, – заказывает за меня Белов. Смотрите, какой щедрый. Ну пусть ест свои фрукты и сыр. Иногда мне кажется, что у нас Беловым своеобразный «роман» с тяжёлыми абьюзными отношениями. Официант удаляется, снова оставляя нас наедине. Белов вынимает сигареты и закуривает, щелкая своей серебряной зажигалкой и небрежно откидывая ее на стол.

– На входе написано, что здесь нельзя курить, – произношу я. Белов ухмыляется, глубоко затягивается и демонстративно выдыхает дым мне в лицо. – Ах, ну да, для тебя нет правил. Вседозволенность портит людей.

По взгляду вижу, что язык мне, по меньшей мере, оторвут, но не могу молчать.

– Лена, Лена, – Родион качает головой. – «Молчанье – щит от многих бед, а болтовня всегда во вред. Язык у человека мал, а сколько жизней он сломал!» – цитирует он.

– Омар Хайям? Никогда бы не подумала…

– Твоя проблема в том, что ты меня недооцениваешь. Недооцениваешь мой интеллект, мои возможности и мои угрозы. Тем самым усложняя себе жизнь. Тебе всего лишь стоило доиграть партию с Варварой до конца. И ты ее великолепно доиграла. Но не смогла красиво выйти на поклон.

Замолкаем, поскольку к нам подходит официант, подавая напитки, фрукты и сыр. Мне – бокал холодного вина, а Родиону – просто воду с мятой и лаймом. Этот эстет не пьет. Никогда не видела у него в руках алкоголя. Такой весь правильный и аккуратный снаружи, но очень черный внутри. Выпиваю пару глотков напитка, блаженно прикрывая глаза. Хорошее вино, дорогое, благородное.

– Ты могла быть уже свободна. Я двойную плату не беру и держу слово, но ты предпочла попасть ко мне в рабство надолго. У меня для тебя новая пьеса. Почти главная роль. Отыграешь великолепно, не сфальшивишь – твои долги спишутся. Снова меня предашь – пойдешь по этапу, я лично позабочусь о том, чтобы тебе дали самый большой срок. Не нужно меня больше разочаровывать, – с угрозой в голосе произносит он. – Себя не жалко, мать пожалей, второго инфаркта она не перенесёт.